40.Философия экзистенциализма

Экзистенциализм — философское тече­ние, центральной проблемой которо­го явилось сущест­вование человека со всем комплек­сом его социальных, и психологических проблем.

Течение, именуемое экзистенциализ­мом, объединяет философов порой совер­шенно различных убеждений и интересов. Что у них общего? Позиция, согласно которой не сущность (лат. «эссенция»), а существование (лат. «экзистенция») должно явиться основным предметом философских размышлений. Иными сло­вами, на первый план выдвигаются не аб­страктные всеобщие сущности, а реальная жизнь единичного человека с ее волнениями, тревогами и проблемами.

Какие объективные социальные причины способствовали интенсивному развитию экзистенциализма? Две мировые войны, возникновение тоталитарных режимов, кризис романтического оптимизма и гуманизма Нового времени, многочисленные соци­ально-экономические противоречия и как следствие — нарастание революционного движения, отчуждение философии и науки от индивида и его жизненных проблем.

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ ИСТОКИ ПРОБЛЕМЫ БЫТИЯ

«Бытие» — одно из центральных понятий философии на протяжении ее истории. Обыденное мышление воспри­нимает термины «быть», «существовать», «находиться в наличности» как синонимы. Но философия, воспользо­вавшись термином естественного языка «быть», придала ему категориальный статус, т. е. перешла от вопроса о су­ществовании мира «здесь» и «сейчас» к вопросу о вечных и всеобщих гарантиях такого существования. Решение такого рода вопросов предполагает умение мыслить, от­влекаясь от конкретных предметов, их признаков и свойств.

Какие же человеческие проблемы описывает и объяс­няет категория «бытие»? Комфорт человеческого суще­ствования предполагает опору на некоторые простые и естественные предпосылки, которые понятны сами собой и не требуют специальных обоснований. Среди таких уни­версальных предпосылок самой первой является уверен­ность людей в том, что при всех видимых изменениях, происходящих в природе и мире в целом, существуют ка­кие-то гарантии его сохранения как стабильного целого. История человечества демонстрирует извечное стремление людей отыскать такие опоры своего существования, кото­рые блокировали бы в его повседневном сознании ужас, связанный с мыслями о возможности ежеминутной гибе­ли мира. И каждый раз, когда начиналось сомнение в прочности такого рода опор, привычные данности реаль­ной жизни становились предметом специального размыш­ления, переходя из ранга чего-то само собой разумеюще­гося в ранг проблем отыскания новых установлений — опор.

Так, в дофилософский, мифологический период жиз­ни греки видели гарантии стабильности мира как едино­го целого в традиционной религии, связанной с богами Олимпа. Но первые философы стали разрушать связь лич­ности с преданиями, традицией, поставив под вопрос бе­зусловность самих традиций и веры в Олимп. Философия ввергала древнего грека в пучину сомнения относительно возможности видеть в олимпийских богах гарант стабиль­ности мира, разрушив тем самым основы и нормы тради­ционного спокойного быта. Мир и Вселенная уже не ка­зались столь прочными и надежно существующими как прежде: все стало шатким, ненадежным, неопределенным. Античные греки потеряли жизненную опору. Современ­ный испанский философ Ортега-и-Гассет отмечал, что тревога и страх, которые испытывали люди, потерявшие опору жизни, надежный мир традиций, веру в богов, были несомненно ужасными, тем более, что в древности страх — это самое сильное переживание. В этой ситуации необходим был поиск новых прочных и надежных осно­ваний жизни людей. Им нужна была вера в новую силу. Философия и начала поиски новых оснований мира и че­ловека, ввела проблематику бытия, придала этому терми­ну, взятому из греческого разговорного языка, категори­альный смысл.

