§ 2. Кризис

А. Изменение ситуации. Конец XIX и начало XX столетия проходят под знаком глубокого кризиса философии. Симптомом этого кризиса служит появление течений, идущих вразрез с двумя мощнейшими направлениями мысли Нового времени - с материалистическим механицизмом и субъективизмом. Изменение ситуации выходит далеко за пределы философии, - его можно сравнить с тем всеохватывающим кризисом, с которого во время Возрождения началась вся наша культура Нового времени. Составить полную картину всех его многообразно переплетающихся причин чрезвычайно трудно, но все же сами факты вырисовываются достаточно четко. В Европе в это время происходит глубокий поворот в социальной мысли, имеют место тяжелые экономические пертурбации, радикальные нововведения в области искусства, а также заметный перелом в религиозной сфере. Складывается единое мнение о том, что начало XX столетия надо рассматривать не как конец краткого временного отрезка, а как подведение черты под большую завершенную историческую эпоху, так что наше настоящее уже не принадлежит более к Новому времени, или «модерну». Не без определенного основания утверждалось также, что последний поворот более радикален, чем поворот периода Возрождения. Во всяком случае, во всех областях жизни проявляется измененная установка. А начавшиеся войны со своей стороны ускоряют кризисный процесс распада.

Столь глубокое преобразование духовной жизни, естественно, связано с изменениями в социальных отношениях, оно даже, по крайней мере частично, ими обусловлено. Хотя при нынешнем состоянии науки эту связь еще нельзя проследить до деталей. Поэтому мы ограничимся констатацией непосредственных духовных причин и факторов перемены.

Их можно разделить на три группы. Во-первых, это кризис физики и математики, который привел, с одной стороны, к серьезному развитию аналитического мышления, а с другой - к краху некоторых мыслительных установок, типичных для XIX века. Во-вторых, это два метода, начавшие развиваться в это время, - логико-математический и феноменологический. В-третьих, определенные мировоззренческие позиции, среди которых выделяются иррационализм и новая реалистическая метафизика. Эти различные духовные течения многообразно связаны между собой. Так, например, математическая логика тесно связана с кризисом математики, тогда как кризис физики подкрепляет иррационализм, и, наконец, часто одни и те же мыслители разрабатывают феноменологический метод и новый реализм. К тому же имеют место взаимные влияния между философами, подготавливающими почву для феноменологии и для математической логики.

Каковы бы ни были эти взаимосвязи, одновременное выступление этих, а также совсем других по своей исторической обусловленности и своей целенаправленности течений представляет собой событие, которому трудно найти равное в истории человеческой мысли. Действительно, эти течения действуют в направлении полного преобразования философии.

Б. Кризис ньютоновской физики. Большинство философов XIX века считали, что ньютоновская физика дает абсолютно истинную картину мира. Они видели в ней ясное изображение действительности, в которой все сводится к положению и импульсам вещественных атомов (механицизм). При условии, что имеющиеся в данный момент положения и импульсы телесных частиц известны, считалось возможным в точности высчитать отсюда по механическим законам все прошлое и будущее развитие мира (лапласовский детерминизм). Принципы, да и теории физики считались абсолютно истинными (абсолютизм). Простейшим данным представлялось вещество, и к этому простейшему данному все должно было логически сводиться (материализм). К тому же физика была старейшей из естественных наук, она доказала свою результативность в технике, тогда как другие отрасли знания, расцветшие позже, в XIX веке, и прежде всего история, тогда еще себя не проявили.

