1. Взаимоотношение науки и философии

Выше мы коснулись отношения между наукой и религией. Теперь остановимся на взаимоотношении науки и философии.

Следует отметить, что отношение между наукой и философией носило принципиально иной характер по сравнению с отношением между наукой и религией. Дело в том, что многие науки, и особенно естественные, такие как физика, астрономия, биология, в своем зародышевом состоянии, т. е. в виде отдельных знаний, сначала появились в лоне философии или, точнее, натурфилософии и, лишь развившись и достигнув, так сказать, некоего зрелого состояния, отпочковались от нее. Именно поэтому отношения между философией и зарождающейся наукой были не просто доверительными, но и носили, в известном смысле, генетический характер, т. е. были, образно говоря, «по-матерински теплыми». Данное обстоятельство явилось, по-видимому, одной из причин господствующего вплоть до середины XIX столетия понимания философии как «матери» или «царицы» («королевы») наук, как «науки наук». Однако подобное понимание взаимоотношения философии и науки фактически низводит последнюю до жалкого состояния опекаемого, в результате чего она также теряет свою самостоятельность и независимость. И не исключено, что именно подобная попытка удушить науку в «материнских» объятиях философии и вынудила одного из самых великих умов человечества — Исаака Ньютона (1634–1727) бросить свой знаменитый клич: «Физика, берегись метафизики!» (под метафизикой он имел в виду, по-видимому, умозрительную философию) и в связи с этим провозгласить свой принцип: «Я гипотез не измышляю».

Господствовавший в античной и классической философии взгляд на отношение между наукой и философией, согласно которому последняя была поставлена над наукой в качестве ее высшей и строгой повелительницы, к середине прошлого века был подвергнут серьезной критике с разных позиций и принципиально пересмотрен как в марксистской философии, так и в позитивизме.

В марксистской философии сложилась традиция подходить к проблеме соотношения науки и философии и, соответственно, решать ее с позиции диалектики всеобщего, общего и частного. Согласно этой традиции, философия имеет своим предметом всеобщую связь явлений действительности, т. е. те всеобщие закономерности, которые действуют и обнаруживают себя во всех областях или фрагментах реальности. Меж тем, наука имеет дело только с частными или, в лучшем случае, с общими закономерностями, которые действуют и проявляют себя либо в отдельной области действительности, либо только в некоторых из ее фрагментов. В силу этого философия, согласно марксистской точке зрения, может выполнять, и действительно выполняет, по отношению к науке лишь общую методологическую функцию. Ясно, что не всякая философия может выполнять подобную функцию, а лишь та, которая тесно связана с наукой, взаимодействует с ней и развивается путем обобщения ее достижений. Следовательно, только такая философия может претендовать на роль общей методологии научного познания и способна в полной мере выполнять ее. Именно такой философией марксисты объявляют свою философию диалектического и исторического материализма. Однако, будучи общей методологией науки, эта философия испытывает, в свою очередь, определенное активное воздействие со стороны науки. Так, например, она не может уточнять свои понятия и представления и развиваться дальше иначе, как путем обобщения новых достижений если не всех наук, то, по крайней мере, многих из них. Таким образом, философия и наука, как важнейшие сферы единого человеческого познания, находятся между собой, согласно марксистской философской концепции, в диалектическом взаимодействии, в отношении активного взаимовлияния.

Что же касается позитивизма, то он подвергает модель «Философия — царица наук» критике и пересмотру исходя из принципиально иных соображений. Основоположник позитивизма — французский философ и социолог Огюст Конт (1798–1857) полагал, что спекулятивная, т. е. умозрительная философия (или, как он ее обозначал, метафизика) в принципе невозможна в силу ее «неэмпиричности». Дело в том, что наука, согласно его мнению, может выполнять только описательную функцию. Она имеет дело не с сущностями (ибо они непознаваемы), а только с явлениями. В связи с этим О. Конт считал научными лишь те знания, которые либо непосредственно выводимы из опыта, либо опосредствованно сводимы в конечном итоге к элементам чувственного опыта, т. е. к ощущениям. Что же касается метафизических (т. е. философских) проблем и представлений, то они, в силу своей «неэмпиричности», не могут быть проверены опытом и, следовательно, не могут быть нами оценены. Поэтому он и объявил их бессмысленными. Таким образом, позитивизм отвергает, по сути, само право метафизики (или философии в традиционном ее понимании) на существование в качестве особого раздела человеческого знания. Выступая за создание новой, так называемой позитивной философии, позитивисты сводили всю философию к философии науки, предмет которой к тому же предельно суживается и обедняется представителями, так называемого, третьего позитивизма (неопозитивистами), как по объему, так и по содержанию. Дело в том, что, согласно взглядам логических позитивистов — Морица Шлика (1882–1936), Рудольфа Карнапа (1891–1970) и др., своим предметом философия может и должна иметь только исследование логико-гносеологической структуры научного знания. В отличие от логических позитивистов, сторонники аналитической философии — Бертран Рассел (1871–1970), Людвиг Витгенштейн (1889–1951) и др. фактически ограничивали предмет философии критикой языка.

Постпозитивистская традиция, которой следуют Карл Поппер, Томас Кун, Имре Лакатос (Лакатош) и др., хотя и не отвергает метафизику (философию) на корню, как это принято в позитивистской традиции, но, тем не менее, подчеркивает лишь предположительный характер метафизического (как, впрочем, и всякого другого, в том числе и научного) знания. Поэтому она, в полном согласии с попперианской концепцией «критической рациональности», требует, чтобы философия была открыта для рациональной критики.

До сих пор мы останавливались лишь на взгляде философов на проблему соотношения науки и философии. Теперь вкратце охарактеризуем взгляд самих ученых на данную проблему.

Следует сразу же заметить, что некоторые современные ученые остались верны ньютоновскому призыву: «Физика, берегись метафизики». При этом они, в отличие от И. Ньютона, более или менее отчетливо исходят из позитивистских установок.

Однако среди современных естествоиспытателей мы встречаем немало великих ученых, которые в достаточно категоричной форме отвергли подобный подход. И чтобы не оказаться голословными, приведем здесь высказывания двух великих физиков современности — Альберта Эйнштейна (1879–1955) и Макса Борна (1882–1970).

«Без веры в то, что возможно охватить реальность нашими теоретическими построениями, без веры во внутреннюю гармонию нашего мира не могло быть никакой науки. Эта вера и всегда останется основным мотивом всякого научного творчества», — писал А. Эйнштейн, фактически, подчеркивая значение философии для существования науки. «В наше время, — говорил он в том же духе, — физик вынужден заниматься философскими проблемами в гораздо большей степени, чем это приходилось делать физикам предыдущих поколений. К этому физиков принуждают трудности их собственной науки». И далее читаем у него же, что «наука без теории познания (насколько это вообще мыслимо) становится примитивной и путаной».

В свою очередь, Макс Борн как бы, оппонируя И. Ньютону, не менее отчетливо и категорично заявил, что «физика, свободная от метафизических гипотез, невозможна». Далее он отмечал: «Никакими хитростями не удается избежать вопроса о существовании объективного, независимого от наблюдателя мира, мира по “ту сторону” явлений». Поэтому Макс Борн считал, что физика не может обойтись без философии, предметом которой является, по его мнению, «исследование общих черт структуры мира и наших методов проникновения в эту структуру».