Традиция как разум - напряженность между универсальным и частно-индивидуальным

Мы говорили, что для Гегеля история является процессом, наполненным напряженностью, которая ведет ко все более богатым и адекватным горизонтам познания. Каждый такой отдельный горизонт познания общезначим для соответствующей эпохи в целом, а не только для отдельных индивидов. Изменяющиеся горизонты познания являются общими и интерсубъективными для каждой отдельной культуры и эпохи. Эти интерсубъективные горизонты познания Гегель называет "духом времени" (Zeitgeist). Отсюда вытекают два важных политических следствия: 1. Индивид является органической частью сообщества, а именно сообщества, которое существует в рассматриваемый исторический период. Это следует из историко-социологической точки зрения на трансцендентальные горизонты познания: они являются интерсубъективными, а не частно-индивидуальными. Кроме того, эти горизонты являются исторически изменчивыми и исторически созданными. Чтобы понять Гегеля, рассмотрим язык. Язык2 не является частным, индивидуальным достоянием. Он - общее достояние. Отдельный человек не создает язык, но "вырастает внутри" общего языка и таким образом научается понимать себя и мир изнутри этого языка. Язык исторически изменчив и создаетс

1 Точка зрения, что разумное уже существует в конкретном сообществе

(в Пруссии времен Гегеля), может быть названа правым гегельянством. Ее проти

воположностью является левое гегельянство, которое считает разумным только

актуальное в качестве признанной идеи, еще не воплощенной в конкретно су

ществующем обществе. Реализация этой идеи являет собой непрерывное задание.

2 Термином "язык" мы обозначаем общий горизонт понимания, внутри ко

торого мы общаемся, а не язык в качестве звуковых волн или типографских

знаков.

511

в ходе развития истории. Например, основные понятия современной политической теории не совпадают с теми, которые существовали в античных Афинах. Но при этом наши основные политические понятия порождены всем предшествующим историко-по-литическим развитием.

2. Традиция является разумной. Это вытекает из принятой нами точки зрения, согласно которой критерии разумности задаются трансцендентальными горизонтами познания, которые история или традиция творит в продолжение каждой эпохи. Общий, исторически созданный горизонт познания, который существует в течение определенной эпохи, заключает в себе наши критерии осмысленного и бессмысленного, рационального и иррационального. Снова мы можем подумать о языке. В некотором смысле мы сами являемся языком, то есть языком (базисными понятиями), который превалирует в наши дни. Мы не можем беспроблемно вернуться обратно к основным понятиям античных греков или оказаться в том будущем языке, которого еще нет. Конечно, мы можем изменить некоторые из основных понятий, формирующих базис нашего сегодняшнего познания. Подобное происходит в художественной литературе и науке [ср. с научными переворотами Ньютона и Эйнштейна]. Но даже те, кто активно изменяет и расширяет существующий горизонт познания, должны начинать внутри горизонта познания, унаследованного ими с помощью традиции.

Такое представление истории является и релятивистским и абсолютистским. Оно релятивистское, потому что утверждает изменчивость с течением времени критериев разумного и неразумного. То, что было разумным в Афинах IV века до Р.Х., не обязательно разумно для нас сегодня. Оно абсолютистское, потому что оно не утверждает свою собственную относительность, а, напротив, претендует на роль окончательного горизонта познания, охватывающего все предыдущие и относительные горизонты познания. Гегель полагал, что его собственная философия не относительна, а абсолютна в том смысле, что является "объективно истинной".

С Гегелем история приобретает особо важное значение. Античные греки в основном мыслили внеисторически, а начиная с Ренессанса и далее философы занимались прежде всего новым естествознанием. Но|после Просвещения человек начинает относить

^

ся к себе по-новому, проблематично. История перемещается в центр внимания и как политическая история, и как"культурная история" [см. Гл. 19]. К середине XIX в. (у ученых, подобных Конту и Марксу) интерес к истории все более переплетается со злобо-

512

дневными проблемами. В результате возникают исторически ориентированные социальные исследования, находящиеся в определенной оппозиции к социальным исследованиям, вдохновленным естествознанием'.