Человек сквозь призму существования

Начиная с эпохи Возрождения в западной философии усили­вается внимание к человеку. Однако в течение Нового времени антропологическая проблематика вовсе не являлась доминирую­щей. Новый «поворот к человеку» происходит в начале XX в. Ук­репляется мнение, что все основные проблемы философии можно свести к вопросу о том, что есть человек и каково его место в Жизни (немецкий религиозный философ М. Шелер). Или, как от­мечал французский персоналист Э. Мунье, существование челове­ка — первая проблема философии. Антропологическую переориен­тацию философии поддержали несколько влиятельных течений: неотомизм, персонализм, философская антропология и наибо­лее яркое — экзистенциализм.

Согласно экзистенциализму, задача философии — заниматься не столько науками в их классическом рационалистическом выражении, сколько вопросами сугубо индивидуально-человеческого бытия. Человек помимо своей воли заброшен в этот мир, в свою судьбу и живет в Чужом для себя мире. Его бытие окружено со всех сторон какими-то таинственными знаками, символами. Для чёго живет человек? В чем смысл его жизни? Каково место человека в мире? Каков выбор им своего жизненного пути? Это дейст­вительно очень важные вопросы, которые не могут не волновать людей. Экзистенциалисты исходят из единичного человеческого существования, которое характеризуется комплексом отрицатель­ных эмоций — озабоченность, страх, сознание приближающегося конца своего бытия. При рассмотрении всех этих и других проблем представители экзистенциализма высказали немало глубоких и тонких наблюдений и соображений.

У истоков этих идей стояли: датчанин С. Кьеркегор, русские, религиозные философы Н.А. Бердяев (1874—1948) и Л.Н. Шес­тов (1866—1938), а также испанский писатель Мигель де Унамуно (1864—1936). Начиная с 20-х годов экзистенциализм активно развивается и достигает своего пика в период 30—60-х годов XX в. Видные представители: К. Ясперс (1883—1969), М. Хайдеггер (1889-1979) - в Германии; Ж.П. Сартр (1905-1980), А. Камю (1913-1960), Г. Марсель (1889-1973) - во Франции; X. Ортега-и-Гассет (1883—1955) — в Испании.

Как правило, в экзистенциализме выделяют два направления: религиозное (Бердяев, Шестов, Ясперс, Бубер, Марсель) и атеис­тическое (Сартр, Камю, Мерло-Понти, Хайдеггер).

Присмотримся к некоторым характерным идеям эк­зистенциалистов.

Мартин Хайдеггер (1880—1976) — немецкий философ-экзистенциалист. Экзистенциализм — одно из самых модных философских течений в середине XX в., явившее собой «самое непосредственное выражение современности, ее затерянности, ее безысходности... Экзистенциальная философия выражает общее чувство времени: чувство упадка, бессмысленности и безысходности всего происходящего... Экзистенциальная философия - это философия радикальной конечности».

