2. Сущность и основные характеристики локальных цивилизаций, особенности прогресса для них

События греко-турецкой войны Тойнби рассматривает как пример взаимодействия трех локальных цивилизаций - «Ближневосточной» (Near East), «Средневосточной» (Middle East) и «Западной» (West).

По Тойнби, западное общество - «более тесное и более постоянное единство, чем любое из независимых государств, которые формируются и распадаются в его рамках, или чем империи, состоящие из западных и незападных народов. Его (западного общества) собственные внутренние дела зачастую отвлекают его внимание от пограничных земель (borderlands) и от регионов, лежащих за ними».

Но это «безразличие» Запада к Востоку находилось в глубоком контрасте с тем огромным влиянием, которое Запад оказывал на «Ближневосточный» и «Средневосточный» мир. Эта комбинация максимального воздействия и его минимальной осознанности сделала западный фактор на Ближнем и Среднем Востоке в общем и целом анархической и разрушительной силой, и в то же время он оказался почти единственной позитивной силой в этом районе. При всяком анализе любого современного политического, экономического, религиозного или интеллектуального движения в этих обществах, оно почти всегда оказывается ответом или реакцией на западный стимул. В определенной форме западный стимул там почти неизбежен, а чисто внутренняя инициатива редко поддается обнаружению и, возможно, вовсе отсутствует. Причина состоит в том, что до начала западного проникновения, коренные цивилизации этих регионов были частично или полностью сломлены Тойнби А. Постижение Истории. Москва Прогресс, 2005. - С.172.

Далее Тойнби кратко рассматривает исторический путь «Ближневосточной» и «Средневосточной» цивилизаций. Их анализ позволит нам выявить общую систему взглядов «раннего» Тойнби на жизненный путь локальных цивилизаций вообще. «Ближневосточная», или православная цивилизация выросла из руин античной цивилизации в Анатолии и в Константинополе одновременно с ростом цивилизации на Западе. Два общества имели одного «родителя», одинаковый возраст и показали одинаковую внутреннюю силу экспансии, но на этом параллель заканчивается. Западная цивилизация, при всех ее конечных ограничениях, с тех пор продолжала развиваться и расширяться, в то время как Ближневосточная цивилизация после более блестящего начала, неожиданно сломилась в XI в. и скатилась к непоправимому упадку, так что к XVII в. ее влияние на умы людей почти угасло повсюду, за исключением России. Тойнби А. Цивилизация перед судом Истории. СПб.: Ювента, Прогресс, Культура, 2007. - С.67

Причину такого поворота событий Тойнби видит, прежде всего, в преимущественном развитии в православных странах государственной власти в ущерб всем прочим институтам. Гипертрофированная роль государства привела к тому, что церковь стала его «департаментом», а не межгосударственным общецивилизационным институтом, как на Западе Эта идея Тойнби актуальна и в настоящее время: достаточно отметить падение роли религии в жизни западного общества и едва ли не искусственное её усиление в России. Отдельные общественные группы и корпорации никогда не боролись за автономию, поэтому не было ничего, что могло бы удерживать два сильных православных государства от столкновения. В результате мирное сосуществование первого Болгарского Царства и Византийской Империи оказалось невозможным, что привело к фатальной «столетней войне» между ними (913-1019). Болгария была временно подчинена Византии, а победившая империя настолько ослаблена, что стала легкой добычей сначала турок-сельджуков, а затем крестоносцев. Столкновение византийцев с крестоносцами вызвало у первых такую антипатию по отношению к Западу, что в дальнейшем многие из них предпочитали поклониться турецкому тюрбану, нежели папской тиаре. Это обстоятельство, разумеется, облегчило туркам-османам завоевание православного мира. Но и после него антипатия греков по отношению к «латинскому» Западу долго сохранялась.

