11.4.1. Понятие цели и смысла жизни.

Краткотечность человеческой жизни, трагическая неминуемость смерти едва ли не главная причина мучительных раздумий человека над целью и смыслом своего бытия. А вместе с этим неустроенность нашей жизни, несоответствие действительности возвышенным идеалам, реальная или кажущаяся абсурдность мира и неизбежные физические или духовные страдания, которые рано или поздно обрушиваются на каждого из нас, наводят на размышления о том, стоит ли жизнь труда быть прожитой.

На первой же странице в брошюре под названием «В чем смысл?», изданной христианским издательством «Свет на востоке», я прочитал трогающие душу рассказы людей о постигших их несчастьях и те роковые вопросы, которые порождены страданием этих людей:

«Джим много и тяжело трудился всю свою жизнь. Недавно он ушел на пенсию, и мы мечтали о том времени, когда начнем, наконец, наслаждаться жизнью, а он умер. К чему были все мечты и вообще все?».

«Я был женат два года. Мы копили деньги на постройку собственного дома. Казалось, что все идет прекрасно, и вдруг моя жена сбежала с проходимцем. В чем смысл того, что было между нами?».

«Я усердно учился в школе, позже получил высшее образование, а теперь не могу найти работу. К чему были все мои старания?».

«Только через восемь лет после женитьбы у нас наконец родился долгожданный ребенок, а теперь у нашей маленькой дочурки рак. Как понять это?».

«Все идет к тому, что в один прекрасный момент мы все взлетим на воздух. В чем же смысл нашего существования?».

«Я хожу на работу, возвращаюсь домой, ем, сплю и опять работаю. Жизнь – такая мрачная, скучная, надоевшая. Какой в ней смысл?».

Однако убедительные, доказательные ответы на все эти вопросы, такие ответы, которые можно было бы принять на основании логики, а не слепой веры, обнаружить в брошюре со многообещающим названием мне не удалось.

Нельзя не признать, что вопрос о смысле жизни относится к одним из сложнейших этических и мировоззренческих вопросов, это один из «роковых» вопросов человечества. «Различные фило-софские и богословские системы не только с разных точек зрения подходили к объяснению смысла жизни, но и делали этот вопрос предметом мировоззренческих споров. Киренаики, Сократ, Аристотель, эпикурейцы и стоики, философы и теологи средневековья, немецкие натурфилософы послереформаторского периода, немецкие идеалисты, представители философии жизни начала ХХ в., предшественники современного экзистенциализма делали попытку решить проблему смысла человеческого существования. Однако они так и не смогли ее разрешить» (Панцхава И.Д. Человек, его жизнь и бессмертие. М., 1967, с. 85).

Далее автор цитируемого труда И.Д.Панцхава, следуя идеологическим традициям нашего недавнего прошлого, писал, что «только марксизм впервые дал научный всесторонний анализ проблемы смысла жизни» (Там же). По поводу этого бодрого заявления сегодня можно сказать, что, к сожалению, и марксизм не дает совершенно ясного и неоспоримого решения этого вопроса. В многообразии различных попыток ответить на вопрос, в чем состоит цель и смысл жизни человека, можно выделить следующие подходы: это, во-первых, подход материалистический и противоположный ему – идеалистический, затем, имманентный и трансцендентный и, наконец, абстрактно-объективный и конкретно-субъективный. Первые два из этих подходов я особо рассмотрю во втором разделе данной лекции. Две следующие пары возможных подходов коротко охарактеризую сейчас.

Имманентный подход ориентирован на поиск смысла жизни, внутренне присущего самой человеческой жизни. Такой подход преимущественно осуществлялся этическими учениями, основывающимися на материалистическом мировоззрении. Однако нельзя сказать, что имманентный подход к проблеме смысла и цели жизни совершенно чужд идеалистической этике. В доказательство сошлюсь на И.Канта, который писал: «О человеке... уже нельзя спрашивать, для чего... он существует. Его существование имеет в себе самом высшую цель, которой, насколько это в его силах, он может подчинить всю природу...» (И.Кант Соч. в 6 т., т. 5, – М., 1966, с. 469).

Трансцендентный подход, осуществляющийся главным образом в русле этических исканий идеализма, выводит смысл и цель человеческой жизни за ее собственные пределы, усматривает цель и смысл жизни в обусловленности человеческого существования мировым разумом, в приобщении человека к богу как высшей и самоценной сущности. Вместе с тем, трансцендентный подход может осуществляться и материализмом, если последний истолковывает развитие природы как закономерный и прогрессивный процесс и рассматривает человека как необходимое звено этого процесса или даже его высший и самый совершенный продукт.