В конце XIX и начале XX века эта физикалистская картина мира оказалась под большим сомнением. Правда, вопреки частым утверждениям, нельзя сказать, что новая физика не знает никакой материи, полностью отбрасывает детерминизм, вообще не допускает достоверных высказываний и т.п., но многое такое, что ранее считалось абсолютно достоверным, теперь ставится под вопрос. Так, теперь нет сомнения в том, что материя есть не нечто простое, но, напротив, в высшей степени сложное, а ее научное постижение связано с немалыми трудностями. Оказывается, что никак нельзя высчитать положение и импульс вещественной частицы, и во всяком случае детерминизм в его лапласовской форме стал неприемлем. Значит ли это, что детерминизм вообще устарел, или он может быть признан в какой-то другой форме, это для крупнейших физиков пока открытый вопрос. Ведущий астрофизик Эддингтон выразился так: «Я индетерминист в такой же мере, в какой я считаю, что мир не сделан из зеленого сыра... И то и другое - гипотезы, к принятию которых мы не имеем никаких оснований». Также и механицизм принял по меньшей мере новые формы. Уайтхед, являющийся одним из лучших знатоков сложившейся ситуации, удачно заметил, что если старая физика представляла себе мир как луг со свободно резвящимися лошадьми, то новая физика видит его как площадь, изрезанную сетью рельсов, по которым как по предначертанным путям катятся трамваи, так что новый «механицизм» оказывается очень близким к организмической точке зрения. Наконец, разработка теории относительности и квантовой теории, а также другие открытия в физике поставили под вопрос многое такое, что считалось абсолютно истинным.

Эти перевороты в области физики оказали на философию двоякое воздействие. Тот факт, что сами физики не имеют больше единого мнения относительно того, возможно ли и в какой мере сохранение механицизма и детерминизма, то что им приходится прикладывать массу усилий, чтобы научно постичь оказавшуюся столь сложной материю, и что они даже вынуждены признать относительность своих теорий, лишает механицизм и детерминизм права ссылаться на авторитет физики и вообще делает крайне сомнительным объяснение бытия через материю¹⁵

Однако еще важнее другое следствие кризиса физики. Этот-кризис ясно показал, что физикалистские понятия и положения не могут перениматься философией без специального анализа, а физикалистские выводы не могут с точки зрения философии рассматриваться как априори действенные. В этом отношении Декарт и Кант совершили прямо-таки наивный промах. С другой жестороны, благодаря этим открытиям кризис физики пробудил так называемое аналитическое мышление, ставшее характерным для философии XX столетия.

В. Критика науки. Описанная выше ситуация сложилась не только в результате одних частно-научных открытий. Здесь внесли свой вклад также различные мыслители, которые довольно задолго до разразившегося кризиса подвергли анализу естественнонаучные подходы и в определенном отношении поставили их под вопрос. В этой так называемой критике науки ведущую роль сыграли французские философы - Эмиль Бугру (1845-1921; «О случайности законов природы», 1874; «Об идее естественного закона», 1894), Пьер Дюгем (1861-1916; первое крупное произведение – «Смесь и химическое соединение», 1902) и Анри Пуанкаре (1853-1912; «Наука и гипотеза», 1902).

По времени параллельно с этой школой развивается эмпириокритицизм, который с позитивистских позиций приходит к еще более радикальным выводам. Рихард Авенариус (1843-1896) опубликовал в 1888 1890 гг. свою «Критику чистого опыта», а Эрнст Мах (1838-1916) в 1900 г. - свое главное произведение, в котором он изложил учение, подвергающее исключительно острой критике абсолютную ценность науки.

Критика науки касалась как ценности понятий, так и научных систем. Тщательный анализ и исторические исследования доказывали, что и те и другие по большей части субъективны по своей природе. Ученый не только произвольно расчленяет действительность, но он еще постоянно работает с понятиями, порожденными его интеллектом. Что же касается великих теорий, то они в конечном итоге лишь удобные инструменты для упорядочения опытных данных: «не истинны и не ложны, а полезны» (Пуанкаре). Стоит заметить, что никто из этих французских критиков, даже Пуанкаре, не был конвенционалистом. Им было важно лишь доказать, что наука весьма далека от того идеала безошибочности, который ей обычно приписывали в XIX веке. Немецкие же эмпириокритики пошли дальше и отдали дань релятивизму, близкому к скептицизму.

В общем и целом наука в глазах философов потеряла значительную часть своего авторитета, что еще больше стимулировало процесс, начавшийся с внутреннего кризиса физики. Отньше ньютоновский взгляд на природу, бывший основной предпосылкой кантианства и всей прежней европейской мысли, стал невозможен.