В своем труде «Бытие и время» М. Хайдеггер поставил во главу угла вопрос о смысле бытия, который, по его мнению, оказался «забытым» традиционной философией. Хайдеггер стремился рас­крыть этот смысл путем анализа проблемы бытия человека в мире. Собственно лишь человеку свойственно осмысление бытия, имен­но ему «открыто бытие», именно такое бытие — экзистенция и есть тот фундамент, на котором должна строиться онтология: нель­зя, пытаясь осмыслить мир, забывать о самом осмысливающем — человеке. Хайдеггер перенес акцент на бытие: для вопрошающего человека бытие раскрывается и высвечивается через все, что люди познают и делают. Человек не может смотреть на мир иначе, чем сквозь призму своего бытия, разума, чувств, воли, вместе с тем вопрошая о бытии как таковом. Для человека мыслящего харак­терно стремление повсюду быть дома в совокупном целом, во всем мироздании. Это целое и есть наш мир — он наш дом. Поскольку конечную основу человеческого бытия составляет его временность, преходящность, конечность, постольку прежде всего время долж­но быть рассмотрено как наисущественнейшая характеристика бытия. Обычно же бытие человеком анализировалось специально и обстоятельно в контексте времени и лишь в рамках настоящего времени как «вечного присутствия». По Хайдеггеру, - личность остро переживает временность бытия, но ориентация на будущее дает личности подлинное существование, а «вечное ограничение настоящим» приводит к тому, что мир вещей в их повседневности заслоняет от личности ее конечность. Такие идеи, как «забота», «страх», «вина» и т.п., выражают духовный опыт личности, чув­ствующей свою уникальность, а вместе с тем однократность, смерт­ность. Он сосредоточивается на индивидуальном начале в бытии человека — на личностном выборе, ответственности, поисках соб­ственного Я, ставя при этом экзистенцию в связь с миром в целом. В дальнейшем по мере своего философского развития Хай­деггер перешел к анализу идей, выражающих не столько личностно-нравственную, сколько безлично-космическую суть бытия: «бытие и ничто», «скрытое и открытое бытие», «земное и небес­ное», «человеческое и божественное». Вместе с тем ему свойствен­но стремление осмыслить природу самого человека, исходя из «истины бытия», т.е. исходя уже из более широкого, даже предельно широкого осмысления самой категории бытия. Исследуя истоки метафизического способа мышления и мировоззрения в целом, Хайдеггер стремится показать, как метафизика, являясь основой всей европейской духовной жизни, постепенно мировоззренчески подготавливает новую науку и технику, которые ставят своей целью подчинение всего сущего человеку и порождают стиль жизни современного общества, в частности, его урбанизацию и «омассовление» культуры. Хайдеггер для характеристики истинного мышления употребляет термин «вслушивание»: бытие нельзя просто созерцать — ему можно и нужно только внимать. Преодоление метафизического мышления требует, по Хайдеггеру, возвращения к изначальным, но нереали­зованным возможностям европейской культуры, к той «досократовской» Греции, которая еще жила «в истине бытия». Такое воззрение возможно потому, что (хоть и «забытое») бытие все же еще живет в самом интимном лоне культуры — в языке: «Язык — это дом бытия». Однако при современном отношении к языку как к орудию он технизируется, становится лишь средством передачи ин­формации и поэтому умирает как подлинная «речь», как «рече­ние», «сказание», поэтому теряется та последняя нить, которая связывает человека и его культуру с бытием, а сам язык становится мертвым. Вот почему задача «вслушивания» характеризуется Хайдеггером как всемирно-историческая. Выходит так, что не люди говорят языком, а язык «говорит» людям и «людьми». Язык, открывающий «истину» бытия, продолжает жить прежде всего в произведениях поэтов (не случайно Хайдеггер обратился к исследованию творчества Ф. Гельдерлина, Р. Рильке и др.). Он был близок духу немецкого романтизма, выражая романтическое отношение к ис­кусству как хранилищу бытия, дающему человеку «защищен­ность» и «надежность». В последние годы жизни в поисках бытия Хайдеггер все чаще обращал свой взор на Восток, в частности к Дзэн-буддизму, с которым его роднили тоска по «невыразимому» и «неизреченному», склонность к мистическому созерцанию и мета­форическому выражению. Дзэн — японское название одного из буддийских направлений.

Итак, если в своих ранних работах Хайдеггер стремился вы­строить философскую систему, то впоследствии он провозгласил невозможность рационального постижения бытия. В более позд­них работах Хайдеггер, пытаясь преодолеть субъективизм и пси­хологизм своей позиции, выдвинул на первый план бытие как та­ковое. И в самом деле, вне учета объективного бытия выяснения его свойств и отношений, словом, без постижения сути вещей че­ловек просто не мог бы выжить. Ведь бытие в мире раскрывается через неотъемлемое от человека не только осмысление мира, но и «делание», которое предполагает «заботу».

Карл Ясперс (1883—1969) — выдающийся немецкий философ, психолог и психиатр, один из основателей экзистенциализма.

