51.Русская философия в 20веке

Ценность личности и личной судьбы в русской философии XX в. была противопоставлена господствовавшей все предыдущее столетие ценности социальности. Значительную роль в русском религиозно-философском сознании сыграли проблемы, поставленные «антихристианством» Ф. Ницше. Одной из ее ведущих тем стало осмысление уроков национальной катастрофы 1917 г. и путей возрождения России.

В ЭМИГРАЦИИ расцветает творчество многих русских мыслителей (Н. Бердяев, Л. Шестов, И. Ильин и др.), однако эмигрантская философия фактически завершает свое существование с уходом из жизни в 1940— 1950-е гг. основных ее представителей.

Наиболее существенная черта всей русской философии, особенно в XX в., — ее онтологизм: истинное метафизическое бытие как бытие Бога; сознание, по самой своей природе находящееся внутри бытия Бога; познание истины как «внутреннее соединение с истинно сущим» на фундаменте веры; жизнь как связь между Я и бытием Бога. Со временем в русской философии усилилась экзистенциальная трактовка бытия и познания. «Прорыв в бытие» через трагические жизненные потрясения рассматривался в качестве средства преодоления всего земного, небожественного, человеческого (Бердяев, Шестов). Ориентации философии на прояснение глубоко выстраданного опыта и «некабинетный» стиль философствования способствовал неблагоприятный общественный климат России начала XX в. Русская философия выдвинула на передний план концепцию мистического познания, выразившегося в Непостижимом Франка.

Ясного выражения онтологизм русской философии достиг в опирающейся на принципы имяславия символической онтологии П. Флоренского. Результатом этого стала ориентация русской философии на обоснование путей утверждения Царства Божия на земле. Опасность этой идеи была осознана русскими мыслителями слишком поздно. Поэтому не случайно столь широкое распространение различного рода утопических проектов как чисто религиозного (Федоров), так и богоборческого плана (различные версии марксизма). Религиозно-теоретическое сознание весьма редко ориентировалось на размеренность, порядок, законченность начатого дела и в противоположность этому провоцировало надежду на чудо, необычайный эксперимент, фантастический прожект. Обоснование подобных упований обычно сочеталось с обличением буржуазности и мещанства западной цивилизации. Это, в частности, выразилось в очень раннем противопоставлении в русской мысли культуры и цивилизации.

Кроме онтологизма, другая черта, присущая не только русской философии, но и русскому менталитету в целом, — это религиозная этика коллективного человечества (общинность), или «мы-философия». Идея единого (органичного) целого, внутри которого индивид может найти не только свое истинное Я, но и вообще решение всех проблем, доминирует в большинстве русских философских доктрин.

Для русской философии также характерны напряженные размышления о смысле жизни, ориентированном на спасение души как условие спасения мира. При этом в русской философии усиливается тенденция к персонализму (Бердяев, Шестов, М. Бахтин), гарантирующему права и свободы человека без атомизации общества (отношения между личностью и обществом рассматриваются на основе религиозного принципа Троицы — «неслиянно и нераздельно»).

Философское творчество Н.А. Бердяева продолжалось около 50 лет. «Я философски мыслил всю жизнь, каждый день, с утра до вечера и даже ночью». Это был его «способ жить». Проблематика менялась мало — свобода, личность, творчество. Его труды, в которых своеобразие и оригинальность русской философской мысли нашли яркое и полное выражение, получили широкую известность во всем мире. Отстаивая свою «изначальную свободу», он порвал с дворянской средой, став социал-демократом. Но его личность бунтовала против любой среды, направления, партии. И неслучайно в начале XX в. Бердяев оказался одним из лидеров «нового религиозного сознания» (неохристианства), которое дополняло христианство «всеми богатствами мира, всеми ценностями культуры, всей полнотой жизни» (половой, общественной, научной, художественной и т. д.). Неохристианство наследовало от католичества культ, от православия — мистическое созерцание, от протестантизма — свободу совести и личное начало.

Колоссальное значение для Бердяева имело написание самой значительной доэмигрантской книги «Смысл творчества. Опыт оправдания человека» (1916). В ней он открывает тайну творчества, как ответ человека Богу-Творцу. Стремясь обновить христианство, Бердяев обратился к главному противоречию его двухтысячелетнего исторического существования: «Христианство без человеческого творчества и человеческое творчество без христианства». Бог ждет от человека творческого духовного развития. И явление Богочеловечества произойдет на пути не только святости, но и пророчества, т. е. религиозной свободы и творчества. При этом Бердяев сближал судьбы пророка и светской гениальной личности.

Апофеоз человека, его свободы и творчества требовал от Бердяева определенной отстраненности от ортодоксальных христианских трактовок. «Парадоксальную этику», или этику творчества, Бердяев понимал как третью ступень в эволюции этики. Первая ступень — этика закона (Ветхий Завет), которая проходит мимо личности и учит страху Божию. Вторая — этика искупления (Новый Завет), которая освобождает личность от «закона» и земного мира. Евангельская мораль вырастает от благодатной силы Иисуса Христа и естественно перетекает в третью — этику творчества. Творческое горение личности побеждает «похоть и злые страсти», страх и «закон», всякую несвободу. Этика творчества означает, что человек больше не боится наказания Божия, не боится ада, не ищет спасения только в добрых делах, а оправдывается главным образом своим богоподобным творчеством.

