§ 23. Альфред Норт Уайтхед

А. Своеобразие. Эволюция взглядов. Альфред Норт Уайтхед (1861-1947) считается обычно самым выдающимся англосаксонским философом нашего времени и, по-видимому, вполне заслуженно. Во всяком случае это оригинальный мыслитель, поражающий силой своего духа. Его жизненный путь необычен для философа. Получив образование в Кембридже, где он изучал главным образом математику, Уайтхед в течение тридцати лет преподавал геометрию и механику. В 1911 г. в возрасте 50 лет он получил должность лектора по этим дисциплинам в Лондонском университетском колледже, ас 1914 по 1924 г. работал профессором прикладной математики в Имперском колледже в Лондоне. Лишь в 1924 году, когда ему исполнилось 63 года, он стал профессором философии Гарвардского университета, где он преподавал до 1937 г.

В его научных публикациях четко выделяются три периода. С 1898 г. идут работы по математической логике, завершившиеся созданным совместно с Расселом фундаментальным трудом «Основы математики» («Principia mathematica», 1910-1913). Затем, занявшись физикой, он опубликовал ряд значительных работ по философии физики. Наконец, как метафизик он выступил в 1926 г., опубликовав «Науку и современный мир» («Science and the Modern World»), а тремя годами позже он изложил завершенную систему в своем главном труде «Процесс и реальность» («Process and Reality», 1929).

Уайтхед - чрезвычайно разносторонний мыслитель. Крупный математик, один из основателей современной математической логики, он в то же время создал философию организма. Ученый-естественник по специальности, он проявляет живой интерес к истории и обладает широкими историческими познаниями. Его система, исходящая из физики, содержит множество биологических идей и под конец переходит в философию религии. Стиль этого великого логика созвучен порой языку мистиков. Универсализм познаний сочетается у него с универсализмом в сочувственном понимании самых различных духовных и художественных веяний. Солидный в способе ведения полемики, неутомимый труженик, аналитичный в исследовании деталей и обладающий исключительным даром синтетического обобщения, Уайтхед представляет собой образец философа в самом благородном значении этого слова.

Уайтхеда не легко отнести к какому-либо духовному направлению. Как и Рассел, он считается одним из английских неореалистов, с которыми его роднит аналитический метод, реализм и высокая оценка науки. Его творчество представляет собой самую полную из всех имеющихся философскую переработку результатов естественных наук. В то же время он платоник. Он сам себя объявляет таковым в полном смысле слова, добавляя к этому, что вообще вся европейская философия состоит из примечаний к Платону. Но его платонизм довольно своеобразен. С его точки зрения, идеи не обладают актуальностью, они суть чистые возможности. Таким образом, у него заметны немалые следы аристотелизма, проявляющегося главным образом в открытом интеллектуализме, связанном с далеко идущим эмпиризмом. В некоторых отношениях (например, в теории схватывания - prehension) Уайтхед сближается с Лейбницем, в других (субстанция) - со Спинозой, тогда как его эстетика при всех ссылках на Канта развивается все же в русле аристотелизма. Уайтхед отдает дань динамизму и эволюционизму, как и Бергсон, и он столь же критичен по отношению к сциентизму, но к Богу он приходит чисто рациональным путем.

В то же время было бы несправедливым считать Уайтхеда эклектиком. Его система отличается прежде всего своим единством. Оригинальные основные идеи относительно творения и схватывания (prehension) проводятся по всей системе весьма последовательно, но с соответствующими модификациями. Таким образом, Уайтхед выступает как вполне современный и даже как один из современнейших и ведущих философов нашего времени, хорошо знакомый с достижениями физики, математики, биологии и философии XX века; но при этом его метафизическая спекуляция развивается во вневременной плоскости - так, как ее начал разрабатывать Платон.

Ниже дается краткий обзор системы Уайтхеда, основанный на его работе «Наука и современный мир». К сожалению, его весьма сложный основной труд нам придется оставить без рассмотрения.