Настоящая философия, по Ясперсу, — это, прежде всего, сам процесс философствования. Таким образом, он делает акцент на принципиальной незавершенности и тем самым на открытости процесса философского размышления, в котором вопросы преоб­ладают над ответами: истинное философствование как раз и состо­ит в поисках. Философствованию свойственна жизненность «экзистенциального высветления» проблем бегущего времени: только философствование дает нам шанс как-то осмыслить наполненное «бедственностью» и «неизбывной заботой» наше существование. Дело в том, что под существованием имеется в виду, прежде всего, духовное бытие лич­ности, ее сознание. «Существование есть сознание, — писал Яс­перс, — и я существую как сознание... Анализировать существование значит анализировать сознание». Ясперс полагал, что философию нельзя ограничить, как науку, строгими рамками определенного предмета и метода. История философии, в отличие от истории науки, — это не процесс приращения знаний, поскольку каждое крупное философское учение, подобно произведению искусства, уникально. Философия призвана дать лишь некоторые ориентиры для поведения человека в мире, «осветить» экзистенцию и приблизить человека к трансценденции, помочь совершить скачок к «безусловному бытию», которое непостижимо для научного познания.

Философствование, по Ясперсу, предполагает тройственное членение, что соответствует такому же членению бытия. Первый уровень членения бытия — предметное бытие («бытие-в-мире»), ли «существование». Это внешний уровень бытия. Перед его лицом философствование достигает лишь «ориентации-в-мире», по существу это и есть экзистенция; она составляет бытийное ядро личности. Экзистенция с особой силой открывается человеку в no­граничных ситуациях: в состоянии тяжкого страдания, смертельной болезни, острого ощущения вины и т.п. В эти моменты человек остро испытывает чувство тревоги, осознание хрупкости и конеч­ности своего существования. Именно тогда человек может открыть для себя трансцендентный мир; его существование, таинственным образом связанное со своим собственным, освещает новым смыслом и человеческую экзистенцию. Второй уровень членения бытия — это озарение, прояснение экзистенции, осознание души. И, наконец, третий уровень — чтение шифров трансценденции яв­ляет собой глубинную задачу философствования, связанную с осо­знанием Бога.

Ясперс стремился доказать, что духовный прогресс человечест­ва, в том числе и связанный с демифологизацией, не ведет к утрате смысла нашего бытия, но только при условии существования осо­бого бытия, трансцендентного мысли. При этом даже скептицизм, высвечивая границы знания, указывает вместе с тем не на ничто, а на нечто сущее, но непостижимое; оно выступает как предмет не­знания и, стало быть, веры, которая отличается от религиозной, в частности от христианской, тем, что должна быть значима для всех людей, поскольку основывается не на откровении, а на опыте, до­ступном любому человеку. По Ясперсу, вера не противостоит разу­му, а существует в единстве с ним, и ее нельзя рассматривать как нечто иррациональное. Для веры мыслящего человека, человека философствую­щего, характерно то, что она существует только в союзе со знанием: она хочет знать то, что познаваемо, и понять самое себя. Таким об­разом, незнание выступает не просто как своего рода субъективный свидетель наличия таинственного вида бытия, именуемого трансценденцией. Философская вера потому и вера, что трансцендентное не может быть доказано рациональными доводами, но она потому и философия, что все же предполагает именно какое-то знание о трансцендентном, которое косвенно подтверждается хотя бы отри­цательными аргументами. Следовательно, скептическое незнание вместе с тем есть своего рода знание о существовании особого рода бытия. Трансценденция — это таинственный предмет, по отноше­нию к которому вера и знание оказываются слиянными. Философ­ская вера находится как бы на границе между религиозной верой и научным знанием. Она может рассматриваться как своего рода «прафеномей и религии, и науки».

