3. Основные

концепции

истины

Doctor: Это верно. Несмотря на все вышеперечисленные сложности, человеческое познание стремится к истинному описанию этого мира. И мы постоянно формулируем все новые и новые высказывания относительно него, приписывая им статус истины. И для того, чтобы выделить истину из всей совокупности наших убеждений, нам необходимо найти критерий, то есть «мерило», которое позволило бы нам это сделать.

Ignorant: А зачем его искать? Истина - это то, что соответствует фактам. И даже если она временна и относительна, пока она соответствует фактическому положению дел, мы можем признавать ее истиной. Если понятие "истина" считать синонимом понятия "соответствие фактам", то для каждого утвержде­ния можно легко показать, при каких условиях оно соответствует фак­там. Например, утверждение "Снег бел" соответствует фактам тогда и только тогда, когда снег действительно бел.

Doctor: Твоя формулировка вполне выражает смысл классической теории истины как «корреспонденции», т.е. соответствия знания – действитель-ности. В таком понимании научная теория истинна даже в том случае, когда никто не верит в эту теорию, и даже когда у нас нет оснований верить в нее. В то же время другая теория может быть лож­ной, несмотря на то, что есть сравнительно хорошие основания для ее признания. Таким образом, корреспондентная теория истины четко различает истину и ее критерий и поэтому допускает, что, даже натолкнувшись на истинную теорию, мы можем не знать, что она истинна. Это обеспечивает объективность истины и ее независимость от субъекта. Но данный критерий истины обладает теми недостатками, о которых мы говорили ранее в связи с парадоксальностью истины.

Ignorant: А есть и другие критерии истины?

Doctor: В истории науки выделяются три основные теории истины: теория корреспонденции, или соответствия знания реальности; теория когеренции, или согласования элементов знания на основе его связности, системности; и прагматическая теория истины, строящаяся на признании инструментального и этического значения этой категории. Но эти три концепции должны рассматриваться во взаимодействии, поскольку они носят взаимодополнительный характер, они не отрицают друг друга, а выражают различные аспекты истины. Ведь очевидно, что знание должно быть 1) соотнесено с реальностью; 2) согласовываться с другим знанием, поскольку оно системно и обосновано; и 3) обладать практической значимостью и признанием общества.

Таким образом, эти три теории позволяют нам отделить истинные убеждения от ложных. И еще на шаг приблизиться к абсолютной истине, которая остается недостижимым идеалом любого познания. И все же давай обратимся к конкретным примерам.

Алексей Толстой: Позвольте мне привести пример из моей сказки «Золотой ключик». Богомол, один из врачей, приглашенных лечить заболевшего Буратино, поставил такой диагноз: «Пациент жив или он умер. Если он жив, он останется жив или он не останется жив. Если он мертв, его можно оживить или нельзя оживить».

Мы можем говорить о том, что это утверждение истинно, ведь оно не противоречит действительности. Могу поручиться и за то, что, если даже относительно пациента будет получена любая дополнительная информация, диагноз Богомола не будет поставлен под сомнение. Его нельзя опровергнуть. Он — всегда истинен.

Ignorant: Следовательно, абсолютная истина существует, и более того, эта истина соответствует действительности?

Doctor: Это не совсем верно. Такие, всегда истинные, положения носят название тавтологий. Истинность тавтологий устанавливается не сопоставлением с фактами, а путем анализа логической структуры выражения. Тавтология состоит всегда из нескольких более простых элементарных предложений. И по­строена она так, что, какие бы значения ни принимали ее элементы, сама она остается истинной. Если Буратино на самом деле жив, то тавтология, приведенная выше, истинна потому, что будет истинным первый элемент выражения «пациент жив или он мертв». Если же Буратино умер, то тавтология опять-таки останется истинной, так как будет истинным второй элемент того же выра­жения. Поскольку истинность тавтологии определяется ее ло­гической структурой, тавтологии называют логически истинными в противополож­ность фактическим истинам. Поэтому к истине как соответствию фактам, этот пример не имеет никакого отношения. Это так называемая логическая истина.

