2. Образы любви в Древней Греции
Что думает человек о любви? Ценит ли он свое тело? Воспринимает его как священный сосуд или как вместилище мерзких вожделений? Ощущает ли он универсальность Эроса или знает только одну его грань? Например, в философии и искусстве Древней Греции природа человека, его тело - все это представлялось идеалом совершенства и гармонии.
Древние греки различали несколько видов любви.
Это, прежде всего, конечно, Эрот, обожествленный эрос. Эрот, или эрос,-- любовь-страсть, любовь, пограничная с безумием, безумная любовь. Древние греки так и говорили: “эротоманиа” -- “безумная (безрассудная) любовь”. Был глагол “эреоманео” -- “быть безумным от любви”.
Эрос -- главным образом половая любовь. Отсюда “эротикэ” -- искусство любви. Отсюда и название произведения римского поэта Левия “Эротопайнион” -- “Любовная забава”, аналогичная латиноязычной поэме Овидия -- “Искусство любви”. Правда, любовь-страсть может быть направлена и на другое. Геродот писал о спартанском царе Павсании (это не тот, который в “Пире”), что тот “имел страсть” (“эрота схон”) стать тираном всей Эллады... Однако любовная страсть, как всякая страсть, редка и непродолжительна. Как все безмерное (древние греки понимали неразумное, безумное как безмерное), страсть, пожирая своего носителя, пожирает себя.
Более спокойна “филиа”. Существительное “филиа” имеет свой глагол -- “филео” -- “я люблю” (“филео су” -- “я люблю тебя”), У этой любви больший спектр значений, чем у эроса. Такой любовью сложно любить многоразличное. Это, кроме того, не только любовь, но и дружба. Поэтому эротическая любовь -- лишь один из видов “филии”.
Любовь как высшая степень хорошего эмоционального отношения “я” к “не-я” колеблется между себялюбием, где “не-я” -- это “я”, и “друголюбием”, любовью к “не-я”, за которой, однако, может скрываться опосредованное себялюбие, когда предмет любви (“филэтон”) сводится лишь к объекту и к средству удовлетворения себялюбия, а не рассматривается как нечто самоценное, как нечто даже более ценное, чем “я”. Любовь в первом смысле -- любовь потребительская. Это не настоящая любовь. Только вторая, самоотверженная, любовь истинная. Гегель не зря сказал, что настоящая любовь -- это обретение самого себя в отказе от самого себя и в исчезновении себя в другом. Настоящая любовь самоотверженна. Она включает в себя и элемент жалости и сострадания к предмету любви. Можно сказать:
Да, нет любви из жалости,
Но нет любви без жалости,
А если нет в ней жалости -
То это просто шалости...
Мифология -- антропоморфична. В мифологии люди, не зная законов природы, подлинных причинно-следственных отношений в мире, объясняли явления поверхностно, связывая их ассоциативно, по аналогии со своими отношениями и свойствами. Совершалась великая метафора -- перенос на природу человеческих свойств и отношений, отчего, поскольку самой природе это человеческое чуждо, то переносимое на природу человеческое накапливалось над природой, образуя сверхприродный, сверхъестественный мир олицетворяющих те или иные природные, а также и некоторые общественные явления сверхъестественных существ, богов, демонов и т.д. И даже если эти существа внешне не похожи на людей, зооморфны или чудовищны, они все равно думают, говорят и действуют как люди, руководствуются человеческими мотивами. Это неявный антропоморфизм.
Была мифологизирована и обожествлена и любовь. В Древней Греции она мифологически была представлена в образах нескольких мифологических существ. Это, прежде всего Афродита и Эрот (в Риме соответственно Венера и Амур). Афродита -- богиня любви и красоты. Ей приписывалась большая роль. Ей подчинено почти все живое. Афродита даже сводит богов с женщинами, а богинь -- с мужчинами. Имел свой мифологический образ и эрос. Это Эрот -- сын Афродиты (по некоторым версиям, Артемиды, изменившей своей девственности). Тот хорошенький, шаловливый и безжалостный мальчик с крылышками, с луком и стрелами любви, которые он по своему капризу пускает то в богов, то в людей,-- плод эллинистического искусства, вначале же Эрота изображали в виде необработанной каменной глыбы. Гомер не упоминает Эрота в числе богов. Это -- безличная сила, влекущая друг к другу богов и людей противоположного пола.