Однако философствование о вере не может быть знанием, ибо она необъективируема, а представляет собой только выявление эк­зистенции, а это есть именно мышление, а не просто эмоционально-психологический феномен. Но такое мышление по самой своей сути неадекватно: оно принуждено осуществлять себя в словах, направ­ляя свою интуицию на то, что «за ними». Ясперс различает два вида мышления: философское, которое устремлено «за явления» и может рассчитывать лишь на «удовлетворенность», и рациональное (научное) мышление, устремленное на сами явления и вырабатывающее знания. Настаивая на принципиальном различии между ними. Ясперс никоим образом не отрицает ценности знания: оно необходимо и для помощи «высветляющему мышлению». Экзистенция релятивирует и в смысловом отношении ограни­чивает вещное «бытие-в-мире». Но и сама экзистенция существенным образом ограничена, причем эта ее ограниченность (в отличие от эмпирической ограниченности человеческих знаний, сил и возможностей) не только не негативна, но и содержательно-позитивна и потому не может быть от нее, так сказать, «отмыслена» в акте интеллектуального абстрагирования, а принадлежит самому ее бытию: она есть лишь постольку, поскольку соотносит себя с другой экзистенцией и с трансценденцией. Соотнесенность экзистенции с другой экзистенцией осуществляется в акте коммуникации, а соотнесенность ее с трансценденцией — в акте веры. Коммуникация, по Ясперсу, — это универсальное условие человеческого бытия. Она буквально составляет его всеохватывающую сущность. Все, что есть человек и что есть для человека, обретается прежде всего в коммуникации. Вне коммуникации немыслима и человеческая свобода со всеми ее степенями. Недаром в лексиконе Ясперса термин «коммуникация» означает глубоко истинное, личностное общение «в истине». Коммуникация есть центральное понятие не только этики и аксиологии, но и гносеологии и вообще всего миропонимания Ясперса, она возводится им в ранг критерия философской истины и отождествляется с разумом. Поскольку разум в своей всеоткрытости устремлен на Единое во всем сущем, он противодействует прерыванию коммуникации, но именно она «дарит» человеку его подлинную сущность. Ясперс афористично и очень тонко замечает: «Я один не есть самость для себя, но становлюсь таковой во взаимодействии с другой самостью». Этим подчеркивается социальная сущность человека. Социальное, интеллектуальное и моральное зло есть, по Ясперсу, прежде всего глухота к «окликанию» со стороны чужой экзистенции, неспособность к дискуссии, принимающая облик противоразумного фанатизма, но также и поверхностного, обезличенного массового общения, безнадежно отравленного ядом демагогии.

Второй предел, на который наталкивается и благодаря которому приходит к себе экзистенция, — это, как уже говорилось, трансценденция. Она выступает как абсолютный предел («абсолютно-объемлющее») всякого бытия и мышления: трансценденция «столь же неумолимо существует, сколь и не может быть уви­дена, пребывая непознанной». Если «бытие-в-мире» есть «Все», а экзистенция противостоит «Всему» на правах «Единственного», то трансценденция бытийствует во «Всем» и в «Единственном» как их объемлющее «Единое». Перед лицом трансценденции мышление принимает свой третий облик — облик метафизики. Но мыслить трансценденцию можно лишь весьма неадекватным об­разом, «вмысливая» ее в предметное. Вера не есть знание, которым я обладаю, но «уверенность, которая меня ведет». Ясперс придерживается принципа историзма, который приоб­рел у него аксиологический характер: для всемирной истории по­стулируются универсальный смысл и смысловая связь времен. Вера Ясперса в возможность общечеловеческой коммуникации в пространстве и во времени поверх всех культурных барьеров связа­на с его исключительно интимным и прочувствованным ощущени­ем философской традиции как братства мыслителей всех времен. По Ясперсу, пока человек философствует, он ощущает свою связь с сокровенно-открытой цепью свободно ищущих людей. Наличие этой связи времен гарантируется особым «осевым временем», вы­явившим универсальный смысл истории. Чтобы спасти человечес­кую сущность, находящуюся в XX в. на грани гибели, мы должны обновлять свою связь с «осевым временем» и возвращаться к его из-начальности, подыскивая новые средства для неизменно утрачи­ваемой и вновь обретаемой истины. Трудам Ясперса свойственны идеи глубокого гуманизма и озабоченность: как спасти человечест­во от тоталитаризма — этой главной опасности XX в., ввергающей людей в кровавые революции и истребительные войны.