Г. Кризис математики и математическая логика. Развитие математики в конце XIX века также привело к кризису, оказавшемуся не менее глубоким и чреватым последствиями, чем кризис физики. Среди многих новых открытий в области математики на философию оказали особое воздействие открытие неевклидовых геометрий и создание Г.Кантором (1845-1918) теории множеств. Оба они показали, что кое-что, ранее принимавшееся без раздумий в качестве простых предпосылок математики, на самом деле вовсе не так достоверно; при этом внимание было направлено на точный анализ якобы простых понятий и на аксиоматическое построение систем. В области теории множеств были обнаружены - опять таки в конце XIX века - так называемые парадоксы, т.е. противоречия, возникавшие из вроде бы очевидных и простых посылок и правильных умозаключений. Это было воспринято как по-хрясение самих основ математики.

В тесной связи с этим кризисом находится новое оживление формальной логики - в форме так называемой логистики, символической, или иначе, математической логики. Как уже отмечалось, философия Нового времени относилась к формальной логике с большим пренебрежением, так что для логики это время стало прямо-таки «варварским» периодом упадка. Среди крупных философов лишь один, а именно Лейбниц, был серьезным логиком, другие же часто не знали даже основ формальной логики, - классическими примерами чему являются Декарт и Кант. Однако в 1847 г. вышли независимо друг от друга произведения двух английских математиков - Огастаса де Моргана (1806-1878) и Джорджа Буля (1815-1864), считающиеся первыми публикациями по современной математической логике. Эти работы были продолжены Эрнстом Шредером (1841-1902), Джузеппе Пеано (1858-1932) и особенно выдающимся мыслителем и логиком Готлобом Фреге (1848-1925). Тем не менее вплоть до начала XX столетия математическая логика оставалась предметом, в общем мало знакомым философам. Только когда Бертран Рассел встретился в 1900г. с Пеано и опубликовал в 1903г. свои «Основы математики», на эти исследования обратила внимание по крайней мене англосаксонская философия. В 1910-1913 гг. вышел в свет фундаментальный труд Уайтхеда и Рассела «Principia mathematica», внесший значительный вклад в дальнейшее развитие новой дисциплины.

На философию математическая логика повлияла двояким образом. Во-первых, она оказалась очень точным инструментом анализа понятий и доказательств, который, как считают ее представители, может применяться как раз в областях, не поддающихся математизации, ибо так называемая «математическая» логика лишь «по месту рождения» математическая. На самом же деле она оперирует не математическими, а самыми общими понятиями. К тому же благодаря логико-математическим исследованиям многие старые проблемы философии вновь стали актуальными, так, в частности, проблемы исключенного третьего, очевидности аксиом, философской грамматики (называемой сегодня «семиотикой») и главным образом проблема универсалий.

Д. Феноменологический метод. Разрыву с XIX веком и формированию современной философии способствовало также еще одно течение, исходящее из совсем других философских предпосылок и имеющее совсем другую направленность. Это феноменология. Строго говоря, это название относится к методу и учению Эдмунда Гуссерля, но его применяют также по отношению к целой группе других мыслителей, представляющих сходное направление. Основателем этого течения является Франц Брентано (1838-1917). Бывший доминиканец, он вышел из ордена, а потом и вообще из церкви, но в некоторых отношениях он остался под влиянием аристотелевско-томистской мысли, о чем свидетельствуют его объективизм, его высокая оценка детального анализа и его логика. У него было немало учеников, средикоторых особенно влиятельными стали трое - Казимеж Твардовский, Алексиус Мейнонг и Эдмунд Гуссерль. Казимеж Твардовский (1866-1938) хотя сам и не был логиком, стал основателем польской логической школы, сыгравшей значительную роль в развитии математической логики. Алексиус Мейнонг (1853-1920) создал так называемую «теорию предмета» и основал свою собственную, небольшую, но влиятельную школу. А собственно феноменологический метод разработал крупнейший среди учеников Брентано - Эдмунд Гуссерль (1859-1938). Этот метод, заключающийся главным образом в анализе сущности данного феномена, стал после второй мировой войны, наряду с математической логикой, самым распространенным методом философского анализа. Важнейшее различие между феноменологией и математической логикой состоите том, что феноменология совершенно отказывается от дедукции, мало занимается языком (несмотря на пример самого Гуссерля) и анализирует не эмпирические факты, а сущности. Стоит отметить, что главный труд Мейнонга «О допущениях» появился в 1902г., а «Логические исследования» Гуссерля, ставшие одним из самых влиятельных произведений первой половины столетия, - в 1900-1901 гг.