Если мир не случаен, а подчинен своей внутренней «логике», тогда и существование человечества (а значит, и каждого отдельного человека) не есть случайность, которой могло бы и не быть. Тогда существование человечества оправдано этой «логикой» мироздания, оправдано как часть, а может быть и суть вселенского развития. Правда, удовлетвориться таким ответом можно будет только в том случае, если удастся объяснить смысл Вселенной, что никак не проще, чем найти смысл человека и человечества.

Как справедливо отмечает И.Зеленкова, «адептами трансцендентной традиции активно используется идея о том, что рассмотреть смысл жизни, находясь «внутри» изменчивого (до хаотичности), противоречивого (до абсурдности) жизненного потока, невозможно; нужен «выход за пределы», чтобы с некоторой устойчивой, отстраненной позиции обозревать его общую панораму, находя таким образом его подлинное значение» (Зеленкова И.Л. Основы этики. Мн., 1998, с. 298).

Абстрактно-объективный подход к исследованию смысла и цели жизни носит общетеоретический характер, он призван выявить смысл жизни вообще, цель жизни вообще, или, иными словами, смысл и цель человеческого существования в целом, безотносительно к конкретному человеку. Конкретно-субъективный подход нацелен на выявление смысла и цели жизни в частности, он стремится дать ответ на вопрос, в чем отдельный человек, индивид может усматривать конкретную цель и смысл своей жизни. «Задавая вопрос о смысле жизни, человек думает не столько о содержании общественного развития как такового, сколько о конкретном содержании собственной жизни,– пишет известный советский социолог И.С.Кон.– Осмысливая собственную жизнь, человек ищет ответ не только на вопрос об объективном, общественном значении своей деятельности, но и о ее субъективном смысле, о том, что значит эта деятельность для него самого, насколько соответствует она его индивидуальности» (Кон И.С. Социально-психологические основы воспитания молодежи.– В кн.: Научные основы политической работы в массах. Л., 1972, с. 189-190).

Результатом конкретно-субъективного подхода являются бесконечные определения агитационного характера вроде: смысл жизни в труде,... в борьбе,... в служении богу,... в выполнении долга,... в строительстве коммунизма и т.д. В этих определениях заключен ответ на вопрос, в чем можно усматривать смысл человеческой жизни, но не ответ на вопрос, что он собой представляет.

Безусловно, личностный ракурс проблемы смысла и цели жизни имеет огромное значение. «Удовлетворите все желания человека,– писал К.Д.Ушинский,– но отымите у него цель в жизни и посмотрите, каким несчастным и ничтожным существом явится он. Следовательно, не удовлетворение желаний – то, что обыкновенно называют счастьем, а цель в жизни является сердцевиной человеческого достоинства и человеческого счастья» (Ушинский К.Д. Избранные педагогические произведения. Т. 1. М., 1953, с. 300).

Порой психологи, отвечая на вопрос, с какого возраста можно признать индивида личностью, пытаются увязать этот возраст с некой социальной зрелостью и относят его то ли к отрочеству, то ли к юности. Я же думаю, что процесс становления личности является непрерывным, но начинается он с того момента, когда человек всерьез задумывается над жизнеопределяющими вопросами: что я такое, зачем пришел в этот мир, в чем смысл и цель моей жизни. Задумался в пять лет, значит, начал становиться личностью с пяти лет, не задумался никогда, значит, личностью не стал, даже, если умер глубоким стариком.

Сколь значимым для человека, для судьбы его является постановка и удовлетворительное решение вопроса о смысле жизни, можно судить по многим высказываниям выдающихся мыслителей: писателей и философов. Вот, например, что писал об этом Николай Бердяев: «Я вижу два первых двигателя в своей внутренней жизни: искание смысла и искание вечности. Искание смысла было первичнее искания Бога, искание вечности первичнее искания спасения. Однажды, на пороге отрочества и юности, я был потрясен мыслью: пусть я не знаю смысла жизни, но искание смысла уже дает смысл жизни, и я посвящу свою жизнь этому исканию смысла. Это был настоящий внутренний переворот, изменивший всю мою жизнь» (Бердяев Н.А. Самопознание. Опыт философской автобиографии. М., 1991, с. 73-74).

В этих словах Н.Бердяева я усматриваю некоторую связь со взглядами Омара Хайяма. Он тоже искал смысл жизни и призывал к его поиску, но призыв великого перса звучал глубоко трагически:

Где мудрец, мирозданья постигший секрет?

Смысл в жизни ищи до конца своих лет.

Все равно ничего достоверного нет –

Только саван, в который ты будешь одет.