Жан Поль Сартр (1905—1980) — французский философ и пи­татель, представитель экзистенциализма. Характерной чертой фи­лософских воззрений Сартра является то, что по большей части они воплощались в образы художественных произведений, хотя у него были и собственно философские труды. Основные проблемы его философских размышлений — суверенность сознания, смысл бытия и онтологический статус личности, специфичность человеческого существования как «принципиальной неполноты» и самосознательности, случайности нашего бытия в мире, проблема открытости и «событийности истории» и мира. Особое внимание Сартр уделил проблеме свободы воли, в трактовке которой он проявил явный максимализм, считая, что каждый человек, обладая свободой воли, внесет ответственность за все, что творится в мире. Тут ответственность не увязывается с «мерой причастности» к событиям. В своих философских суждениях Сартр отталкивался от идей Р. Декарта, С. Кьеркегора, 3. Фрейда, Э. Гуссерля и М. Хайдеггера.

В работах «Воображение» (1936), «Воображаемое» (1940) Сартр рассматривает феномен воображения как средство отрыва сознания от мира и полагание несуществующего. После анализа проблемы выдающимися умами прошлого, в частности, И. Кантом, рассуждения Сартра по этому вопросу выглядят, мягко говоря, не очень профессиональными. То же можно сказать и об описании им самосо­знания, которое он трактует как некую «прозрачность» для субъекта сознания. Это явное упрощение: мы не так уж прозрачны для самих себя. Сартр говорит о «пустом сознании» — это противоречит научной и философской традиции и самой сути дела, а кроме того, и утверждению самого Сартра: фактичность сознания должна быть постоянным уделом личности. Нельзя согласиться и с идеей Сартра о том, что человек, выбирая свою эпоху, выбирает и себя в ней. Все это значительно сложней. Человек не выбирает эпоху. Сартр впадает в преувеличение возможностей человека, исходя из того, будто человек постоянно строит сам себя вплоть до мельчайших деталей и что человеку будто бы ничего не дано, и он сам должен постоянно встраивать свою фактичность в свой универсум. Сартр тонко подметил, что человек всегда «натыкается» на свою ответственность и что у него нет «алиби» (но ведь в каких-то случаях оно есть), Верно, что человек постоянно осуществляет «суверенный выбор» в своих поступках и вообще в поведенческих актах. Для политическиx воззрений Сартра характерно смешение несмешиваемого: позиций гуманизма, демократизма и левого экстремизма. Неудачна и его попытка синтеза марксизма и экзистенциализма. И. Фихте, как мы уже упоминали, сказал: «Каков человек, такова и философия». В этом много правды. А. Хюбшер так характеризует личность и ос­новные экзистенциалистские принципы Сартра. Я позволю себе привести эту любопытную характеристику. Хюбшер так пишет о Сартре:

«Этот низенький, коренастый человек с широким, сильным ртом, тяжелым носом и в толстых очках, который сделал в первое послевоенное время парижское «Кафе де Флор» храмом, где проповедовал свое мрачное евангелие, пользуется двумя орудиями: философией и художественным творчеством. От своего двоюрод­ного деда Швейцера он не перенял почти ничего. В 20-х гг. он жил в Берлине, здесь теоретически познакомился с Гегелем, Хайдеггером и Ясперсом и не отрекается от связи с ними. Но уже первое из его крупных сочинений — «Тошнота» — это роман и одновременно работа философа, умеющего писать о бытии и небытии, о Декарте и гуманизме, сопровождающего теоретическое мышление непрерывной писатель­ской и критической работой. В смене различных обликов главные действующие лица романов и драм не только служат для наглядного изложения его размышле­ний, но также, наоборот, несут в себе материал для дальнейшего развития его мировоззрения. Влияние Сартра основывается на этой гибкости и многостороннос­ти творчества. Он вывел экзистенциализм философии, он соединил его общие черты с литературой — в той мере, в какой можно говорить о единстве французского экзистенциализма в основном вопросе: есть ли еще сверх существования трансцен­дентность, воздействующая на область экзистенциального и дающая ей смысл?