Довольно близок к феноменологическому методу так называемый «анализ» Дж.Э.Мура (1873-1958), превратившийся у Рассела в логико-математический анализ. У самого же Мура он сохранял другой характер. Судя по появившейся в 1903 г. его работе «Principia ethica», Myp в отношении метода близок Мейнонгу и, по-видимому, в определенной степени испытывал его влияние.- Влияние Мейнонга сказалось в некоторых отношениях и на творчестве Рассела, тогда как более поздняя математическая логика кое в чем обязана Гуссерлю.

Е. Виталистический иррационализм. Как математическая логика, так и феноменология - это прежде всего методы, а не содержательные учения. Обе они были изначально направлены на основы наук и пытались их заново обосновать с помощью рационального подхода. При этом и то и другое течение плюралистичны и нацелены против тенденции к системотворчеству. Их анализом были вскрыты и ликвидированы некоторые грубые упрощения XIX века. Кроме того, оба эти течения, по крайней мере в начале, - реалистские. Как у Мура, так и у Гуссерля явно заметна определенная симпатия к платонизму, что представляет собой нечто новое. В то же время надо учитывать, что ни математическая логика, ни феноменология - по крайней мере первоначально, в «Логических исследованиях» и в «Principia mathematica» - не являются, собственно, философскими учениями.

В отличие от них в тот же период появляются два содержательно новых философских направления - виталистический иррационализм и новая реалистская метафизика. Одним из последствий духовного кризиса того времени стало невероятное распространение иррационалистических тенденций, характерное для конца XIX и начала XX века. Кант оспаривал, что мир, находящийся по ту сторону явлений, доступен рациональному познанию. Но все же, с его точки зрения, по крайней мере эмпирический мир подчинялся рациональным и поддающимся расчету законам. Критика же науки и кризис физики, по-видимому, ясно доказывали, что это не так, и тем самым кантовское сомнение в ценности разума превращалось в сомнение во всем. В XIX столетии разум отождествлялся с механистическим разумом естественных наук, кризис же этих последних с неизбежностью повлек за собой кризис рационализма.

Однако это не единственный источник новых тенденций. Как это ни парадоксально, в их развитии выдающуюся роль сыграл сам эмпиризм, а именно - тем, что его механистический взгляд на мир был распространен на жизнь и принял здесь форму дарвинизма. В начале XX столетия можно было наблюдать поразительное явление: это учение, по которому в принципе все высшее объясняется из низшего, было перенесено в сферу психологии и социологии. Вследствие этого вся сознательная жизнь, включая разум, должна была сводиться к низшим элементам и подчиняться жизненным законам развития: больше не было ничего постоянного, неизменного, никаких вечных принципов, а только лишь жизненное стремление на службе развития жизни.

Наконец, свою роль сыграли те же причины, которые в начале XIX века породили романтизм, причем воздействие традиции их еще усилило: монистическая и детерминистская картина мира, начертанная наукой до 1900 года, была столь вызывающей, что вызвала протестряда мыслителей, которые чувствовали себя обязанными спасти права жизни, человеческой личности и духовные ценности.

Этот протест был неожидан и силен, выразившись особенно в творчестве двух философов - Джемса и Бергсона, возглавивших новое философское движение. Самый типичный представитель механистического эмпиризма - Спенсер, был еще жив, когда почти одновременно появились «Непосредственные данные сознания» (1889) и «Основы психологии» (1890), за которыми вскоре последовали «Материя и память» (1896) и «Воля к вере» (1897). Обамыслителя оказывают вплоть до самого последнего времени такое влияние, что в дальнейшем (§§ 11 и 12) им будет посвящен по дробный рассказ. Здесь же достаточно отметить, что оба они открытые иррационалисты и что в центре их философствования лежит понятие жизни. Если иррационализм, бывший в XIX веке второстепенным течением, стал одним из ведущих направлений, то это их заслуга.

