Interpretation / Essential Articles for the Study of John Donne Poetry (ed.

by J. R. Robert). Hamden, 1975. P. 125.}. Однако герой стихотворения столь

опустошен потерей возлюбленной (связано это с ее смертью или нет - до сих

пор является предметом спором комментаторов: слова о том, что "понятие

"смерть" приложимо <к возлюбленной> лишь по ошибке" можно понимать

по-разному), что становится эликсиром, квинтэссенцией пустоты,

существовавшей до Творения. Мотив этот уже звучал в стихотворении, но его

подчеркнутый повтор вводит важные пояснения. Зимнее солнцестояние - точка, в

которой солнце как бы "замирает", - чтобы повернуть на лето. Этот поворот

связан с естественным течением времени в будущее, то есть - в

эсхатологической перспективе - ко Второму Пришествию и обретению райского

состояния. Но время героя стихотворения течет в противоположном направлении

- в прошлое: через воспоминания о возлюбленной - к воспоминанию о том, что

он и она носили в себе Хаос, - а отсюда делается и следующий шаг - к

пустоте, предшествующей Творению. И понятно, почему тогда финальная строфа

утверждает:

But I am None; nor will my Sunne renew.

You lovers, for whose sake, the lesser Sunne

At this time to the Goat is runne

To fetch new lust, and give it you,

Enjoy your summer all;

Since she enjoyes her long night festivall,

Let mee prepare towards her, and let mee call

This houre her Vigill, and her Eve, since this

Both the yeares, and dayes deep midnight is.

[Но я - Ничто; мое Солнце не обновится. / Вы, любовники, ради кого

умаленное ныне Солнце / пересекает сейчас знак Козерога, / чтобы питать

новые страсти и дарить вас ими, / Вы отпразднуете лето сполна; / Она же

справляет свой долгий ночной праздник, / Дайте же мне подготовиться к тому,

чтобы <перейти> к ней, и дайте мне назвать / Этот час полночной службой в ее

честь, ее кануном, ибо это / Глубокая полночь и года, и дня.]

Внутренне мертвый, впустивший в себя смерть - и из смерти и ничто

состоящий герой стихотворения совершает ночной молебен ушедшей (умершей?)

возлюбленной. Данная строфа почти на грани святотатства отсылает читателя к

евангельскому: "Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих

мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие" (Лк. 9, 60). Собственно,

стихотворение - с его литургическими интонациями - есть литургия во славу

смерти. (Заметим, что тут возникает еще одна интересная алхимическая

аллюзия. Фулканелли в своем сочинении "Тайны соборов", посвященном

взаимосвязи убранства европейских церквей и символизма алхимии, упоминает о

Черной Богоматери, специфическая форма поклонения которой существовала во

Франции в Средние века Фулканелли прослеживает некоторые мотивы этого культа

и параллельные им алхимические представления о первоматерии {Fulcanelli:

Master Alchemist. Le Mystere des Cathedrales. Esoteric interpretation of the

Hermetic Symbols of the Great Work. London, 1971. P. 56-62.}. Во времена

Донна культы эти были еще живы, и он мог столкнуться с ними во время своего

пребывания в Париже; возможно связь алхимии и литургики в "Ноктюрне в день

святой Люси" объясняется именно этим.)

На сквозной алхимической метафоре построено и стихотворение "A