logo
философия / Монографии / Тарнас / История (страсть) западного мышления

Святой дух и его превратности

Все основные противоречия, коренившиеся в христианстве с самого его зарождения, сошлись и переплелись в необычном учении о Духе Святом — третьей ипостаси христианской Троицы (первую и вторую являют Бог-Отец и Бог-Сын, то есть Христос). В Новом Завете утверждалось: перед смертью Иисус обещал своим ученикам, что Бог ниспошлет Дух Святой, дабы пре­бывал с ними, продолжая и ведя к исполнению Его искупительный замы­сел. Последовавшее за этим «сошествие Духа Святого» на преданных учени­ков, на пятидесятый день по вознесении Господнем собравшихся в горнице некоего дома в Иерусалиме, было пережито (так передавалось позднее) как божественное посещение, излучавшее мощнейшее напряжение и сопровож­давшееся наполнившим весь дом шумом с неба «как бы от несущегося силь­ного ветра», с явлением «языков, как бы огненных», которые «почили» по одному над каждым из учеников. Случившееся было истолковано очевидца­ми этого события как безусловное и непререкаемое откровение постоянного присутствия Иисуса Христа среди них — невзирая на Его смерть и вознесе­ние. Незамедлительно вслед за этим (согласно Деяниям Апостолов) вдох­новленные ученики начали самозабвенно проповедовать перед толпами: через Дух миру было проречено Слово, и плоды, принесенные страстями Христовыми, отныне можно было раздавать всему человечеству. Праздник Пятидесятницы, для иудеев знаменовавший откровение Скрижалей Закона на горе Синай, отныне, для христиан, знаменовал новое откровение — из­лияние Духа Святого. С нисхождением Духа на народ Божий наступила новая эра. Именно это событие, выпавшее на день Пятидесятницы и в даль­нейшем, по-видимому, возобновлявшееся в общинных собраниях, в прочих обстоятельствах связывавшееся с различными харизматическими явления­ми, например, чудесными исцелениями и пророческим экстазом,— позднее и легло в основу церковного учения о Святом Духе. Согласно этому учению, Дух Святой — это дух истины и мудрости (Параклет, или Утешитель), а также божественное начало жизни, проявляющееся и в материальном творе­нии, и в духовном возрождении. Что касается его первого — несущего от­кровение — аспекта, то Святой Дух признавался божественным источником вдохновения — тем самым, который глаголил устами иудейских пророков. К тому же отныне Дух Святой «приблизился» к народу: он стал доступен всем христианам, а не только немногим избранным. Что до второго аспек­та — животворящего,— то Дух Святой был признан родителем Христа — на­ряду с матерью его Марией; его же присутствие отмечало и начало служения Иисуса, когда он принял крещение от Иоанна Крестителя. Иисус претерпел кончину, дабы Дух мог снизойти ко всем: только таким образом может про­изойти гибель человечества и последующее его воскрешение ко всей полноте Господней. Через исхождение Духа Святого совершилось воплощение Бога среди человечества: в непрерывности излияния Святого Духа на христиан­скую общину происходит новое рождение Христа. Хотя рассуждения смерт­ного человека сами по себе лишены ценности, все же возможно достигнуть божественного знания, преисполнившись Духа. И хотя, полагаясь только не свои силы, человек не способен раскрыть в себе полноту любви к ближ­ним — благодаря Духу Святому он может познать любовь безграничную, рас­крывающую объятия всему роду человеческому. Святой Дух есть Дух Хрис­та, посредник в возвращении человека к божественности. Божья духовная сила, действующая через Логос и с Логосом. Само присутствие Святого Духа открывало возможность причаститься жизни божественной, а также да­вало опыт всеобщего единения внутри Церкви, что по сути представляло каждому человеку равный доступ к Богу. И, наконец, поскольку присутст­вие Духа Святого наделяло Церковь божественной властью в глазах верую­щих, догмат о Святом Духе рассматривался как основа самой жизни Цер­кви, находящая выражение во всех сторонах церковной деятельности: в ее таинствах, молитвах, ее учении, в ее развивающейся традиции, официаль­ной иерархии и в ее духовном авторитете.