Философия, возникнув из мифологического мировоззрения под влиянием окрепшего в самой жизни, а также в сферах специального знания интеллекта, логоса (логос нельзя отождествлять с философией, логос - то, благодаря чему существует философия), все же смогла до конца изжить антропоморфизм. Им философы как бы “затыкали дыры” в своих философских системах. Для этого употреблялись и остающиеся, в сущности, мифологическими образы любви, прежде все Афродиты, Эроса, Филии. Древнегреческий предфилософ Гесиод, не умея объяснить движущую силу космогонического процесса, процесса происхождения и развития космоса (а кто может это объяснить?), находит эту силу в космическом, вселенском эросе.
Образ Эрота был философски осмыслен Платоном в “Пире”. Участвующий в этой беседе Сократ (устами которого говорит Платон, избегавший в своих сочинениях высказываться от своего имени) принимает, в сущности, мысль Павсания о двух Эротах: вульгарном, земном и возвышенном, небесном (хотя и не использует этой терминологии), наполняя ее идеалистическим содержанием в духе учения Платона о двух мирах, земном, физическом, чувственном и небесном, идеальном, мыслимом. В платоновском диалоге “Пир” Сократ по-своему развивает образ Эрота, говоря, правда, что все это он слышал от некоей мудрой женщины Диотимы, которая просветила его в том, что касается любви. Эрот сам по себе не прекрасен и не добр, но он и не безобразен и не подл, он сам по себе не мудр и не невежествен. Эрот находится посередине между этими крайностями. Он как бы единство противоположностей. Такова, говоря нашим языком, диалектическая природа Эрота.
Эрот -- сын бога богатства Пороса и богини бедности (была и такая богиня!) Пении (отсюда “пени”). Будучи сыном столь непохожих родителей, Эрот противоречив. Эрот не просто некая “золотая середина” между прекрасным и безобразным, между мудростью и невежеством. Эрот -- стремление от худшего состояния к лучшему. “Эрот -- это любовь к прекрасному”, а мудрость -- одно из самых прекрасных на свете благ, поэтому Эрот в изображении Сократа -- Платона -- любитель мудрости, философ. Так Платон объясняет высший смысл термина “философия”, введенного в обращение Пифагором (VI в. до н. э.), который исходил из того, что людям доступно только стремление к мудрости, но не сама мудрость. У Сократа -- Платона Эрот -- сверхъестественное существо, демон -- посредник между богами и людьми.
Далее Сократ доказывает, что любовь к прекрасному -- это любовь к своему благу, любовь к вечному обладанию этим благом, любовь к бессмертию. Но люди смертны. Та доля бессмертия, которую дали людям бессмертные боги,-- способность к творчеству (а это “все, что вызывает переход из небытия в бытие”), к рождению (“рождение -- это та доля бессмертия и вечности, которая отпущена смертному существу”). Однако стремление к прекрасному имеет и более высший смысл. Это стремление к идеальному, небесному, точнее говоря, за небесному миру. Эрот здесь уже не просто посредник между людьми и богами (это все же мифологический аспект Эрота у Сократа -- Платона), а посредник между физическим и идеальным мирами, само стремление к прекрасному как таковому, к идее прекрасного. Обыватель любит прекрасные вещи, прекрасные тела. Но философ любит прекрасное само по себе. Оно чисто, прозрачно, беспримесно, не обременено человеческой плотью, красками и всяким бренным взором, оно божественно и единообразно. Увидев хоть раз такое прекрасное, человек не может уже жить прежней жалкой жизнью. Такой человек родит уже не призраки добродетели, а саму добродетель, не призраки истины, а саму истину... Так, рассказывает Сократ, сказала мне мудрая Диотима, “и я ей верю. А, веря ей, я пытаюсь уверить и других, что в стремлении человеческой природы к такому уделу у нее вряд ли найдется лучший помощник, чем Эрот. Поэтому я утверждаю, что все должны чтить Эрота...”11 Соковня И.И // Бессоница в ожидании любви.-М:Просвещение,1992.-79стр.