Ignorant: И тогда это уже будет истиной в смысле когеренции?

Doctor: И опять не совсем верно, хотя безусловно теория когеренции пытается решить вопрос о выборе критерия истины чисто логически. В ней предполагается, что высказывание, претендующее на истинность, должно сопоставляться не с реальными объектами, а с другими высказываниями. Если высказывание не противоречит ни одному из уже установленных положений, оно может быть признано истинным.

Ignorant: А если оно им противоречит?

Отто Нейрат: В таком случае противоречие между новым утверждением и существующей системой знаний должно быть устранено – либо мы отклоняем вновь вводимое утверждение, либо в каких-то пунктах пересматриваем существующую систему знаний. Таким образом, критерий внутренней согласованности, непротиворечивости системы знаний остается единственным критерием истины.

Ignorant: Интересно, что может выступать решающей инстанцией в вопросе, каким из этих двух путей мы должны пойти устраняя противоречия?

Доктор: Я вижу в этой теории одну главную проблему. Когерентность, рассматриваемая в когерентной теории, касается вопроса об отношении одних высказываний к другим, но она не касается вопроса “когерентности” с реальностью или с фактами действительности. В рамках такой трактовки когерентности невозможно понять, каким образом непротиворечивость знаний гарантирует их соответствие реальному миру.

Мориц Шлик. Если серьезно рассматривать когерентность в качестве общего критерия истинности, мы должны считать всякого рода сказки – когда в сказке нет противоречий – столь же истинными, как исторические свидетельства или утверждения в трудах по химии. Я могу создать своей фантазией удивительный мир, полный чудесных приключений,— и философ, придерживающийся теории когеренции, должен поверить в истинность моего повествования при условии, что я позабочусь о взаимной совместимости моих утверждений, а также приму меры предосторожности, исключив любое столкновение с обыденным описанием мира. Условие непротиворечивости не является достаточным условием истинности, поскольку не всякая непротиворечивая система утверждений о реальном мире соответствует реальному миру. Кроме того, это условие применительно к естественным наукам, например к физике, не всегда оказывается и необходимым. Противоречивость какой либо научной теории не означает автоматически ее ложности. Она может быть показателем временных трудностей, переживаемых истинной теорией.

Уильям Джеймс: Согласен с вами, коллеги, любые логические критерии недостаточны. Поэтому прагматическая теория устанавливает, что критерий истины должен быть 1) практическим, 2) связан с индивидуальным опытом.

С прагматической точки зрения истинность наших мыслей в их способности "работать" на нас. Мысль, которая успешно ведет нас от одной части опыта к другой, которая упрощает, экономит труд мышления – такая мысль истинна ровно постольку, поскольку она все это делает. Она истинна инструментально – как орудие логической работы. Новое мнение признается истинным постольку, поскольку оно удовлетворяет желанию индивида согласовать свой новый опыт с запасом старых убеждений. Чисто объективной истины, при установлении которой не играло бы никакой роли субъективное удовлетворение от сочетания старых элементов опыта с новыми элементами, – такой истины просто не существует.

Когерентная теория истины (критика):

В ней изначально предполагается , что все научные предложения должны согласовываться между собой в рамках одной теории — с тем результатом, что если каждое отдельное предложение рассматривается как в принципе могущее быть исправленным, то истина может заключаться лишь во взаимном согласии предложений.

Суть нового взгляда выражают, противопоставляя его старому: согласно традиционному взгляду, истинность предложения состоит в том, что оно согласуется с фактами; по новому взгляду — теории когеренции —истинность предложения состоит в его согласии с системой других предложений.

Если истинность предложения состоит в его когеренции, или согласии с другими предложениями, нам надо ясно понимать, что имеется в виду под “согласием” и какие предложения имеются в виду под “другими”.