Непроизвольное стяжание Духа Святого, тем не менее, вскоре столкну­лось с охранительными наставлениями Церкви. В Новом Завете Дух Святой нисходил словно ветер, что «дышит, где хочет». Но именно поэтому ему оказывались внутренне присущи стихийные и «бунтарские» качества, по оп­ределению позволявшие ему носиться повсюду «без руля и без ветрил». Те, кто заявляли о нисхождении на них Святого Духа, обычно являли непредска­зуемые в своем разнообразии откровения и харизматические феномены. Очень часто подобные проявления — ничем не сдерживаемое и неподобаю­щее вмешательство в церковную службу, странствующие проповедники, ко­торые несли весть, не всегда совпадающую с ортодоксальной линией,— ка­зались лишь камнем преткновения на пути должного исполнения миссии Церкви. Церковь оспаривала подлинное присутствие Святого Духа в подоб­ных явлениях. Начало Святого Духа в наиболее крайних своих проявлениях, казалось, могло привести — если только не отнестись более осмотрительно к его определению — к кощунственному или, в лучшем случае, преждевремен­ному обожествлению человечества, что поставило бы под угрозу традицион­ное разделение между Творцом и творением и пришло бы в противоречие с уникальностью искупительного акта Христа.

Ввиду таковых центробежно-еретических тенденций, Церковь, памятуя также и о необходимости сохранения упорядоченной структуры ритуалов и обрядов, заняла в целом негативную позицию, с ходу отметая любые само­вольные заявления о сошествии на ту или иную личность Духа Святого. Харизматически-иррациональные всплески, в коих выражал себя Дух,— сти­хийные духовные экстазы, чудесные исцеления, глаголание чрез уста человеческие, пророчества, новые подтверждения божественного откровения,— теперь поощрялись все меньше по мере укрепления таких упорядочен­ных и рациональных проявлений религиозности, как церковные проповеди, организованные по определенным правилам службы и обряды, полномочные церковные установления и догматическая ортодоксия. Был произведен тща­тельный отбор, в результате которого был раз и навсегда установлен канон признанных Церковью апостольских писаний, так что никакие новые откро­вения не могли отныне быть признаны за Слово Божие. Дар Святого Духа, которым Христос наделил первых апостолов, теперь перешел — в порядке священных установлений — к епископам Церкви, причем на Западе высшая власть полагалась за папой римским — преемником апостола Петра. Пред­ставление о Духе Святом как о божественном начале несущей переворот ду­ховной силы, имманентном людскому сообществу и движущем его вперед, к обожествлению, сменилось в христианском вероучении представлением, со­гласно которому Святой Дух всегда действует единственно лишь через верно служащих Отцов и Учителей Церкви, предохраняя ее от всякого заблужде­ния. Таким образом сохранялись и поддерживались неизменность и непре­рывность учения, и преемство даров Святого Духа, олицетворявшееся Цер­ковью, пусть ценой отвержения более личностных форм религиозного опыта и бунтарских духовных порывов.

Новый Завет не определяет сколько-нибудь точным образом, каковы от­ношения Святого Духа к Отцу и Сыну. Первые христиане, естественно, были гораздо более поглощены фактом присутствия Бога среди них, нежели головоломными теологическими формулировками. Позже, на церковных Соборах, было определено, что Дух Святой есть третья ипостась триединого Бога; Августин же описывал Святой Дух как дух взаимной любви, связываю­щей Отца и Сына. В течение некоторого времени, относившегося к ранней поре христианского культа, Святой Дух окружался ореолом женственной об­разности и символически представлялся в образе голубки (символ голубя и укоренится позднее), а иногда даже упоминался как божественная Матерь. Позже представления о Святом Духе стали принимать более обобщенные и безличные черты: он начинал мыслиться как некая таинственная божествен­ная сила. При этом напряжение, сопровождавшее опыт стяжания Святого Духа, постепенно спадало по мере удаления от времени первых апостолов,— так что непрерывное присутствие, деяния и всевластная сила Святого Духа, казалось, навсегда переселились в родовую вотчину ортодоксальной Церкви.