Сартр отвечает на этот вопрос отрицательно. Для него, как для Кьеркегора и Хайдеггера, человеческому существованию принадлежит страх, неуверенность в будущем, всеобщая бессмысленность жизни. Во все новых вариантах он показы­вает отрицательные стороны жизни. Как современный Вергилий, он ведет читателя долгим путем через свой ад, проявляя странную склонность к дряблому, испорчен­ному, гнойному, к крови и экскрементам, к бесчисленному множеству омерзитель­ных, тошнотворных признаний. Здесь есть мелкий чиновник, который стреляет, не целясь, в группу прохожих, побуждаемый к этому неопределенной ненавистью к человечеству; здесь есть женщины, которые не могут противостоять влиянию сумасшедшего, презренного мужчины. И здесь есть, наконец, сам герой «Тошноты», который, почувствовав отвращение к малому камешку, перенес это чувство на весь мир, — и после этого произнес большой дифирамб, восхваляя это достигнутое им новое знание жизни. Сартр ищет другого решения, чем Хайдеггер. Человек брошен в мутную бессмысленность существования: и все же лишь в этом мире отрицатель­ного, бессмысленного он может добиться свободы, не зависеть ни от кого и ни от чего. «Бытию-в-себе-вещей» противостоит «для-себя-бытие-человека» — их разде­ляет ничто, небытие. Тело человека, поскольку оно стало объектом, связывает его с бытием в себе. Но в своем личном существовании он есть чистое «для себя», бытие же само себя отрицает; посредством акта отрицающего обоснования человеческое существо отрывается от лона бытия — оно получает свободу, которая путем сво­бодного выбора делает бытие определенным бытием.... Неисписанный лист бумаги — таков человек в начале своей жизни. Ему встречаются все новые, все изменяющиеся ситуации, и его сущность образуется в зависимости от того, как он их преодолевает. Его сущность — это то, что он умеет делать из своего существования во встречающихся ему ситуациях. Его «для-себя-бытие» заключается в постоянном проектировании своей самости. «Человек есть лишь то, что он делает», — так написано в драме «При закрытых дверях», и это буквально повторяется в маленькой брошюре о гуманизме. Орест в «Мухах», до того как он действительно вмешивается в трагедию Атридов, страдает, угнетаемый чувством бесприютности, и не потому, что у него нет определенной жизненной сферы и прочных традиций, — это-то представляется преимуществом — но потому, что он не совершил ни одного поступка, который мог бы быть началом формирования личности. Лишь после того, как он убил свою мать, его жизнь начинается как собственно его существование. Человек, как говорит Сартр в своем главном сочинении, «осужден на свободу» (эта фраза повторяется в «Путях свободы»).

Что такое свобода? У Декарта она состоит в свободе разума от всех внешних оков, у Сартра она находится в сфере человеческого существования, она «творческая активность» — и ничего более. Над существованием нет какого-либо закона, императива, детерминизма. Все, в чем раньше видели свободу, предопределение, нечто навязанное извне, человек принимает по свободному выбору — он существует, лишь поскольку он выбирает. Разумеется, он все вновь впадает в экзистенциальный страх, являющийся его жизненной стихией. Любовь, половая страсть, мазоохизм, садизм, ненависть, равнодушие — все это отчаянные попытки скрыться от безжалостной свободы, сочетать браком «для-себя-бытие» (в отвратительной слизи) с «бытием-в-себе». Однако свобода должна быть принимаема в одиноком героизме, без переклички с другими, без помощи, без метания по сторонам в поисках средств спасения, освобождающих оправданий. У Сартра перед глазами позиция древних стоиков, сопротивляющихся своим непоколебимым равнодушием нападкам враждебного мира и сохраняющих даже в несчастье сознание своего превосходства. Все вновь из нашего наличного бытия возникает наше человеческое бытие, и именно это имеется в виду, когда экзистенциализм атеиста Сартра требует, чтобы за ним признали достоинства и долг гуманизма.

