Филон Александрийский

Александрия являлась крупнейшим центром иудейской диаспоры. Продолжительное ее взаимодействие с эллинистиче­ским миром имело своим последствием постепенную эллинизацию александрийских евреев. В сфере культуры греческая ученостьсоединилась с иудейским раввинизмом. Появление в III в. до н. э. Септуагинты дало новый толчок греко-иудейскому синкре­тизму. Платон и Моисей теперь заговорили на одноми том же языке. Образованные иудеи, учившиеся обычно в школах греков, пытаются перевести языкБиблии на язык греческой философии. Для этого они пользуются утвердившимся среди александрийскихфилологов методом аллегорического толкования. Так родилась библейская экзегетика. Виднейшим предста­вителем этой экзегетики I в. до н. э. — I в. н. э. былФилон Александрийский. Колоссальный авторитетсочинений Филона у христианских мыслителей эпохи пат­ристики и средневековья обеспечил им долгую жизнь и сравнительно хорошую сохранность: мы обладаем сейчас более чем тремя десятками его сочинений.

Предметом истолкования служило Филону Александрийскому преимущественно Мои­сеево Пятикнижие. Согласно Филону, Пятикнижиепредставляет собой иносказание, умышленно состав­ленное Моисеем таким образом, чтобы под внешней формой мифа и исторического повествования скрыть от непосвященных глубочайший духовный смысл Божественного откровения, заключающего в себе разгадку всех тайн мироздания и ответы на все те вопросы, на которые пыталась ответить греческаяфилософия. Однако внутренний, скрытый смысл библейских писаний приоткрывается только избран­ным, наделенным Божественной благодатью. Духов­ное постижение есть дар Божий, и для него недоста­точно одних только самостоятельных усилий челове­ческого разума. Нопостижение, понимание есть дело разума, хотя бы и разума, укрепленного благодатью. Поэто­му совершенствование разума, приобщение к на­укам и философии, является предварительным усло­вием овладения духовной экзегезой. При этом, как свободные науки (грамматика, риторика, диалек­тика, геометрия, арифметика, музыка и астрономия)служат приготовлением к философии, так филосо­фия готовит ум к теологической мудрости, т. е. куяснению духовного смысла откровения.

В представлении Филона греческая философия и мудрость библейская в конечном счете имеют один и тот же источник — Божественный разум, Логос, хотя библейская мудрость имеет то преимущество, что она есть просто слово (Логос) Бога, тогда как философия греков есть человеческое воспроизведе­ние отраженного «слова» — образа божественного Логоса