(Хайям О. Как чудесен милый лик.

Рубаи. М., 1998, с. 80).

Предельная сложность вопроса о смысле жизни нередко ведет либо к отрицанию смысла человеческого существования, либо к утверждению, что он не может быть познан, рационально осмыслен. Эти идеи могут быть соответственно названы смысложизненным нигилизмом и скептицизмом. Примером нигилизма в вопросе о смысле жизни человека являются рассуждения русского религиозного философа Самуила Франка. «В каком-то уголке мирового пространства, писал Франк,– кружится и летит комочек мировой грязи, называемый земным миром; на его поверхности копошатся... миллиарды и биллионы живых козявок, порожденных из него же, в том числе двуногие, именующие себя людьми; бессмысленно кружась в мировом пространстве, бессмысленно зарождаясь и умирая через мгновение по законам космической природы, они в то же время, движимые теми же слепыми силами, дерутся между собой, к чему-то неустанно стремятся, о чем-то хлопочут, устанавливают между собой какие-то порядки жизни. И эти-то ничтожные создания природы мечтают о смысле своей будущей жизни, хотят достигнуть счастья, разума, правды. Какая чудовищная слепота, какой жалкий самообман» (Франк С.Л. Смысл жизни. Париж, 1925, с. 74).

Та же идея в поэтической форме высказана русским поэтом-символистом К. Бальмонтом:

И так как жизнь не понял ни один,

И так как смысла я ее не знаю,–

Всю смену дней, всю красочность картин,

Всю роскошь солнц и лун - я проклинаю!

(К.Д.Бальмонт Только любовь.

М., 1913, с. 72).

В этих строках Константина Бальмонта скептицизм по отношению к смыслу жизни органически связан с нигилизмом по отношению ко всему миру.

Возвращаясь к С.Франку, хочу сказать, что в приведенном отрывке его сочинения видится мне не одно только неверие в смысл человеческого существования, но и боль за людей, гуманистический призыв не жить во зле, не барахтаться в грязи, не рвать друг у друга кусок хлеба. Может быть тогда существование человеческого рода наполнится действительным и глубоким смыслом.

Скепсис и даже отрицание смысла жизни присущи современным философам-экзистенциалистам. Так, один из них, Мартин Хайдеггер изображает человека, «заблудившимся в лесу». «Бессмысленно,– утверждает он,– спрашивать: «куда?», «почему?». Вообще бессмысленно спрашивать о смысле...» (Мыслители нашего времени. М., 1962, с. 203).

Нигилизм по отношению к цели жизни встречается реже, чем по отношению к ее смыслу. Однако можно встретить примеры, если не отрицания цели жизни вообще, то отрицания ее необходимости, отрицания того, что человеку следует ставить перед собой цели серьезные и возвышенные. «Жизнь,– заявляет немецкий философ Фридрих Паульсен,– путешествие ради развлечения, а не деловое стремление к какой-либо цели» (Паульсен Ф. Основы этики. М., 1906, с. 290).

Несмотря на скепсис и нигилизм Шопенгауэра, Гартмана, Хайдеггера и некоторых других известных философов человеку свойственно неистребимое стремление ставить и решать, как говорил Лев Толстой, «неразрешимый разумом вопрос... какой смысл имеет моя жизнь?.. Ответ должен быть не только разумен, ясен, но и верен, т.е. такой, чтобы я поверил в него всею душою, неизбежно верил бы в него, как я неизбежно верю в существование бесконечности» (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М., 1957, т. 24, с. 14).

В современной этической литературе понятия «смысл» и «цель жизни» часто тесно сближаются, фактически отождествляются. Так, в «Словаре по этике» находим следующее определение: «Смысл жизни – понятие присущее любой мировоззренческой системе, обозначающее назначение, цель жизни людей» (Словарь по этике. М., 1970, с. 288). «В категории смысла жизни,– пишет В.А.Капранов в книге «Нравственный смысл жизни и деятельности человека»,– фиксируется реальная цель жизнедеятельности человека» (Капранов В.А. Нравственный смысл жизни и деятельности человека. Л., 1975, с. 125). Аналогичной точки зрения придерживается болгарский философ Васил Вичев. «Стремление к достижению определенных жизненных целей,– пишет он,– определяет смысл жизни» (Вичев В. Мораль и социальная психика. М., 1978, с. 190).