Только с начала XVIII в. в странах «Ближневосточной» цивилизации возобладала вестернизаторская тенденция. Причем произошло это почти одновременно и в России (во время петровских реформ), и в подвластных Турции православных странах. Перемены внутри самого Запада дали возможность другим народам воспринимать те или иные элементы западной культуры без принятия западных религиозных догматов. То обстоятельство, что православные народы смотрели теперь на Запад не как на средоточие ереси и обиталище «варваров-франков», а как на «просвещенную Европу», имело для них гораздо большее значение, чем все дипломатические интриги вокруг «восточного вопроса». Произошло принятие западной одежды и западных манер, западного коммерческого и административного опыта, и, самое главное, - западных идей. Переводы западной литературы и подражание ей подтолкнули развитие народных языков «Ближневосточных» народов, на которых в средние века не создавалось почти никакой литературы. За два с половиной века «Ближний Восток», утратив свою особенную цивилизацию, с головой окунулся (has flung itself) в движение Запада практически без всяких ограничений и возможностей для отхода. Тойнби А. Цивилизация перед судом Истории. СПб.: Ювента, Прогресс, Культура, 2007. - С.88-89

Судьба «Средневосточной» цивилизации, появившейся на свет из руин древних цивилизаций Египта и Месопотамии, была несколько иной. Она появилась на свет из руин. В отличие от «Ближневосточной» цивилизации, она имела различных с Западом предков и была моложе Запада примерно на шесть веков. После крушения халифата Аббасидов «Средневосточная» цивилизация пережила период «междуцарствия» и варварских нашествий кочевников. Многообещающее возрождение относится примерно к рубежу XIII--XIV вв. В Османской Империи проявился политический и военный гений, в Сефевидской Персии - религиозные искания, выразившиеся в возрождении шиитской доктрины. От Константинополя до Дели создавались шедевры архитектуры. Но «надлом» этой цивилизации произошел очень скоро, и на более ранней стадии, чем в православном мире. И в Могольской, и в Оттоманской империях упадок жизнеспособности и творческих сил был заметен уже к концу XVI в. К 1774 г. Могольская и Сефевидская империи погибли, а Оттоманская была, казалось, в предсмертной агонии.

Причина коренилась в государственном строе этих империй. Система отбора, обучения и службы солдат и чиновников была в них разработана почти столь же скрупулезно, как в идеальном государстве Платона, но и в той же степени противоестественна. Османы и Моголы попытались перенести на условия земледельческого общества порядки и обычаи, выработанные в период их кочевого прошлого. Отношения между правителем, его слугами и подданными строились как отношения между пастухом, сторожевыми собаками и стадом (именно так переводится термин «райя», использовавшийся турками по отношению к крестьянам покоренных земель). Ненадежность этой структуры проявилась, когда «сторожевые собаки» стали поднимать мятежи против своего правителя гораздо раньше, чем «стадо». Но главная опасность заключалась в том, что эксперимент с внедрением этих институтов проводился не на пустом месте.

Подвластное мусульманским правителям население было наследником более древних цивилизаций («Ближневосточной» и «Индусской»), а близость Западной цивилизации делала такие эксперименты особенно опасными. Своевременный пересмотр организационной структуры мог бы спасти «Средневосточную» цивилизацию, но этого не произошло. Тойнби, однако, оговаривается, что речь идет лишь о частичном «надломе». Цивилизации, как и люди, происходят от двух родителей, и во всех новых цивилизациях, чью родословную мы можем проследить, наследие цивилизованной матери всегда было более важным, чем наследие варвара, совершившего над ней насилие. И на Западе, и на Ближнем и Среднем Востоке наследие от материнской цивилизации передавалось в форме «универсальных религий» - христианских церквей в двух первых случаях, ислама в последнем. Так же, как христианство на Западе пережило неудачу первых «тевтонских» королевств, так же и ислам пережил упадок власти Моголов и Османов. Более того, поскольку Средневосточная цивилизация на шестьсот лет моложе Западной, позиции ислама там значительно сильнее позиций христианства среди нас. Как выразитель чувств и идей, как связующая сила общества, он, по крайней мере, столь же силен, как христианство на Западе в XIV веке, и даже еще более незаменим. Поскольку на Среднем Востоке еще не было создано ни одной успешной светской структуры, только религия держит сейчас Средний Восток вместе. Тойнби А. Постижение Истории. Москва Прогресс, 2005. - С.184