Как верующий иудей, Филон был сторонником монотеизма и креационизма. Подкрепление обеим позициям он легко находил в Библии. Но, как алек­сандрийский интеллектуал, воспитанный в греческих философских школах, он не мог примириться с тем,что этот монотеизм и креационизм в Пятикнижии был выражен в форме наивного антропоморфизма и натурализма. Выход из положения был найден довольно простой: все библейские вы­сказывания, расцененные Филоном как не соответ­ствующие идее духовного Бога, были отнесены им к классу мистических аллегорий. Наоборот, те ме­ста Библии, где можно было усмотреть хоть малей­шее сходство с суждениями философской «теологии» греков, Филон всячески выпячивал, интерпретируя их в терминах пифагореизма, платонизма и стои­цизма. В результате ветхозаветный Бог получал но­вые, эллинистические по звучанию, философские по смыслу атрибуты. Согласно Филону, библейский Бог — это абсолютная монада, возвышающаяся над всякой множественностью, или даже сверхмонада, ибо он есть такая единица, рядом с которой нет других единиц, и такое единство, которое совершенно неразложимо и неделимо. Сущ­ность Бoга абсолютно проста, а потому и непости­жима для дискурсивного разума. Мы можем знать,что Бог есть, но не можем знать, что он есть. Вот почему в книге Исхода Бог назвался Моисею только как «Сущий», «существующий» (Иегова) и не от­крыл других Своих имен. Язык чело­веческий слишком несовершенен и слишком чувст­вен и конкретен, чтобы выразить божественные име­на, К пониманию того, что такое Бог, можно прибли­зиться только путем отрицания того, что Он не есть, т.е. путем отрицательной, апофатической теологии. Например, справедливо сказать, что Бог неизменен, бесконечен, нестрадателен, не нуждается для Своего существования ни в чем, немножественен и неде­лим и т. п. Путем такой отрицательной редукции можно прийти к некоторому позитивному остатку, о котором уже вовсе ничего нельзя будет сказать, так как все рассудочные определения будут исчер­паны. Постижение этого остатка означало бы выходза пределы рассудка (экстаз) и переход на более высокую ступень познания — ступень мистической, сверхразумной интуиции, где Божественная реаль­ность созерцается лицом к лицу, но безотчетно и безмысленно, ибо свет этой реальности ослепляет рассудок настолько, что представляется ему абсо­лютной тьмой. Сверхразумное созерцание подобно трезвому опьянению и экстатическому ясновидению корибантов. Пророчества Мои­сея, с точки зрения Филона,— это результат непо­средственного внерационального внушения Моисею Божественной воли. Соответственно и для усвоенияих требуется не столько понимание, сколько простая вера. Вообще позитивное знание о Боге и вещах Бо­жественных может быть получено либо через вдох­новенный экстаз, либо через библейское откровение. Таков главный вывод филоновской мистической тео­логии. В противоречии с этим выводом находитсядругая, более философская, часть учения Филона — учение о Логосе.

Филоновский Логос соединял в себе три группы значений: 1) значения, приписанные ему античной философией; 2) значения, выводимые из Библии; 3) значения, приданные ему самим Филоном. Как и в античной философии, Логос наделяется у Фило­на рационально-логической и структурно-упорядочи­вающей функциями. Логос — это мировой порядок,красота и гармония. Это закон, приводящий все раз­нообразие вещей к единству; через него реализуется всеобщая связь вещей, подобная магнетической свя­зи. От него — всякая форма, вся­кая устойчивость и определенность. Он имманент­ная миру сила, сохраняющая и поддерживающая его, мировой разум, управляющий космическим те­лом, подобно тому как человеческий разум управ­ляет телом человека. Мир и человек соотносятся как макро- и микрокосмос. Человеческий разум — ско­лок с мирового. Все эти характеристики Логоса со­вершенно совпадают со стоическими. Другие каче­ства филоновского Логоса свидетельствуют о влия­нии платонизма. Взятый сам по себе, в абстракции от телесных вещей, Логос есть царство вечных умо­постигаемых идей, тождественных с божественными мыслями. Мир создается Богом по модели этих идей и служит их отображением. Логоспредшествует космосу, как замысел художника предшествует создаваемому художественному про­изведению: произведение есть лишь воплощение идеи создателя — воплощенный Логос. Источником этих представлений Филона был, по-видимому, пла­тоновский «Тимей».

Дальнейшие рассуждения Филона о Логосе имеют уже библейскую окраску; их подоплекой слу­жат креационизм и монотеизм. Бог творит мир изнебытия силой Своего Слова — Лого­са. Логос — это сам божественный разум и одновре­менно производящая энергия: «Бог сказал, и совер­шилось», «Своей премудростью Бог создал все вещи». Будучи во всем подобен Богу и раз­деляя с Ним основной божественный атрибут — силу творчества, Логос представляется как бы «вторымбогом», на самом же деле он только «образ» Бога. Этот «образ» уникален, как и сам Бог. Единый Бог посредством единого Логоса творит единый и единственный мир. Человек тво­рится из праха земного по образу Бога, каковым яв­ляется человеческий разум — подобие божественного Логоса. Логос-Разум божественный, космический и человеческий — это разные модификации одного и того же Логоса, связующего все бытие одной неразрывной цепью. Логическое единообразие бытия служит гарантией возможности познавательного восхо­ждения от творения к Творцу: красота и разумность мирового порядка, единство мира должны возбуж­дать идею о едином Творце этой красоты и порядка.