На мой взгляд, нет оснований для отождествления смысла и цели жизни. Более убедительной кажется мне точка зрения авторов учебного пособия «Этика» Зеленковой и Беляевой, которые пишут: «Смысл жизни нельзя отождествлять ни с какой конкретной целью. Ведь тогда, достигнув цели, мы всякий раз теряли бы смысложизненный ориентир. Не только материальная, но и духовная цель, самая возвышенная, не образует смысла. Смысл жизни «в труде», «в служении людям» – это суждения одного порядка. Каждый смысл ищется во внешнем, в чем-то ином, что не есть он сам, в том, чему самому хорошо бы придать какой-нибудь смысл» (Зеленкова И.Л., Беляева С.В. Этика. Мысль, 1997, с. 95).

Можно сказать, что в понятии «смысл жизни» как бы фиксируется вопрос «зачем живет человек?», а в понятии «цель жизни» находит свое выражение вопрос «к чему человек стремится?». «Жизнь,– пишет О.Я.Стечкин,– поставила перед человеком вопрос «зачем»? Но поначалу он (этот вопрос) был и «прост» и «скромен», то есть он имел ограниченный характер и ставился в связи с весьма конкретными делами. Но он «рос», «расширял» свои претензии, свою власть. От отдельных поступков и действий людей он переходил к их деятельности в целом. И, «осмелев» совсем, вдруг он... встал во весь рост перед самим своим творцом и создателем и дерзко спросил: «А ты сам зачем? Зачем ты живешь, человек? Ты знаешь, зачем ешь хлеб, может быть, знаешь, зачем шепчешь любовные признания? Но какой смысл имеет все твое существование?» (Стечкин О..Я. Развитие представления о цели и смысле жизни в домарксистской этике. Тула, 1971, с. 31).

Категория «цель жизни» обусловлена наличием нереализованных потребностей и неудовлетворенных желаний. Человек, всем довольный и удовлетворенный, если и ставит перед собой какие-то цели, то вряд ли активно стремится к их достижению, так как не имеет стимулов к такому стремлению. Цель – это результат осознания противоречия между сущим и должным, между действительностью и идеалом. В этом отношении цель (впрочем, как и смысл) жизни может иметь широкое общественное значение, а может быть узко личной или даже эгоистической и асоциальной.

Цель жизни человека прямо зависит от его представлений о должном и об идеале. Цель жизни характеризуется не только ее общественной значимостью, но и мотивами ее выдвижения, а также средствами реализации. Последнее особенно важно. Распространенная идея о том, что цель оправдывает средства, не соответствует действительности. На самом деле цель не оправдывает, а определяет средства. Поэтому, прибегая к низменным, преступным средствам, невозможно достичь возвышенных, благородных целей. В этом отношении безусловно прав К.Маркс, утверждавший, «что цель, для которой требуются неправые средства, не есть правая цель» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1. – М., 1954, с. 65).

Сама постановка стратегической жизненной цели свидетельствует об известном уровне духовного развития человека. «Неко-торые люди вообще не задумываются над стратегическими целями жизни (либо в силу примитивности своей духовной организации, либо из-за восприятия жизни как процесса, в котором поста-новка цели лишена смысла, и т.п.)» (Зеленкова И.Л., Беляева С.В. Этика. Минск, 1997, с. 113). В целом справедливое замечание Зеленковой и Беляевой я бы хотел подкорректировать только одним соображением: эти так называемые «некоторые люди» составляют абсолютное большинство рода человеческого.

Понятие «смысл жизни» иногда отождествляют с «направленностью жизни», «содержанием жизни», «сущностью жизни», «ценностью жизни», «высшим идеалом», определяют смысл жизни как процесс обретения счастья, как стремление к добру (В.Соловьев), как совершенствование человека (И.Фихте), говорят о том, что он состоит в выполнении долга (И.Кант), утверждают, что смысл жизни заключен в реализации то ли божест-венного, то ли общественного, то ли природного (возможно и такое) замысла. Примером последнего, т.е. природного «замысла» могут служить рассуждения И.Канта о том, что цель природы состоит в развитии всех ее задатков, заложенных в человечестве.

На мой взгляд, наиболее логичны те исследователи, которые связывают понятие «смысл жизни» с понятием «значимость» или «значение». Во всяком случае содержание понятия «значение» наиболее близко к содержанию понятия «смысл». Такое понимание смысла нашло свое отражение в «Философском энциклопедическом словаре», в котором подчеркивается: «Смысл в философии и традиционной логике то же, что значение» (Философский энциклопедический словарь. М., 1983, с. 618).

Мы говорим: имеет смысл прочитать такую-то книгу, посмотреть такой-то кинофильм, пойти на такую-то выставку, тем самым мы утверждаем, что эти кинофильм, книга, выставка имеют для нас определенное значение, познавательное, развлекательное или какое-то другое.