Б. Философия. Поскольку любая мысль по необходимости абстрактна, мы не можем обходиться без абстракций. Но при всей их полезности абстракции в то же время и опасны. Часто, как, например, в современном естествознании, они строятся на узкой основе и приводят к интеллектуальной нетерпимости, при которой отбрасываются любые элементы действительности, не поддающиеся включению их в абстрактную схему. Как только абстрагирование завершено, возникает тенденция рассматривать его принципы прямо-таки как догмы и принимать абстракции за саму действительность. Такой самообман, связанный с подменой конкретного абстрактным (fallacy of misplaced concreteness), грозит культуре застоем и умиранием. Отсюда первая задача философии заключается в критике абстракций. Необходимо проверить идеи, выдвигаемые как последние основания и принимаемые учеными без возражений, а также сравнить между собой различные абстрактные схемы (схемы различных наук, схемы науки и религии). С другой стороны, философия строит свою собственную систему, опираясь при этом на более конкретные прозрения (konkretere Intuitionen), чем те, которые имеют место в науках. Так например, она использует прозрения художников и религиозных деятелей, добавляя к ним свои собственные. Философия, таким образом, представляет собой не новую науку, добавляющуюся к другим наукам; она выходит за пределы их всех. Необходимость философии очевидна. Ведь без подобной рациональной проверки люди строили бы синтезы не осознанно, без контроля со стороны разума. Философию можно определить как стремление к полной рационализации человеческого опыта.

Ее метод должен, следовательно, быть рациональным. Уайтхед сетует на нынешнюю капитуляцию разума пред грубыми фактами и выражает надежду на приход подлинного рационализма, время для которого приспело. Необходимость рационализма основывается на непосредственно интуитивном понимании рациональности мира. Эта рациональность не может быть ни выведена индуктивно, ни доказана дедуктивно, лишь непосредственное прозрение показывает нам, что мир подчинен логическим законам и эстетической гармонии. Только основанное на этом прозрении убеждение (belief) делает возможной науку. Уайтхед рассказывает о том, как это убеждение крепло и развивалось благодаря греческой трагедии, работам мыслителей древности и средних веков. При этом он подчеркивает, что речь здесь идет не о слепой вере: ведь само бытие разумно и понятно, и достаточно это воспринять, чтобы в этом убедиться. В то же время Уайтхед все же не является рационалистом в узком классическом смысле слова. Плодотворен, считает он, лишь контакт с конкретным, а основу вещей надо всегда искать в природе определенного реального сущего. «Где нет сущего, нет основания». Философ объясняет абстрактное, а не конкретное. Но только опыт может открыть нам истину. Нет необходимости уточнять, что для Уайтхеда, так же как и для Гуссерля, опыт не ограничивается чувственным восприятием. Свой эмпиризм Уайтхед подкрепляет положением о том, что метафизика может быть лишь описательной.

Он предостерегает философов от применения естественнонаучных методов. Путем эмпирических обобщений нельзя прийти к критике абстракций. Столь же бессмысленно было бы пытаться основывать метафизику на истории. Ведь всякое толкование истории предполагает разработанную метафизику.