Как видим, уже на этом этапе своего творчества Тойнби придает огромное значение религии как фактору, отделяющему одну цивилизацию от другой. В его понимании, цивилизация - это не столько географическая или этническая реальность, сколько определенный фактор коллективного сознания: «Конфликты между цивилизациями ужасны, поскольку цивилизации, это наиболее реальные и фундаментальные формы человеческого общества. Но именно потому, что они - главные движущие силы, их различие заключается не во внешних проявлениях, таких как цвет кожи, психические особенности или язык, но в образе мышления. И если эфиоп не может изменить цвета кожи, иностранец - избавиться от акцента, а подданному определенного правительства трудно сменить свидетельство о рождении, то человеческие умы можно даже в последний момент отвратить от разрушительного пути. Цивилизации различаются по образу мышления, и, к счастью, есть широкие возможности урегулировать взаимоотношения между представителями различных цивилизаций». Тойнби А. Цивилизация перед судом Истории. СПб.: Ювента, Прогресс, Культура, 2007. - С.90

В конце книги Тойнби углубляет и развивает эти идеи. Он стремится категорически опровергнуть существующие на Западе предрассудки о странах Востока, как о средоточии варварства и обществе, неспособном к прогрессу. Тойнби выделяет три «фальшивых антитезы», укорененных в западном сознании, имея в виду противопоставление христианства и ислама, Европы и Азии, цивилизации и варварства.

Первое противопоставление неверно, по мнению Тойнби, потому что «христианство» не является эквивалентом Запада, а «ислам» - противоположностью западным идеалам. Христианство - лишь общее название для представителей трех совершенно различных цивилизаций, показывающее, что они имели общего предка. Последователей несторианских и монофизитских церквей, отколовшихся от остальных христиан в IV-V вв., Тойнби причисляет к Средневосточной цивилизации, так как эти церковные схизмы были в свое время актом протеста негреческого населения против эллинизации в рамках Византийской империи. Именно эти группы населения впоследствии охотнее всего принимали ислам (особенно успешно это осуществилось в Египте, египтяне, за исключением коптов, практически были ассимилированы арабами и утратили свой родной язык). Точно так же разрыв между православной и католической церквами способствовал обособлению их последователей в две различные цивилизации (Ближневосточную и Западную). Столетия раздельного существования дали разным направлениям христианства совершенно различный духовный опыт, отрезав их от великих событий и людей других христианских конфессий. Поэтому их «общая христианская вера» - не факт реальной действительности, а исторический курьез.

В то же время ислам не чужд Западу. Отношение мусульман к Западу отличается от отношения христиан-монофизитов скорее степенью, чем характером. Обе религии выступают за последовательный монотеизм против догмата о Троице, и обе появились как протест против эллинизации. В то же время, «в жилах» ислама «течет кровь» тех же «предков», что и у христианства. Влияние греческих оригиналов на раннюю мусульманскую литературу, римского права на мусульманское, эллинистических идей и институтов на исламские все больше и больше привлекает внимание востоковедов. Более того, католик и мусульманин лучше поймут друг друга, чем католик и христианин-некатолик.

То, что ислам якобы не способен к прогрессу, Тойнби опровергает тем, что ислам на 600 лет моложе христианства. Автор приводит возможные (весьма нелестные) отзывы стороннего наблюдателя (китайца) о Западной цивилизации в XIV столетии после рождения ее основателя. Тогда Запад, казалось, не показывал никаких возможностей для развития, но впереди были Возрождение и Реформация. Точно также в 1340 г. хиджры (1922 г. - год написания книги) нельзя предугадать возможные будущие достижения исламской цивилизации. Поэтому бессмысленно упрекать многих мусульман за то, что они не приемлют западного прогресса, не имея представления об их собственных понятиях прогресса. Это было бы столь же бессмысленно, как упрекать собственных предков, живших в XIV в. за то, что они не восприняли китайскую систему ценностей. Более того, мусульмане могут при определённых условиях оказаться очень переимчивы к западному образу жизни в меру своей выгоды: Мустафа Кемаль ввёл в Турции григорианское летоисчисление, гражданское законодательство по образцу швейцарского, и это несмотря на оппозицию консервативного духовенства.

