Эпистемология

Прежде чем завершить эту главу, рассмотрим вкратце ницшеанское понятие истины.

Все метафизические системы (и науки) представляют собой выражение воли к власти. Одновременно они являются "фикциями", то есть концептуальными конструкциями, которые мы налагаем на реальность, прокрустовым ложем, приспособленным для наших потребностей. Они выступают как "физиологические требования, направленные для поддержания определенного жизненного вида"1. Все оказывается только "перспективой" и "фикцией". Перспективы покоятся на оценках. Моральные оценки -

По ту сторону добра и зла. Перевод К.Свасьяна. Т. 2. - С. 243.

593

это интерпретации, симптом определенного физиологического состояния.

Здесь Ницше вскрывает взаимосвязь познания и интереса1. Однако он рассматривает ее только с натуралистическо-биологиче-ской точки зрения. Возникает и такая проблема. Как мы должны относиться к теориям Ницше? Являются ли и они тоже фикциями? Или они в состоянии избежать "перспективизма" и сообщить нам абсолютную истину о мире? По-видимому, Ницше горячо отрицает последнее - настолько глубоко он сомневается в истине. Разве вера в истину не является метафизической верой?

"Наша вера в науку покоится все еще на метафизической вере, - ...даже мы, познающие нынче, мы - безбожники и антиметафизики, берем наш огонь все еще из того пожара, который разожгла тысячелетняя вера, та христианская вера, которая была также верою Платона, - вера в то, что Бог есть истина, что истина божественна... А что, если именно это становится все более и более сомнительным, если ничто уже не оказывается божественным, разве что заблуждением, слепотою, ложью, - если сам Бог оказывается про-должителънейшей нашей ложью?"2.

В тот момент, когда мы отвергаем веру в божественное, утверждает Ницше, возникает новая проблема: вопрос о ценности истины: "ценность истины должна быть однажды экспериментально поставлена под вопрос"3. Но что должно быть нашим мерилом, если не сама истина?

До сих пор Ницше, по-видимому, оперирует двумя понятиями истины. Традиционно мы понимаем истину как соответствие между утверждением и состоянием дел (что фактически вытекает из этого соответствия - это спорный вопрос со времен Платона до наших дней). Такое понимание лежит в основе так называемой теории истины как соответствия (корреспондирующей теории истины). Сейчас кажется очевидным, что Ницше должен отвергнуть это понятие истины. И причина, по которой он это делает, достаточно весома: не существует никаких нейтральных фактов, которым могли бы соответствовать наши теории. Все так называемые факты всегда являются "теоретически-нагруженными". Разговор о чистых фактах или "нейтральных описаниях" является только

Ср. с точкой зрения, считающей, что жизненные потребности связаны с отавными интересами" - см. Гл. 30. Веселая наука. - С. 664-665. К генеалогии морали. - С. 517.

594

скрытой, одной из многих, интерпретацией [см. Гл. 2]. Поэтому теории о воли к власти и вечном возвращении также должны быть "фикциями". Но что тогда отличает их от других фикций? В каком смысле Ницше считает, что эти теории "истинны" (если не упоминать никакого соответствия)? Ответ заключается в следующем: некоторые интерпретации "служат жизни", являются "полезными" для жизни, то есть "жизнеутверждающими". Именно в этом смысле Ницше рассматривает в качестве "истинных" свои собственные теории. Они "истинны" не в том смысле, что выражают истину о мире (для Ницше не существует никаких таких истин), но в том смысле, что они служат жизни. Эту точку зрения можно назвать прагматической концепцией истины. Именно так следует понимать известное ницшеанское определение истины как "вида заблуждения, без которого определенный органический вид не мог бы жить. В конечном итоге решающей является ценность для жизни"].

Но и прагматическая концепция истины не решает всех проблем. Каким образом Ницше знает ее? О каком виде постижения здесь идет речь? Далее Ницше говорит, что мир сам по себе является хаосом, но разве, утверждая это, он не использует понятие истины как соответствия, то есть то, что он критикует? Если он утверждает, что знает это, то он не может в то же самое время отвергать все объективные теории истины как соответствия. Утверждение "мир сам по себе является хаотическим, бессмысленным и бесцельным" будет истинным только в том случае, если мир на самом деле хаотичен, бессмыслен и бесцелен. И только в этом случае это утверждение могло бы соответствовать действительному состоянию дел.

Для того чтобы быть последовательным, Ницше должен рассматривать свою философию как одну определенную перспективу среди других возможных перспектив. Мы видели, что Ницше защищает эту перспективу в силу ее полезности для жизни. Но что является полезным для жизни и для кого? То, что может быть полезным для Ницше, очевидно, не будет таковым для Платона. В таком случае, что выступает критерием, когда мы утверждаем, что одно является "жизнеутверждающим", а другое - "отрицающим жизнь"? Не должен был бы Ницше сказать, что объективный критерий - это только "фикция" или скрытая перспектива?

1 Aus dent NachlaR der Achtzigerjahre. - S. 844.

Возможно, мы зашли слишком далеко. Ницше рассматривал себя и свою философию как эксперимент. Он трактует себя в качестве "экспериментирующего" (tentative). Ницше подвергает перекрестному огню наши наиболее глубоко укорененные представления. Он сомневается в ценностях, которые мы часто догматически и беспроблемно принимаем в качестве само собой разумеющихся. Он разрушает то, что мы трактуем как самоочевидное. Ницше ставит эксперимент над истиной. Если мы в конечном счете выясняем, что этот эксперимент в том или ином смысле предполагает то, в чем мы сомневались, а именно идею абсолютной истины, то это не умаляет значения (!) эксперимента. Скорее наоборот: ницшеанский эксперимент оказался для нас поучительным!

Во многом Ницше напоминает нам Сократа. И тот и другой играют роль своего рода интеллектуального овода, который хорош именно тем, что вынуждает нас защищаться от него.