Введение

Философия открывает перед человеком удивительный мир так называемых вечных проблем (природа человека и мира, пределы и цели познания, источники и способы бытования человеческих ценностей и т. д.), их интеллектуального штурма, интуитивного прозрения, художественного видения. С приобщения к этим проблемам начинается формирование мировоззренческой культуры, без которой нет и не может быть у человека полноценного бытия.

Приступающие к изучению философии, однако, испытывают нередко шок от неопределенности, пестроты и полемической центробежности философского знания. По этой причине, надо заметить, философия многим и не нравится. Человек ищет ответ, а ему предлагают ответы, из которых к тому же еще предстоит выбрать “правильный”. Это разочаровывает и огорчает. Но тут уж ничего не поделаешь — такова природа философии. Ее истины нельзя положить в карман, расписать по формуле "дважды два - четыре". Они рождаются в споре и живут лишь до тех пор, пока этот спор продолжается. Дискуссия, спор, полемика - для них это вполне естественная и даже комфортная среда. Философские истины открыты постоянному развитию, уточнению и опровержению.

Ну а почему так получается? Наверно, не потому, что философский ум страдает какой-то изначальной слабостью, неполноценностью или порочностью. Разумеется, нет. Причина — в самом предмете философии. Он настолько сложен и многозначен, что до однозначного и научно-доказательного его представления пока очень и очень далеко. Попытайтесь, к примеру, определиться со смыслом человеческого бытия, и вы непременно почувствуете упругость и неподатливость самой этой проблемы, а через нее - и философской тематики в целом. Его, этот смысл, давно и упорно ищут. И находят, но только - смыслы, разные, даже противоположные, но не смысл. Смысл всегда впереди, он ждет все новых и новых поколений исследователей. Философские проблемы постоянно решаются. Этот процесс, процесс решения или поиска и есть их единственно возможное решение

Правильной, т. е. определенной, устоявшейся, бесспорной, точки зрения в философии просто нет. Философия как раз показывает, что правильная точка зрения тоже лишь одна из многих, что все истины относительны, а доказательство убеждает нас лишь потому, что мы верим в науку, ее ценности, нормы и идеалы.

Было бы неверно, однако, сводить специфику философии к одним только ограниченностям и недостаткам. Есть тут и свои преимущества -— на фоне и по сравнению, уточним, с естественнонаучным и техническим знанием. Вспомните на минутку свои школьные годы. Допустим, вы изучаете физику и у вас очередная тема: “Закон сохранения и превращения энергии”. Ну и что вы можете? Что в этой ситуации в вашей власти? Если отбросить перспективу "не учиться вообще", которая грозит провалом на экзамене, то ситуация сужается до безвыходности — смириться с неизбежным, с тем, что уже давно и подробно описано. Смириться, приобщиться и усвоить, что энергия не создается и не исчезает, а лишь передается от одного тела к другому или превращается из одной формы в другую в равных количествах. Никто в школе не предлагал вам и сочинения на тему: “Закон всемирного тяготения”. А вот тяготение, называемое любовью, дружбой, симпатией, было и остается дежурной темой школьных сочинений. В сочинении на такую тему можно не только что-то сообщить, но и самовыразиться, заявить о своем “Я”. С оценкой, правда, хуже — она не гарантирована. Но, может быть, в этом отражается какая-то негарантированность самого нашего бытия.

При изучении курса философии складывается совершенно иная ситуация. Возьмем в качестве примера закон зависимости общественного сознания от общественного бытия ("в хижинах мыслят не так, как во дворцах"). С самого начала вы подключаетесь к неординарному поиску, поскольку содержательно этот закон так и не завершен, не доведен, что называется, до конца. Вы можете указать на то, что данный закон многими авторами отрицается или оспаривается, что мы знаем немало случаев, когда человек (Ганди, Толстой) буквально выстраивает свое бытие в соответствии со своими идеями, сознательно отказывается от "дворца" в пользу (и защиту) "хижины", что, наконец, среди ученых нет согласия относительно того, что считать собственно общественным бытием, впрочем как и общественным сознанием. Приглашение к творчеству, самоутверждению, личной инициативе входит в философию естественно и органично. И это прекрасно. На вашей стороне здесь свобода дерзать, начинать все сначала, сомневаться в очевидном, быть потрясающе оригинальным, никем не заменимым. Тут простор для творчества: каждый может присоединиться и попробовать свои силы — а вдруг он окажется удачливее других? Разве не уравновешивает, а, возможно, и перевешивает все это хорошо известные нам грехи философии? Ее неопределенность, многообразие, пестрота, оказывается, тоже могут идти не только со знаком минус.