В. Критика материализма. В основе материализма, по Уайтхеду, лежит учение, согласно которому существует материя или же вообще существует только материя. При этом материя понимается как нечто такое, чему присуще простое местонахождение (simple location), простое местное ограничение в пространстве и во времени. Будь это учение истинным, время было бы акциденцией неизменной материи. Соответственно, момент времени (instant) не имел бы никакой длительности. Однако совершенно очевидно, что материя - это двойная абстракция: сущее рассматривается лишь с точки зрения его отношений к другому сущему, а из самих этих отношений принимаются в расчет лишь пространственно-временные. В силу различных исторических и теоретических причин материалистическая схема со времен Галилея стала господствующей и она благоприятно воздействовала на развитие науки. Тем не менее, она явно неверна. Материализм неизбежно ведет к отрицанию объективного существования вторичных качеств, что противоречит всякому опыту. Столь же неизбежно он ведет к бессмысленному отрицанию человеческой ответственности. Наконец, он разрушает собственную основу -индукцию, ибо если куски материи существуют сами по себе и связаны лишь пространственно-временными отношениями, то никогда нельзя от того, что происходит с одним сущим, заключать к тому, что будет происходить с другим. В настоящее время материализм уже не может ссылаться на естественные науки. Волновая теория света, атомная теория (с тех пор, как она была перенесена в биологию), теория сохранения энергии и эволюционизм обнаружили факты, взрывающие рамки материализма. Наконец, эта поверхностная философия стала совершенно невозможной, когда появилась квантовая теория, требующая органического понимания самой «материи». Но все же главным аргументом против материализма является все еще философский аргумент: легко можно показать, что по сути это учение состоит в том, что удобная и даже полезная абстракция принимается за реальность. Тело в том виде, как его понимали Галилей и Декарт, не существует, это всего лишь абстракция. Здесь налицо типичная ошибка fallacy of misplaced concretness (принятие абстрактного за конкретное - ред.).

Г. Теория органического механизма. Правильная теория природы должна исходить из признания следующих опытных фактов: изменения, устойчивости (endurance), взаимопроникновения (interfusion), ценности, организма и вечных предметов (eternal objects). Что-то изменяется, а что-то остается, как, например, у горы. Вещи не разрознены в природе, но взаимопроникают; в мире есть ценность и организмы. Наконец, существуют предметы, которые не просто устойчивы, а вечны, например, определенный цвет. Когда исчезает гора, она уже больше не появится, а если бы она снова появилась, это была бы уже не та гора. Напротив, зеленый цвет это всегда тот же самый цвет. Помимо всех этих категорий у Уайтхеда есть основополагающее понятие, охватывающее их всех - событие (event). Мир состоит не из вещей, а из событий, из того, что случается (happens). Временной отрезок события, «капля опыта», индивидуальный акт непосредственного само-переживания (self-enjoyment) -это случай (occasion). Каждое событие есть схватывание (prehension) и организм. Оно есть схватывание, поскольку сосредоточивает в себе весь универсум, так будто оно знает его вслепую. В нем содержится его собственное прошлое, возвещается его будущее и представлен своим воздействием современный мир других событий. Синтетическое единство универсума как схваченного - вот что такое событие. С другой стороны, событие есть организм. Его части не просто рядоположены, но образуют целое, в котором каждая составная часть воздействует на целое, а целое определяет составные части. Так, например, электрон, входя в атом, а атом, входя в состав живой ткани, глубоко изменяются. Каждое событие (event), как монада у Лейбница, - зеркало вселенной.

С этих позиций наилучшим образом упорядочиваются результаты современной физики, биологии и наук о духе, наиболее ясно обнаруживается ошибочность материализма и его крайне абстрактный характер. Так, в материализме пространство - это отвлечение от определенных отношений взаимопроникновения событий, а время - отвлечение от длительности каждого из следующих друг за другом событий. В этом отношении Уайтхедразделяетвоззрения Бергсона, категорически отбрасывая, однако, его антиинтеллектуалистскую установку.

С точки зрения органического механизма, мир представляется огромным сообществом, в котором все влияет на все и нигде нет чисто внешних отношений.

Д. Теория познания. Уайтхед соглашается с объективизмом в том смысле, что мир содержит в себе не только познавательные акты, но и кое-что другое. На этот счет он приводит три основания: наш опыт восприятия показывает, что мы находимся в мире более широком, чем мы сами; история говорит нам о существовании долгого прошлого до нашего собственного существования; человеческая деятельность предполагает трансценденцию. Правда, этим еще не решается вопрос о том, что правильно, - реализм или идеализм. Тем не менее, Уайтхед высказывается в пользу первого, отклоняя на основе своей теории схватывания (prehension) все возражения идеализма. Принцип имманентности, согласно которому мы познаем лишь то, что «внутри» нас, несостоятелен, так как он покоится на материалистической концепции разъединенности вещей. На самом же деле каждое событие благодаря схватыванию выходит за собственные пределы. Конечно, мы познаем здесь вещи, находящиеся там, но из-за этого мы их познаем не хуже. То, что в познании есть ложные образования, и то, что на нас влияют субъективные условия, совершенно естественно, ибо мы познаем другие события (events) постольку, поскольку они - часть нас самих.