ЛИЧНОСТЬ может выходить за свои пределы двумя путями — в царство «обыденщины» (объективация) или в царство свободы (дух, творчество, Бог). Первый путь — утрата себя, рабство у мира. Он — антиперсоналистичен. Второй — раскрытие себя во всей благодатной полноте. Вспоминая мечтавшего о «воскрешении умерших предков» Н.Ф. Федорова, Бердяев верил, что рабство у жизни, истории, смерти одолимо «активностью всех творческих сил человека», родственной общностью творцов. И эта активность приблизит второе пришествие Христа (конец истории), а вместе с ним и царство свободы, Царство Божие.

По сути, при всей своей обращенности к истории и социуму, философия Бердяева глубоко личностна, т. е. ее движение — не К истине, а ОТ личной истины. В основе последней — проблемы свободы, связанного с ней и спасающего человека творчества, а также личности, которая «более таинственна, чем мир», сама является «целым миром», причем по-настоящему истинным и духовным, в отличие от внешнего мира. Философия, в понимании Бердяева, — это «обнаружение первореальности самого субъекта». Свое учение он связывал с типом экзистенциальной философии, относя к ее представителям не Хайдеггера и Ясперса, а Августина, Паскаля, Кьеркегора, Ницше. Наиболее своеобразная часть русской философии, по его мнению, тоже связана с этим типом (Достоевский, Шестов). И весь смысл, истину, путь и жизнь он усматривал в одном: когда через свободу и творчество «Бог рождается в человеке и человек рождается в Боге».

Русский философ и богослов Отец Сергий Булгаков — яркий представитель в философии всеединства. Стремление углубить теорию К. Маркса привело Булгакова, начинавшего как марксист, к переходу «от марксизма к идеализму». Решающее влияние на духовную эволюцию С.Н. Булгакова оказали учения B.C. Соловьева, П.А. Флоренского, Д.В. Шеллинга.

Философия, согласно Булгакову, есть саморефлексия или логическое начало жизни. Однако жизнь не разгадывается умом, а лишь переживается как тайна бытия, как единство логического и алогического. Это приводит мысль к Абсолюту (Богу) и сверхлогическому знанию. В попытках достижения такого знания философия обращается к высшей форме опыта — опыту религиозному.

Трагедия философии заключается в том, что, стремясь создать систему, философ обнаруживает невозможность логического построения мира из самого себя. Закономерно, что в эмигрантский период Булгаков обратился к чисто богословскому творчеству, хотя и пронизанному философскими темами. Основной мотив философии Булгакова — оправдание мира, утверждение ценности и осмысленности здешнего бытия.

Булгаков считал, что бытие имеет универсальную подоснову — материю, т. е. духовную телесность, живоносное, рождающее начало всего многообразия мира. Исток творческой активности материи Булгаков раскрывал в учении о Софии (Божественной мудрости), ядре его философии. В процессе эволюции Булгаков пришел к идее двух Софий (или двух ее центров). Первая, или Божественная, София есть душа, идеальная основа мира. Вторая — тварная, становящаяся София — просвечивающий в самом мире лад бытия, потенциальная красота, которую призван осуществить человек.

ФИЛОСОФСКО-БОГОСЛОВСКОЕ ТВОРЧЕСТВО П.А. Флоренского можно условно разделить на два периода. Первый представлен книгой «Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи», состоящей из 12 писем, дополненных приложениями и примечаниями. Это своеобразный путевой дневник, который соединяет в себе рассказ о пройденном автором духовном пути (письма 1 — 4) и достигнутом «месте назначения» (письма 5 — 12). Путь складывается из трех этапов: логистики (анализ понятий истины и достоверности); пробабилизма (когда рассматриваются свойства истины, но нет уверенности в том, что она существует); подвижничества (переход в сферу религиозной жизни и православной церкви, где истина и достоверность обретаются как реальность не теоретическая, а жизненная). В результате автор приходит к «месту назначения» — христианской метафизике.

Христианская метафизика строится на основе двух концепций: Софии премудрости Божией и всеединства. Ядро концепции Софии — описание связи мира (сотворенного) и Бога. Поскольку Бог сотворил людей, то каждый человек как личность любит своего Творца. Однако и в Боге его творения существовали изначально — как «идеальные личности». Именно они являются носителями смысла бытия и всеобщей любви. В «единстве в любви» их неразрывная связь друг с другом и с Богом. Но так как любовь — способность живого и личного начала, то это единство — не механическое собрание, а живое «многоединое существо», совершенная личность. Ей Флоренский и дал имя Софии. Поэтому софиология есть одновременно и метафизика христианской любви. София сама — личность, но при этом содержит в себе все многообразие других отдельных личностей как своих самостоятельных частей. Принцип существования Софии, тождество частей целому — принцип, характеризующий всеединство. Таким образом, «Столп и утверждение истины» — рассказ о сложном пути автора от безрелигиозного состояния, через религиозное обращение, к укоренению в церкви.