5. Философия и наука

Решение проблемы “наука ли философия?” зависит от того, как мы понимаем науку и как оцениваем саму философию. Науку, как правило, отождествляют с системой истинного знания, но это явное преувеличение. Во-первых, основания любой науки (той же математики — символа научной строгости) являются весьма неопределенными, по сути постулативными, только принимаемыми в качестве истинных, но не доказанными в этом своем качестве. Они могут быть разными и даже альтернативными. Во-вторых, и на “верхних этажах” науки есть свои неоднородности: теории, содержащие противоречия, недоказанные теоремы, чисто гипотетические построения, спекулятивные прогнозы, парадоксы, жестко конкурирующие друг с другом идеи и концепции и прочие не строго научные образования. В-третьих, наука — это общественный институт, т. е. социальное пространственно-временное многообразие, заполненное людьми, их исследовательскими и иными ролями, в котором находится место всему, вплоть до заблуждений, предрассудков и слухов.

Философия в наше время тоже институционализирована. Удовлетворяет она и многим требованиям научности, таким, например, как системность, внутренняя самосогласованность, т. е. непротиворечивость, интерсубъективность, прогностичность и др. Но главное, чего нет у философии, но что есть у науки, — это доказательность. В философии, считают многие, можно лишь что-то опровергнуть, в частности посредством приведения к абсурду (reductio ad absurdum), но никогда — доказать. Можно согласиться в данной связи с У. Джемсом, видевшего в философии “коллективное имя для вопросов, на которые не получены ответы к удовлетворению тех, кто их поставил”. Ядро научного знания, несомненно, составляет знание истинное, т. е. доказанное или принципиально (через конечное число шагов) доказуемое. Без доказательства, хотя бы принципиального, та или иная сумма знаний может быть названа наукой лишь “из чувства вежливости”.

Не стоит, впрочем, огорчаться: не все то, что не наука, — плохо. Вот искусство — не наука, но в этом-то и заключена его прелесть. Философия, разумеется, не беспочвенна — она опирается на общечеловеческий опыт, на достижения и обретения других форм общественного сознания, включая науку. Но произрастает философия из сокровенной сути человеческой свободы. Нужно ли доказывать философии, если сама она никаких конкретных проблем не решает? Задача у нее иная — предлагать самые общие мировоззренческие, методологические и смысложизненные ориентиры для поиска таких решений и доказательств.

Вообще, связь между философией и наукой, на первый взгляд, довольно странная: как только что-то созревает для действительно научного, доказательного освещения, оно тотчас же выпадает из философии. Куда? В конкретную или специальную науку. Философия, таким образом, выступает в качестве прагипотезы (первой, изначальной гипотезы) человеческого мышления. Ее работа всегда пионерская, первопроходческая. Это первый и потому, наверно, такой несовершенный познавательный зондаж мира.

Исторически данная тенденция просматривается достаточно четко. Когда-то, скажем, психология была частью философии, философской дисциплиной. Но как только у не появились свои конкретно-эмпирические методы исследования, она стала вполне самостоятельной наукой, притом не только содержательно, но и организационно. Аналогичная ситуация и с логикой. Традиционная, аристотелевская, логика — область традиционного философского исследования. Современная же, или символическая, логика — это уже раздел математики, математическая дисциплина (с философскими вопросами логики).

Странной рассматриваемая связь является еще и потому, что она неоднозначна: различным философским школам и направлениям она представляется по-разному. Одни, как, например, экзистенциалисты, занимают откровенно антинаучную позицию. Для Хайдеггера, в частности, “измерение ценности философии идеей науки есть уже фатальнейшее принижение ее подлиннейшего существа”. Другие же, например, позитивисты, прямо-таки преклоняются перед наукой, ее нормами и идеалами. Ныне такая позиция называется также сциентизмом.

Разумно, по всей видимости, было бы настаивать на союзе философии и науки, союзе, при котором философия критически и с мировоззренческой целью обобщает достижения и выводы конкретных наук, обогащая, расширяя и углубляя, вместе с тем их логико-методологическую и социально-аксиологическую культуру. Слишком резкие противопоставления философии и науки ни к чему хорошему нас не приведут. Можно и поспорить тут с Бердяевым, настаивающим на том, что “философия ни в каком смысле не есть наука и ни в каком смысле не должна быть научной”. Пусть философия и не наука, но научной (ориентирующейся на науку, ее достижения, “гносеологические уроки”) она может быть вполне. Не очень неправильно будет и сказать, что философия - это особая, или весьма специфическая, наука.