logo search
иванов миронов университетские лекции

1.2. Рационалистическая позиция

В противовес позиции эмпиризма и сенсуализма рационалистическая (от лат. ratio – рассудок) установка провозглашает разум единственным источником наших истинных знаний о бытии. Чувственные данные здесь не отрицаются, но квалифицируются как субъективные, подверженные обманам и иллюзиям. В лучшем случае они ложатся в основу правдоподобных человеческих мнений1, но чаще всего погружают нас в мир обманчивой майи, как считает восточная, в частности индийская философия. Единственный способ выбраться из «чувственной пещеры», наполненной тенями подлинных вещей – это, по мысли Платона, обратиться к свету разума, возносящего нас в умопостигаемую область истинного знания, лежащую за пределами чувственных горизонтов мира.

Рационалистическая традиция не менее, а, пожалуй, даже более популярна в мировой философии, нежели эмпирико-сенсуалистическая. В Индии к ней можно отнести веданту, санкхью, ньяю. В греческой философии отчетливо рационалистические позиции помимо платоновской школы и неоплатоников занимали элеаты во главе с Парменидом, а также Анаксагор и Эмпедокл. В виде классической гносеологической программы рационализм оформляется в Новое время у Декарта с его теорией врожденных идей, которые не могут быть извлечены ни из какого чувственного опыта, а открываются субъекту лишь в акте рациональной интуиции.

Несокрушимая вера в мощь разума оказывается доминирующим мотивом всей новоевропейской философии вплоть до ХХ века. Особую популярность рационалистические философские системы всегда имели во Франции и особенно в Германии. Неслучайно свое наиболее зримое, классическое проявление рационалистическая установка получит в философии гегелевского панлогизма, где даже эмоции, чувственность и религиозная вера предстанут всего лишь как формы инобытия логического разума.

После Гегеля рационалистический идеал познавательной деятельности будет утверждаться в марбургской школе неокантианства (П. Наторп, Г.Коген, ранний Э. Кассирер) с подчеркиванием – вопреки позитивистской установке - особой конструктивной роли теоретического разума в науке. В ХХ веке к рационалистическим вариантам философствования следует отнести феноменологию и герменевтику, а целую программу защиты и обновления рационалистических позиций под названием «новый рационализм» предложил французский философ и методолог науки Г. Башляр.1

В утверждении основополагающей роли разумного начала в бытии человека и особенно в его научно-познавательной деятельности - есть глубочайший смысл, а любые современные - типа постмодернистских - попытки избавиться от "шор", "огрублений", "предрассудков", “репрессивности” разума, осуществленные в форме хоть сколь-нибудь связного текста, претендующего на доказательность, - всегда будут лишь утверждать объект критики. Другое дело, что явно не все в нашем сознании разумно и доступно для сугубо рациональной рефлексии, а исключать роль чувственного опыта в качестве важнейшего источника наших знаний о мире и самих себе попросту невозможно.

Поэтому, начиная с Аристотеля, не прекращаются попытки гармонически синтезировать эмпирико-сенсуалистические и рационалистические позиции. По учению Аристотеля, свои фундаментальные идеи человеческий ум заимствует не из опыта, а из Божественного Ума, однако в реальном познании человек имеет дело с представлениями, за которыми стоят реальные вещи. Мало того, Аристотель заявляет, что представления не могут существовать без вещей, а вот вещи без представлений существовать могут. В последующей традиции попытку синтеза эмпиризма и рационализма (синтез линий Р. Декарта и Дж. Локка) предпринимает Лейбниц, заявляя, в противовес второму, что «нет ничего в разуме, чего бы раньше не было в чувствах, кроме самого разума», но, вопреки первому, утверждая, что одновременно существуют и истины опыта (истины факта в его терминологии). При этом симпатии Лейбница все же лежат в русле рационалистической метафизики.

Крупнейшая веха в развитии взглядов на соотношение чувственных и рациональных компонентов в познании – без сомнения И. Кант, предложивший рассматривать чувственность и рассудок как «два ствола» единой познавательной деятельности человека. Их разрыв ведет к ошибочным трактовкам познавательного процесса: к наивному реализму или субъективному идеализму с одной стороны; а, с другой, - к теории врожденных идей или антиномизму спекулятивной метафизики1. Научное же познание всегда имеет дело с явлениями, как чувственной данностью, структурированной априорными формами чувственности и рассудка. К слабостям кантовской позиции относится то, что синтез в его модели оказывается весьма непоследовательным: в природе разум познает только то, что сам же в нее apriori и влагает в форме категориальных связей и отношений 2. Иными словами, рационализм в его теории познания приобретает лишь более утонченные и скрытые формы, а в явном виде проявляется в его рационалистической этике долга.

Еще одной крупной фигурой, предпринявшей глубокую, но, к сожалению оставшейся неразработанной, попытку построения синтетической теории познания – следует считать В.С. Соловьева и его труд «Критика отвлеченных начал»3. Весьма глубокие идеи о связях чувственного и рационального в познании, в той или иной мере восходящих к гносеологическим идеям В.С. Соловьева, можно найти у таких представителей отечественной философской мысли как С.Л. Франк, П.А. Флоренский, Н.О. Лосский.

Однако какой же смысл сегодня мы вкладываем в понятия чувственного и рационального познания и как они соотносятся друг с другом? Обратимся сначала к чувственному познанию.