На первый вопрос ответить легко. Поскольку под “согласием” не может иметься в виду, что предложение, подлежащее проверке, утверждает то же самое, что другие предложения, остается только тот смысл, что они должны быть совместимыми с ним, т. е. что между ними нет противоречий. Истина состоит тогда просто в отсутствии противоречия. Однако по вопросу о том, может ли истинность быть отождествлена просто с отсутствием противоречия, нечего и спорить. Следовало давным-давно признать, что только в случае тавтологии можно уравнивать истинность (если вообще применять этот термин) и отсутствие противоречий, как, например, в случае предложений чистой геометрии. Однако в таких предложениях намеренно устранена какая-либо связь с реальностью; это лишь формулы внутри некоторого исчисления; нет смысла в случае предложений чистой геометрии спрашивать, согласуются ли они с фактами мира: они должны быть совместимыми только с аксиомами, произвольно положенными в начало (к тому же обычно требуется, чтобы они следовали из аксиом), и тогда мы называем их истинными, или правильными. Перед нами в точности то, что раньше называли формальной истиной и отличали от истины материальной.

Последняя есть истина синтетических предложений, предложений о фактах, и если мы желаем описать их с помощью, концепции отсутствия противоречий (согласия с другими предложениями), то можем это сделать, только если скажем, что они не могут противоречить очень специальным предложениям, а именно тем, которые выражают “факты непосредственного наблюдения”. Критерием истинности не может быть совместимость с любыми предложениями; согласие требуется лишь с некоторыми исключительными предложениями, которые вовсе не являются произвольно выбранными. Другими словами, отсутствие противоречий само по себе — недостаточный критерий материальной истинности, речь идет скорее о совместимости с очень специальными предложениями. И для обозначения этой совместимости нет никакой причины не употреблять—я даже считаю, что это употребление в высшей степени оправданно— старого доброго выражения “согласие с реальностью”.

Поразительная ошибка “когерентной теории” может быть объяснена только тем фактом, что ее защитники и толкователи размышляли лишь о предложениях, которые актуальны в науке, и считали их своими единственными примерами. Поэтому отношение непротиворечивости было, по сути дела, достаточным, но только потому, что предложения эти имеют очень специальный характер. Они в некотором смысле “происходят” из предложений наблюдения, они “извлекаются” — можно с уверенностью использовать здесь традиционную терминологию—“из опыта”.

Если серьезно рассматривать когерентность в качестве общего критерия истинности, мы должны считать, всякого рода Сказки столь же истинными, как исторические свидетельства или утверждения в трудах по химии,— конечно, в том случае, когда в сказке нет противоречий. Я могу создать своей фантазией удивительный мир, полный чудесных приключений,— и философ, придерживающийся “теории когеренции”, должен поверить в истинность моего повествования, при условии, что я позабочусь о взаимной совместимости моих утверждений, а также приму меры предосторожности, исключив любое столкновение с обыденным описанием мира. Можно, например, поместить сцену действия на далекой звезде, что исключает возможность каких-либо наблюдений. Строго говоря, мне даже не надо принимать этих мер предосторожности; я могу с равным успехом потребовать, чтобы другие приспособились к моему описанию, а не мое описание было приспособлено к ним. Они не смогли бы тогда возразить, что, допустим, некоторое конкретное происшествие противоречит наблюдениям, ибо, согласно когерентной теории, вопроса о наблюдениях нет, а есть лишь вопрос о совместимости утверждений.

Поскольку никто не станет считать утверждения из книги сказок истинными, а утверждения из текста по физике ложными, “когерентный” взгляд оказывается совершенно несостоятельным. К когеренции должно быть прибавлено еще что-то, а именно некий принцип, в терминах которого может быть установлена совместимость; и только это станет настоящим критерием.

Если дано множество предложений, и среди них некоторые противоречат друг другу, то я могу установить согласованность несколькими способами: в одном случае, например, отбирая некоторые предложения и отбрасывая или изменяя их, а в другом — проделывая это с предложениями, которые противоречат первым.

Таким образом, когерентная теория логически невозможна; она совершенно неспособна дать недвусмысленный критерий истины, ибо с ее помощью я могу придти к любому числу согласованных систем предложений, которые тем не менее будут несовместимы друг с другом.

Шлик М. О фундаменте познания

6