Гегель дистанцируется и от индивидуализма, и от коллективизма. Обе эти позиции являются абстракциями2. Обе позиции оперируют фикциями. Индивидуализм - атомистическим, внеисто-рическим и самодостаточным индивидом; коллективизм - государством, возникающим как нечто независимое, отделенное от живущих в нем людей. Человек и государство внутренне соединены. Человек впервые становится тем, кто он есть, посредством самореализации, которая происходит в "нравственном" (sittlich) сообществе. Последнее для Гегеля означает "государство". Но человек должен сначала жить в более малых образованиях, наподобие семьи и социальных групп, прежде чем он станет органической частью "государства". И государство, в свою очередь, не "создается" согласно договору, а скорее "вырастает из" истории. Таким образом, в гегелевском смысле "государство" является носителем конкретных уз, которые соединяют людей друг с другом. Именно благодаря этим узам государство является нравственным сообще-

1 Мы уже говорили, что Гегель полагал, что история движется вперед. Но его

взгляды в этом отношении все же отличаются от веры в прогресс и предшество

вавших ему философов Просвещения, и последовавших за ним дарвинистов. Ге

гель не думал, как это полагали некоторые философы-просветители, что разви

тие истории сводится к приобретению человеком большего объема эмпириче

ских знаний и лучших технологических возможностей. Для Гегеля "прогресс"

(если мы можем использовать это слово) прежде всего заключается в том, что

история творит более богатые и более адекватные горизонты познания. Цель

истории - возрастание__разумности. Мы можем сказать, что для Гегеля "про

гресс" означает развитие более адекватных трансцендентальных предпосылок, а

не бол ьшее число эмпирических фактов или усилений' технологического господ

ства над природой. Но мы снова должны вспомнить, что Гегель не проводил

абсолютной границы между тем, что является эмпирическим, и тем, что явл

ется трансцендентальным, и что для него история не является чем-то происхо

дящим исключительно в наших головах. Согласно дарвинистам, "прогресс" реа

лизуется путем естественного отбора и мутаций. Согласно Гегелю, прогресс вле

чет за собой формативный процесс, который начинается, когда с помощью

труда и рефлексии люди становятся разумными. Именно поэтому античные гре

ки более важны, чем человекообразные обезьяны.

2 Ср. Гл. 16. Не так уж необычно истолковывать Гегеля в качестве "коллекти

виста". Так, в либералистских кругах часто вообще упускают из виду различие

между коллективизмом ("государство выше индивида") и гегелевской диалек

тической точкой зрения ("человек - это органическая часть нравственного со

общества, которое является государством").

513

ством, а человек в состоянии реализовать себя в качестве человека. Эти узы, согласно Гегелю, гораздо более важны, чем любые соглашения, основанные на индивидуалистских расчетах прибыли и наслаждения. Гегель отвергает представление о том, что государство является установленной человеком конвенцией (теория общественного договора), что оно не имеет ценности само йо себе и не обладает внутренним смыслом для отдельного человека.

Следовательно, для Гегеля свобода является, по существу, положительной свободой. Свобода есть постижение исторического сообщества и тем самым реализация своей роли в этом сообществе. Отрицательная свобода, предполагающая отсутствие "государственного принуждения", является для Гегеля почти немыслимой. Ведь "государство" есть не что иное, как человек. Оно не есть нечто внешнее, что способно принуждать человека. "Государство" - та нравственное сообщество, органическими частями которого яв- ляются человеческие создания. Воля "государства" - это, следовательно, воля человека. Принуждению здесь нет места (в против" ном случае происходит что-то ненормальное с человеком или ><$ государством).

В качестве политического идеала Гегель, по-видимому, пред

почитает монархию, но, отметим, "монархию", в которой король

является только номинальной фигурой и в которой государством

управляют разумные правительственные должностные лица и пред7

ставительские ассамблеи. (Гегель поддерживает представительстве

интересов, а не представительство по принципу "один человек-1

один голос" или по территориальному принципу). '

Кроме того, следует заметить, что Гегель защищает частную собственность как средство, с помощью которого человек может себя выразить. Люди не могут жить только "внутри себя". Они должны иметь средства для своего выражения, в которых могут "при1 знавать себя". Следовательно, каждый должен чем-то владеть. Но, по мнению Гегеля, пока экономическое неравенство не вызывает недовольства и политической неустойчивости, не имеет значения, что одни владеют многим, а другие - немногим.