Соглас­но Филону, Библия и греческая философия не про­тиворечат друг другу и именно потому, что как та, так и другая порождены Логосом: первая — божест­венным Логосом, открывшим себя пророкам непо­средственно; вторая — Логосом, отраженным в чело­веческом разуме и мире. Мудрость Моисея, Пифа­гора и Платона имеет один и тот же источник. Из того же источника черпают свои разнообразные представления о божественном все народы. Неадек­ватность этих представлений обусловлена только не полной проявленностью в их сознании силы Логоса. Самораскрытие «естественного» Логоса неизбежно приводит к исходному библей­скому монотеизму. Однако Пифагор и Платон, по мнению Филона, ближе других подошли к моноте­изму не только благодаря «логической» одаренности и проницательности, но и благодаря прямому заим­ствованию из Библии. Как мы увидим ниже, этой идеей, возникшей из потребностей иудейской аполо­гетики, впоследствии воспользуются христиане.

Собственно филоновские характеристики Логоса — результат экзегезы Писания. Филон называет Логос первородным сыном Бога-Отца, «человеком Бога», «небесным Адамом», «не­бесной манной», «архангелом» и т. п., подчеркивая его функцию посредника между Богом и миром, Богом и человеком. Метафоры и аллегории Филона навеяны здесь некоторыми сти­хами Псалмов и, возможно, пророческими книгами Библии. Пророк Исайя назы­вает Сына человеческого ходатаем перед Богом за людей. Подобную же функцию приписывает Филон Логосу. О посредничестве Логоса Филон говорит там, где библейский взгляд берет у него верх над эллинистическим, мистика — над рационализ­мом. Возвращаясь к идее иррационального, таинст­венного и трансцендентного Бога, Филон оказыва­ется перед необходимостью увязать эту идею с пред­ставлением о рациональной организации универсума и человека. Разделенные пропастью взаимоотрицаю­щих свойств, Бог и мир, Бог и человек исключали бы всякую возможную коммуникацию.

Введение этого понятия дало Филону основу для достаточно свободной аллегорической и философской экзегезы Писания. Оставляя Богу свой­ство трансцендентности, Филон рассматривал все ветхозаветные епифании как явления не Бога-Отца, а Логоса. В библейском повествовании о скитаниях Израиля в поисках «земли обетованной» он видит иносказание о странничестве человека в этой зем­ной жизни. «Исход» евреев из египетского рабства он толковал как освобождение души от рабства тела. Вместе с платониками и пифагорейцами (его идейными наставниками) он считал тело началом зла и темницей души, видя аллегорическое указание на это в библейском рассказе о том, что после грехо­падения Адам и Ева надели на себя «одежды кожа­ные», т. е. земные тела. Впрочем, идеал аскетизма и созерцательной жизни принимал­ся им более буквально, чем платониками и пифаго­рейцами. Вообще Филон, как правило, хочет создать впечатление, что он нигде не покидает почву иудаизма и не выходит за рамки еврейской традиции. Все важнейшие положения своего учения, даже если они имеют совер­шенно эллинистическое звучание, он стремится обо­сновать аллегорически истолкованными библейскими пассажами. Но удержать философски заряженнуюмысль в границах отеческой религии ему, конечно, не удается. Опыт соединения античного логоса с иудейской верой вылился в неортодоксальность. Иудаизм вскоре фактически отрекся от своего философствую­щего адепта; ортодоксам не подходили такие заим­ствования у эллинов, как учение о переселении душ,учение о мире идей как «царстве Божием» и многое другое, подобное этому, попавшее на страницы фи-лоновских сочинений. Но работа Филона не пропала даром. Сферой ее влияния стала христианская мысль. У Филона будут учиться экзегезе Ориген и Григорий Нисский, Ам­вросий и Августин. Экзегетическое философствова­ние на основе Библии войдет в плоть и кровь всей средневековой культуры