В ранее упомянутой работе В.Капранов критикует такое понимание смысла на том основании, что он характерен для философов идеалистов. «Напомним,– пишет Капранов,– что термин «назначение» использовался в религиозно-идеалистической литературе для мистификации смысложизненной проблематики. Так, у И.Г.Фихте можно прочитать: «Человек не есть порождение чувственного мира, и конечная цель его бытия не может быть в нем достигнута. Его назначение выходит за пределы времени и пространства и вообще всего чувственного» (Капранов В.А. Нравственный смысл жизни и деятельности человека. Л., 1975, с. 127).

Думаю, употребление терминов «значение», «назначение» идеалистами не очень веский аргумент для отрицания возможности их использования в истолковании смысла жизни.

Более того, наряду с терминами «значимость», «значение», «назначение» для определения понятия «смысл жизни» вполне возможно привлечь и термин «предназначение». Вероятно, этот последний термин может показаться кому-то еще более «идеалистичным», но он уместен, когда речь идет не просто об оправдании человеческого существования, а о жизни возвышенной, могущей служить образцом для подражания.

В «Былом и думах» А.И.Герцен рассказывает о том, как однажды, будучи еще в отроческом возрасте, поднялись они с Николаем Огаревым на Воробьевы горы и дали там Аннибалову клятву друг другу, обнявшись, присягнули, на виду всей Москвы, пожертвовать своей жизнью на избранную ими борьбу. Эта жертвенная клятва, эта решимость беззаветно служить избранной цели перевернула юные души. «Ничего в свете не очищает, не облагораживает так отроческий возраст, не хранит его, как сильно возбужденный общечеловеческий интерес,– писал Герцен.– Мы уважали в себе наше будущее, мы смотрели друг на друга, как на сосуды избранные, предназначенные» (Герцен А.И. Былое и думы. М., 1958, с. 94).

Как видим, говоря об избранном жизненном пути, о найденном смысле жизни, материалист Герцен не боится употребить слово «предназначение». А восторженно отзываясь о своем друге Огареве, употребляет совсем уже религиозный термин «помазание»: «Рано виднелось в нем то помазание, которое достается немногим,– на беду ли, на счастье ли, не знаю, но наверное на то, чтобы не быть в толпе» (Там же, с. 95).

Кстати, можно говорить не только о предназначении человека, конкретной личности, но и о предназначении какого-то широкого общественного слоя (марксизм, например, увидел предназначение пролетариата в том, что он должен стать могильщиком буржуазии), а также о предназначении человека вообще, о смысле существования, предназначении человечества.

Итак, понятие «смысл» наиболее адекватно отражается понятием значение. Кроме того, понятие «смысл» предполагает момент сознательности, осознанности. Можно сказать, что нечто имеет смысл в том случае, если оно заключает в себе мысль, воплощает некий замысел. Окружающие нас вещи имеют смысл не только потому, что они значимы для нас, но и потому, что они являются овеществленной человеческой мыслью, потому что они кем-то осмысленно созданы. Первый вопрос, который должен себе задать каждый задумавшийся над смыслом жизни человек – это вопрос: «есть ли смысл человеческой жизни?». Задача будет состоять в том, чтобы дать обоснованный ответ: «да» или «нет». Если ответ будет положительным, то неизбежно встанет следующий вопрос: «в чем состоит смысл человеческой жизни?».

Вероятно, стоит признать, что дать положительный и вместе с тем доказательный ответ на первый вопрос (есть ли смысл человеческой жизни?), опираясь на понимание смысла как значения, с позиций идеализма труда не представляет, а вот с позиций материализма обосновать положительный ответ на этот вопрос весьма затруднительно. Что же касается второго аспекта содержания понятия «смысл жизни», то положительный ответ на него легко обосновать с обеих мировоззренческих позиций. Именно мысль, сознание выделяет человека из мира животных, его жизнь носит сознательный характер и, следовательно, в этом отношении она наполнена смыслом. «Как свойством птицы является потребность летать,– пишет советский психолог К.Обуховский,– так свойством взрослого человека является потребность найти смысл жизни. Будучи вполне зрелым умственно, живя в обществе и удовлетворяя с его помощью свои материальные интересы, он должен в интересах своих и этого общества найти такой смысл жизни, который служил бы направлением его действий и способствовал использованию его возможностей» (Обуховский К. Психология влечений человека. М., 1971, с. 184).

В какой-то мере с этой позицией можно согласиться, человека, если он действительно человек, отличает от животного не только способность мыслить, но и способность искать смысл своей жизни. Поэтому поиск смысла жизни может быть представлен как атрибутивное свойство личности.