Стоит остановиться на еще одной неоднозначности. При осмыслении философских проблем нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами, ни другими столь же точными и надежными средствами. Все или почти все заменяет здесь сила абстракции. Да, но многие почему-то предпочитают говорить в данной связи не о силе, а как раз наоборот — о слабости. Сила приписывается скорее конкретности и конкретному. На абстракции, абстрактность у некоторых прямо-таки аллергия. Что ж, давайте разберемся, стоит ли пугаться абстрактности, нужно ли и как преодолевать аллергию на абстракции.

Абстрактность, если популярно и кратко, — это отвлеченность, односторонность, оторванность. Абстрактно — это не только когда рассуждают о целом, не видя или не признавая его частей, но и когда застревают на части, не интересуясь ее связью с целым, или, что еще точнее, когда о целом мыслят исключительно по аналогии с его частью. Не видеть за лесом деревьев так же абстрактно, как и наоборот, за деревьями — леса.

Вовсе не обязательно заниматься высокими философскими материями, чтобы быть абстрактным. Односторонностью и в этом смысле абстрактностью страдают чаще не теоретики, а практики. Гегель прекрасно показал это на примере рыночной торговки. Зарисовка его настолько яркая, сочная и убедительная, что нельзя не привести ее полностью.

"Эй, старуха, ты торгуешь тухлыми яйцами! - говорит покупательница торговке. - Что? - кричит та. - Мои яйца тухлые?! Сама ты тухлая! Ты мне смеешь говорить такое про мой товар! Ты! Да не твоего ли отца вши в канаве заели, не твоя ли мать с французами крутила, не твоя ли бабка сдохла в богадельне! Ишь целую простыню на платок извела! Знаем, небось, откуда все эти тряпки да шляпки! Если бы не офицеры, не щеголять тебе в нарядах! Порядочные-то за своим домом следят, а таким - самое место в каталажке! Дырки бы на чулках заштопала! - Короче говоря, она и крупицы доброго в обидчице не замечает. Она мыслит абстрактно и все - от шляпки до чулок, с головы до пят, вкупе с папашей и остальной родней - подводит исключительно под то преступление, что та нашла ее яйца тухлыми. Все окрашивается в ее голове в цвет этих яиц, тогда как те офицеры, которых она упомянула, - если они, конечно, и впрямь имеют сюда какое-нибудь отношение, что весьма сомнительно, - наверняка заметили в этой женщине совсем иные детали".

В принципе, мысля абстракциями (а по-другому, не абстракциями мыслить просто нельзя), можно мыслить и конкретно. Конкретное есть единство многообразного. На него выходят тогда, когда пытаются охватить как можно больше сторон изучаемого предмета и дать затем его целостное (синтетическое) определение. Стоит подумать и над такими словами: "Когда люди думают серьезно, они думают абстрактно; они оперируют с упрощенными картинками действительности, которые зовутся концепциями, теориями, моделями, парадигмами. По словам Уильяма Джеймса, если нет такого интеллектуального материала, то остается лишь "цветущая жизненная неразбериха".

Абстракций, теперь уже философских, не следует бояться потому, что ничего странного, а тем более чужого, чуждого в них нет. Они не монстры, не пришельцы какие-то из другого мира — их корни уходят в нашу повседневную жизнь, ее естественные заботы и ориентации. Все мы ведь пользуемся такими словами, как мир, человек, истина, добро, зло и т. д. Философский анализ превращает эти слова в абстракции тем, что вылущивает их из “мира вещей”, отделяет от привычных, но размывающих и затемняющих их жизненных связей, берет их в теоретической чистоте. В результате они как бы вырастают в размерах, делаются содержательно более емкими, открытыми, легко обозримыми. А в мысленных экспериментах-комбинациях с другими такими же абстракциями обнаруживают часто неожиданные свойства, что безусловно облегчает их понимание, а значит и использование.

Мне бы хотелось, чтобы настоящая работа служила не тому, что называется “выучить и сдать”, а приоткрывала окно, или хотя бы форточку, в большой мир, мир философии как серьезного и ответственного творчества людей. И опираясь на эту веру, на это чувство, говорить именно о философии, а не об учебнике (курсе лекций) по философии.