Ж. Возрождение реалистской метафизики. Параллельно с этим выкристаллизовывается еще одно, причем более глубокое направление: снова возвращаются реализм и метафизика, впервые взрывая рамки кантовских принципов, которые ранее господствовали во всей философии. Истоки и глубинные причины нового направления установить нелегко, ибо подходы к новой метафизике многочисленны и многообразны. В общем и целом можно сказать, что к 1900 году духовные ресурсы кантианства начинают исчерпываться; они оказываются недостаточными, они уже не удовлетворяют, и мысль обращается к другим решениям. Сначала становится заметной тенденция к «критическому» реализму, который еще не отказывается от кантовских рамок. Ее представителем является, например, Алоиз Риль (1844—1924). Позднее в том же направлении решительно продвигается вюрцбургская школа, основанная Освальдом Кюльпе (1862-1915) и имевшая впоследствии ряд блестящих представителей. Но собственно обновляющее движение реализма исходит, как и феноменологический метод, от Брентано и его учеников, прежде всего Мейнонга и Гуссерля. Правда, сам Гуссерль не дошел до реализма и тем более до философии бытия; но тот факт, что он переориентировал внимание от бесплодных теоретико-познавательных проблем к анализу данного, был для нового реализма и метафизики очень важен. В этом же направлении действовало и влияние Мейнонга.

Помимо этой линии развития реалистская метафизика под давлением различных духовных факторов укореняется в некоторых других областях. Томизм, возродившийся снова около 1880 года (1879 г. - энциклика Aeterni Patris), организуется как крупная школа, которая вскоре становится вообще одной из самых мощных. В 1893 г. был основан журнал «La Revue Thomiste» - орган Фрейбурга, а в 1894 г. в Лувэне – «La Revue Neoscolastique de Philosophie», в котором представлены непосредственный реализм и традиционная метафизика. В этом он не одинок. В Англии Мур публикует в 1903 г. свою знаменитую статью «Опровержение идеализма» и в союзе с Расселом проповедует философию, близкую к платонизму. Во Франции другими путями к реализму приходят Бугру и Бергсон. В Германии же главным образом привлекает внимание своим аристотелевским характером учение Ганса Дриша (1867-1941).

Это неореалистское течение не достигает той популярности, какую получил иррационализм, но все же оно не менее значительно. Метафизика, бывшая в XIX веке второстепенным и не очень завершенным течением, превращается в одно из ведущих учений новой эпохи.

З. Назад к спекуляции. Плюрализм. К концу XIX столетия под преобладающим влиянием позитивизма философия совсем притихла. Похоже, что большинство философов опасалось выступать с чем-то своим, и так получилось, что в большей части университетов утвердился некий историцизм, простая инвентаризация прошлых учений. Одной из характернейших черт начавшегося XX века стал возврат к систематической спекуляции, причем в равной мере и в иррационалистических школах, и у метафизиков.

Однако самым глубоким и решающим изменением, несомненно, явилось возвращение к персоналистскому плюрализму. Если XIX век был почти во всех своих проявлениях ориентирован на монизм, то в противоположность этому почти все новые течения на рубеже веков плюралистичны, то есть они акцентируют различие уровней бытия и многообразие самостоятельных сущих. В самой радикальной форме этот плюрализм выступает у Джемса, который доходит вплоть до симпати-зирования политеизму. Но он заметен почти повсюду - у феноменологов, английских неореалистов, томистов. Человеческая личность вновь обретает свои старые права и все больше становится в центр философского интереса. В результате философская мысль по-настоящему начинает увлекаться великими проблемами духа. Если XIX век был по преимуществу монистическим и материалистическим, то кризис 1900 года возвещает преобладание спиритуалистического персонализма на широчайшей основе.

Конечно, в районе 1900 года было еще довольно далеко от всеобщего принятия этих идей. В первой четверти XX столетия даже снова временно оживают старые тенденции. Но новые идеи уже тут, они оказывают свое влияние, а после первой мировой войны завоюют большинство европейских мыслителей.