Противопоставление Европы и Азии кажется Тойнби совершенно абсурдным уже потому, что сама история многих стран и народов, а также современное Тойнби состояние Турции и России показывают, что ни Уральские горы, ни Черноморские проливы не являются серьезными барьерами на пути расширения государств и культурных влияний Хюбнер А. Мыслители нашего времени: справочник по философии Запада XX века. М., 2004 - С.129.

Противопоставление между «варварством» и «цивилизацией», между кочевым и оседлым образом жизни, которое многие склонны были переносить на современных греков и турок, видя наследников древних эллинов в одних и потомков диких гуннов и сельджуков в других, Тойнби опровергает целым рядом аргументов. По его мнению, понятия «турок» и «грек» в начале XX в. практически ничего общего не имели с аналогичными понятиями древности и средневековья. Большинство современных турок - потомки греков и армян, принявших ислам и усвоивших язык немногочисленных завоевателей (кстати, официальный подход в Османской империи различал понятия «турок», - которым обозначали простолюдина, тождественное русскому слову «мужик», - и «осман», понятие, применявшееся к любому представителю власти, исповедовавшему ислам, независимо от его национальной принадлежности). Современные же греки переняли увлечение античностью с Запада, и называть их «эллинами» - такой же анахронизм, как называть швейцарцев «гельветами». Тойнби А. Постижение Истории. Москва Прогресс, 2005. - С.195

Взаимоотношения между кочевым и земледельческим миром, которые на протяжении истории принимали иногда драматический и даже кровавый характер, объясняются Тойнби как следствие чисто климатических причин - чередования «сухих» и «влажных» периодов с циклом примерно в 600 лет. В «сухие» периоды кочевники нападали на земледельческие районы в поисках новых пастбищ, во время «влажных» периодов земледельцы медленно продвигались в степи в поисках новых угодий. Большую часть времени кочевник и крестьянин мирно сосуществуют, пока перемена климата снова не заставит изменить границы их среды обитания. При этом кочевника, вторгающегося в чужие владения, рассматривают как хищника, в то время как занимающий чужие земли крестьянин или вовсе не получает оценки, или рассматривается как апостол цивилизации. Происходит это, во-первых, потому, что тактика кочевника более драматична и производит большее впечатление на воображение, чем тактика крестьянина. Во-вторых, «история пишется оседлыми народами для оседлых народов, которые являются наиболее многочисленной и образованной частью человечества, в то время как кочевник обычно страдает, чахнет и исчезает; не рассказав своей истории, Однако, если бы он записал ее, он мог бы изобразить нас как монстров». Итак, можно констатировать, что в начале 20-х годов у Тойнби уже сформировалось понятие локальной цивилизации как основной движущей силы человеческой истории. Цивилизация при этом мыслилась как духовная общность людей, определявшаяся в первую очередь религиозной традицией. Концепции «вызова» и «ответа», хоть и не декларируются явно, тем не менее, уже присутствуют в его построениях (западное влияние рассматривается как «вызов» для «Ближневосточной» и «Средневосточной» цивилизаций, а происходящие в них процессы адаптации к этому влиянию - как «ответ» на него). Вполне сформировалось и понятие «надлома» цивилизации, как такого рокового события в ее жизни, которое ведет или к утрате государственности, или к чрезвычайному ее ослаблению. Причины «надлома» Тойнби видит в неправильной организации общества и власти (гипертрофия государства - в православных странах, необдуманное перенесение кочевых институтов на оседлую жизнь - в мусульманских). «Цивилизации» для Тойнби уже в этот период не являются замкнутыми в себе организмами. Они имеют предшественников - «родителей» и тесно взаимодействуют между собой на определенном этапе своего развития.