Таков образ Эрота в философской системе идеалиста Платона. За всеми видами любви: к родителям, к детям, к женщине, к мужчине, к отечеству, к труду, к поэтическому и правовому творчеству и т. д. и т. п. должна стоять высшая любовь -- любовь к миру вечных и неизменных идей, к высшему миру добра как такового, красоты как таковой, истины как таковой. (Это и есть то, что обычно называют “платонической любовью”, неверно понимая под этим несексуальную любовь мужчины и женщины. Такой любви быть не может, а если и возникают такие отношения между ними, то это не любовь, а дружба.)
Все же в Древней Греции (и позднее в Риме) любовь ценилась высоко. В “Пире” содержится подлинное прославление любви. Более того, там говорится и о ее положительном нравственном содержании. “Ведь тому, чем надлежит руководствоваться людям, желающим прожить свою жизнь безупречно, никакая родня, никакие почести, никакое богатство, да и вообще ничто на свете не научит их лучше, чем любовь”.22 Шабиров В.Ш. // Человек.-2003.-№6.- 113стр.
Христианство сразу же осознало себя носителем принципиально новой, не бывшей до того этики, нового понимания человека, его места в мире, новых законов человеческого бытия. Нагорная проповедь Христа строится на принципах снятия древней нравственности нравственностью новой, основанной на принципах любви. Новые заповеди даются чаще всего не как развитие старых, а как их отрицание, снятие. “Вы слышали, что сказано: око за око, зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду...” (Мф 5, 38-40). Проповедями и личным примером евангельский Иисус в течение всей своей земной жизни страстно внедрял в человеческие сердца идею и чувство любви к ближнему. И вот на последней прощальной беседе с учениками (“тайной вечере”) он дает им новую, более высокую заповедь любви, призывая сделать ее основой человеческих взаимоотношений после его ухода. Подчеркивая ее значимость, Иисус трижды повторяет ее в течение беседы. “Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга” (Ин 13, 34); “Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас” (Ин 15, 12); “Сие заповедую вам, да любите друг друга” (Ин 15, 17). Теперь он призывает учеников, а через них и каждого человека любить друг друга не только обычной человеческой любовью (“как самого себя”), но и более высокой -- божественной, какой Иисус (а равно и сам Бог, ибо: “Я в Отце, и Отец во Мне”--Ин 14, 10) возлюбил людей. Движимый этой любовью, он предал себя на позорную смерть ради спасения своих возлюбленных.
Бог есть любовь -- в этой краткой формуле глубинный общечеловеческий смысл христианства, который, увы, до сих пор остается в целом непонятым человечеством, а отдельные представители его, постигшие этот, может быть величайший, идеал человеческого бытия, почитаются в нашем социуме сумасшедшими, больными, в лучшем случае чудаками. Яркий пример в отечественной культуре -- до сих пор не отмененный общественный приговор позднему Гоголю, попытавшемуся напомнить человечеству и реализовать в своем творчестве идеал христианской любви.
Вслед за раннехристианскими мыслителями много внимания проблеме любви уделяли и византийские отцы церкви. Идеи человечности, гуманного отношения к каждому конкретному человеку и для них сохраняют свою высокую значимость, но здесь они практически не добавляют ничего нового к идеям апологетов. Находки византийцев лежат более в сфере чисто духовного опыта, который, по их глубокому убеждению, опирающемуся на Новый завет, неосуществим без любви. “Познание осуществляется любовью”, - афористически выразил его суть крупнейший мыслитель IV в. Григорий Нисский, и в этом направлении активно работала мысль многих византийских богословов и практиков “духовного делания”.