Этот краткий очерк теории познания Уайтхеда стоит дополнить хотя бы несколькими словами о его концепции индукции и причинности. С точки зрения философии органицизма индукция состоит в переходе от индивидуальных признаков к общей характеристике сообщества случаев (occasions). Индукция - это не рассудочные умозаключения, а нечто вроде угадывания (divination). Она охватывает не неизменные законы универсума, а особые признаки ограниченного во времени и пространстве сообщества. Что же касается причинности, то тут надо подчеркнуть тот факт, что мы обладаем двойным непосредственным познанием - познанием чувственных данных (sense-data), которое Уайтхед называет presentational immediacy (присутственная непосредственность - ред.), и познанием причинности. Традиционное учение признает лишь первое, а причинность рассматривает как гипотезу или умозаключение. В действительности же причинное воздействие (causal efficacy) воспринимается непосредственно. Это никакая не мысленная надстройка, а обоснование познания путем presentational immediacy.

Е. Психология. Одной из величайших и опаснейших иллюзий Нового времени было раздвоение (bifurcation) природы на материю и дух. Конечно, существование духа не подлежит сомнению, оно очевидно. Но дух не должен рассматриваться как субстанция, да и материя тоже. Он есть лишь ряд событий, точно так же, как и тело. Сознание - это функция. В этой связи Уайтхед ссылается на знаменитую и, по его мнению тоже, замечательную статью Джемса «Does consciousness exist?» («Существует ли сознание?» - ред.), присоединяясь к изложенной в ней функционалистской концепции. В то же время он считает, что дух все же нельзя рассматривать как эпифеномен материи. Вообще, хотя и нелегко разграничить между собой дух и материю, но все-таки можно сказать, что каждое событие двухполюсно и, если на него посмотреть изнутри, оно предстает как сознание. В неорганических телах духовный элемент, по-видимому, незначителен, но он ясно присутствует у высших животных и у человека. То, что существуют чисто духовные существа, а связанный с ними материальный элемент незначителен (чистые духи), этого философия органицизма утверждать не может, хотя и отрицать это с порога она тоже не имеет права. Неумирание или даже бессмертие души могло бы отстаиваться на основе особого, скажем, религиозного опыта.

Ж. Метафизика. Метафизика (которую Уайтхед не отличает от онтологии) - это описание действительности, из которого должны выводиться общие принципы всякого объяснения. Самое важное здесь – это утверждение, что понимание актуального (действительного, фактического - ред.) требует соотнесения с идеальным. В самом деле, из анализа данного следует, что актуальное - это поток событий, вечное становление, в котором нет ни субстанций, ни чего-либо действительно устойчивого. Уайтхед - сторонник радикального динамизма. В то же время факт появления того или иного события требует, по его мнению, объяснения. Поэтому должно быть признано существование ряда метафизических факторов, вообще говоря, не являющихся сущими. Во-первых, должны существовать вечные предметы (eternal objects) как возможности для того, что возникает. И это не что иное, как платоновские идеи, хотя и понимаемые как чисто объективные потенциальности. Во-вторых, анализ обнаруживает наличие слепого творческого порыва - creativity (креативности - ред.), который, по-видимому, является одновременно действующей причиной и материей становления. Благодаря устремлению самой по себе совершенно неопределенной «субстанции» (в смысле Спинозы) все и возникает. Наконец, поскольку ни вечные предметы, ни creativity не являются определенными и не могут объяснить появление конкретного, к ним должен быть добавлен третий фактор, актуальный и вневременный, а именно принцип ограничения (principle of limitation), который отграничивает и определяет то, что становится. Этим принципом является Бог. Становление совершается следующим образом. Вследствие творческого устремления субстанции при взаимодействии с уже существующим событием возникает новое синтетическое схватывание (prehension). Последнее двояко: созданное событие объединяет в синтезе как вечные предметы (которые входят в него - ingression - позитивно или негативно), так и аспекты других действительных событий. Бог же определяет, что должно появиться, накладывая ограничения и делая тем самым возможной определенность. Событие - это актуальный индивидуум, superject, актуальное, являющееся ценностью. Ибо всякая конкретная актуальность есть ценность.