Сартр уже не сидит теперь в «Кафе де Флор». Он ест мало, пьет еще меньше и почти не курит. Каждое утро он работает в своей комнате для занятий на улице Бонапарта и исписывает лист за листом. На его рояле лежит раскрытая партитура Баха. Секретарю с провалившимися щеками поручено держать на расстоянии докучливых посетителей» .

Вот каким оригиналом был Жан Поль Сартр.

Наряду с Сартром важные проблемы человеческой жизни поднимает и философствующий писатель Альбер Камю. Это смысл жизни, отношение к смерти, выбор, сущность и существование человека.

Сартр пишет, что у вещей сущность предшествует существованию. Например, нож делают исходя из определенных представлений, для чего и каким он дол­жен быть. У человека все иначе: существование предшествует сущности. Человек сначала рождается, жи­вет, а уже после, в процессе своего существования, обретает свою сущность. Что ценного в этих абстрактных рассуждениях? Идея о том, что никто (Бог, случай и т.д.) не предписывает человеку его сущность и нравственный облик. Человек делает себя сам. Он выбирает и несет ответственность за выбор. Свобода человека не­истребима.

Закономерно, что активная жизненная позиция побудила Сартра и Камю к сопротивлению фашизму. Свой роман «Чума» Камю закапчивает предупреждением — «микроб чумы никогда не умирает», намекая тем самым на «микробы» фашизма и других «заразных болезней» человечества.

Большое внимание Камю уделяет проблеме самоубийства. «Стоит ли жизнь труда быть прожитой?» — вопрошает он в «Мифе о Сизифе». К таким мыслям, но его мнению, подталкивает бесчеловечность природного и общественного мира, абсурдность жизни. Камю не верит в Бога, в высшие миры и бессмертие чело­веческого духа. Тем не менее жизнь должна быть прожита. Ее оп­равдание и смысл Камю находит в свободе, мерилом которой, да и других ценностей, является сам человек. Насколько убедитель­но такое обоснование, каждый может поразмышлять самостоя­тельно.

Вообще Сартр и Камю, как и другие экзистенциалисты, прида­ют большое значение пограничным ситуациям человеческой жизни - стрессу, болезни, войне и т.д. Именно в этих ситуациях че­ловек начинает задумываться о смысле жизни и обретает своп подлинную экзистенцию, т.е. познает себя и саму жизнь.

Актуальную для XX в. проблему поднимает испанский философ и общественный деятель Хосе Ортега-и-Гассет. В своей известной работе «Восстание масс» (1930 г.) он говорит об опасности разрушения культуры безликой, агрессивной массой. Про­тивостояние духовной элиты и бессознательной социальной массы — тревожный феномен XX в. Опасения философа оказались ненапрасными. Примерно с середины столетия порожденная псевдоценностями толпы «массовая культура», как раковая опухоль, все стремительнее стала пожирать здоровые духовные начала личнос­ти и общества.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Так каковы же общие концептуальные идеи экзистенциалистов?

Подлинная реальность, заслуживающая внимания филосо­фии, есть существование человеческой личности.

Человек сначала существует — живет, чувствует, страдает, мыслит, действует - и лишь после того обретает свою сущность.

Свою сущность, как и цель жизни, человек выбирает сам.

Человек не может (не должен) стремиться к всеобщим це­лям, снимая с себя ответственность за свои поступки.

Жизнь абсурдна и бессмысленна, бытия в ином мире и выс­шего справедливого воздаяния не существует (атеистический эк­зистенциализм).

Объективной истины нет. Всякая истина - результат чело­веческих переживаний, предпочтений и выбора.

Человек способен к преобразованию мира.

Таким образом, мировоззрение экзистенциалистов пронизано индивидуализмом, субъективизмом и пессимизмом. Однако оно не лишено и ряда ценных элементов. Важнейшие из них: пристальное внимание к человеческой личности, призыв не под­чиняться толпе, делать свободный выбор и нести за него ответ­ственность.