Поздняя святоотеческая традиция приписывает одному из крупнейших византийских богословов, комментатору “Ареопагитик” Максиму Исповеднику (VII в.), издание сборника высказываний о любви, наиболее полно выражающих патриотические представления. В четырех “сотницах” афористических суждений, обращенных, прежде всего к возлюбленным самого Христа--монахам, представлены многие аспекты христианского (и шире -- средневекового вообще) понимания любви. Любовь предстает в этом сборнике, прежде всего как важный гносеологический фактор, то есть познавательная сила. Высшее знание обретается человеком только на путях и в акте безмерной любви к Абсолюту. Познание божественных вещей возможно только в состоянии “блаженной страсти святой любви” к ним, “связывающей ум духовными созерцаниями” и отрешающей его полностью от вещественного мира. “Страсть любви прилепляет” человека к Богу, его дух воспаряет к Богу “на крыльях любви” и созерцает его свойства, насколько это доступно уму человеческому. “Когда по влечению любви ум возносится к Богу, тогда он не чувствует ни самого себя, ни чего-либо из сущего. Озаряясь божественным безмерным светом, он не чувствует ничего из сотворенного, подобно тому как и физическое око не видит звезд при сияющем солнце”.11 Шабиров В.Ш.//Человек.-2003.-№6.-105стр. В состоянии бесконечной и всепоглощающей любви ум “подвигается к исследованиям о Боге и получает чистые и ясные о нем извещения”.
Даже вера, которая в христианстве как учении, прежде всего религиозном занимает главное место, не может обойтись без любви. Только любовь возжигает в душе “свет ведения”, и, более того, она бесконечна. “Вера и надежда,-- считает Максим,-- имеют предел; любовь же, соединяясь с пребесконечным и всегда возрастая, пребывает в бесконечные веки. И потому любовь выше всего”.22 Сабиров В.Ш. //Человек.-2004.-№1.- 78стр. Любовь очищает дух человека от ложных и низменных пристрастий и открывает духовные сокровища в нем самом, в глубинах его “сердца”, под которым христианство, как уже указывалось, имеет в виду не физическое сердце, но некий духовно-душевный центр человека. Именно в нем обретает человек, охваченный божественной любовью, “все сокровища премудрости и ведения”. В акте этой любви наш ум преобразуется, уподобляясь божественному Уму. Он становится мудрым, благим, человеколюбивым, милостивым, долготерпеливым -- “словом, почти все божественные свойства в себя приемлет. А отлучающийся от Бога ум становится либо скотским, погрязнув в сластолюбии, либо зверским, побуждающим к нападению на людей ради скотских удовольствий”.33 Сабиров В.Ш.//Человек.-2004.-№1.- 83стр.
Развивая новозаветные идеи, Максим призывает своих читателей любить всех людей одинаково: добродетельных “по естеству и за доброе расположение воли”, а порочных -- “по естеству” (то есть как людей-братьев) и из сострадания, как несмышленых и заблудившихся во тьме незнания. Но самый высокий вид любви на социальном уровне -- это любовь к врагам. “Добровольно делать добро ненавидящим свойственно только совершенной духовной любви”.44 Сабиров В.Ш//Человек.-2003.-№1.- 80стр. Человек, любящий поносящего его и делающий ему добро, идет “путем христианской философии”, проложенным самим Христом, то есть путем истины.
Внимательно изучая отношения людей друг к другу, Максим различает пять видов любви: 1) “ради Бога”-- так добродетельный любит всех людей; 2) “по естеству” -- любовь между детьми и родителями; 3) “из тщеславия” -- прославляемый любит прославляющего; 4) “из корыстолюбия” -- так любят богатого за раздаваемые им дары; 5) “из сластолюбия” -- плотская любовь, не имеющая целью рождение детей. Только первый вид любви, в глазах христиан, достоин похвалы; второй -- естествен и как бы нейтрален, а остальные три вида относятся к “страстным” и порицаются христианскими теоретиками.
Итак, византийская культура, продолжая и развивая многие античные традиции понимания любви, сделала новый и значительный шаг на пути изучения этого сложнейшего феномена человеческого бытия. Раннехристианские, а затем византийские мыслители и писатели усмотрели в любви важнейший и универсальный творческий принцип вселенной, на котором основывается ее духовное и жизненное бытие. Византийцы хорошо ощутили двойственное (негативное и позитивное) значение чувственной любви и безоговорочно выдвинули на первый план любовь духовную во всех ее аспектах. Особое внимание они уделили социально-нравственному пониманию любви как главного принципа общественных взаимоотношений. Все это выдвигает христианско-византийскую теорию любви на одно из видных мест в истории культуры.