Таким образом, каждое событие само по себе и по-своему образует синтез универсума, оно объединяет все аспекты действительного мира, все вечные вещи, творческий порыв и Бога. Бог, следовательно, имманентен миру. Однако событие всегда нечто большее, чем до сих пор существовавший мир: у него своя индивидуальность и оно создает новую актуальность и новую ценность.

3. Бог. Уайтхед выдвигает три требования в отношение метода, с помощью которого можно прийти к Богу. Путь к Богу должен быть рациональным, он не может идти ни через интуицию, так как мы не располагаем интуитивным знанием Бога, ни через онтологический аргумент святого Ансельма Кентерберийского. Не годится и космологический аргумент Аристотеля, основывающийся на устаревшей физике древности и к тому же говорящий о чисто трансцендентном, чуждом религиозным целям Боге. Существование Бога надо признать ради объяснения явлений, ибо Бог необходим как принцип конкретизации (principle of concretion), и притом в двух отношениях: без него не было бы понятно ни «как» (how), ни «что» (what) событий. Если Бог отрицается, тогда остается лишь одна возможность - отрицать и существование конкретных вещей и существ.

Вначале (в 1926 г.) Уайтхед считал невозможным пойти в определении природы Бога сколько-нибудь дальше Аристотеля. Однако позднее он сам построил целую теологическую теорию. Она основывается на различении двух аспектов Бога - первоначальной (primordial) и последующей (consequent) природы. По своей первоначальной природе Бог неизменен и вневременен, его актуальность бесконечна и завершенна. Бог вечен, но его вечность - мертвая вечность. Как таковой, Бог есть лишь атрибут креативности и лишь благодаря творению он оживает. Далее идет последующая природа Бога. К ней, очевидно, относятся остальные признаки, свойственные Богу, по Уайтхеду. По своей последующей природе Бог есть сознательное, понятийное всеобщее схватывание (prehension), он всеведущ, а идеальный мир представляет собой лишь его описание. В этом бесконечном божественном созерцании все детали мира должны быть упорядочены и приспособлены друг к другу. В то же время Бог в своей последующей природе ограничен, он развивается и беспрерывно обогащается путем схватывания (prehension) новых элементов.

Бог одновременно имманентен и трансцендентен по отношению к миру. Он имманентен, поскольку присутствует во всяком бытии, и трансцендентен так же, как всякое событие трансцендирует другое. Уайтхед как бы нарочно нагромождает тут одно противоречие на другое, используя язык, совершенно отличный от того, каким он говорит в большинстве своих произведений, - язык неоплатонистской мистики. Не вдаваясь здесь в дальнейшие подробности его теологии, укажем лишь на еще одно положение. Согласно Уайтхеду, зло само по себе есть нечто положительное, но в мире оно ведет к анархии и принижению. Поскольку Бог - это принцип гармонии, порядка, ценности и миролюбия, зло не может от него исходить. Из этого Уайтхед заключает, что Бог добр в моральном смысле и в мире обеспечивает качественный прогресс. Его цель воплощается во фрагментарных идеалах современного состояния мира. В этом смысле Бог есть оценивание мира. Он выступает против зла, являясь союзником всех тех, кто вместе с ним страдают и борются.