2. Учение о формах движения материи у ф. Энгельса и разработка онтологических проблем в диалектическом материализме

В истории философии и науки, как мы уже отмечали выше, всегда была важной идея субстанциальности в качестве объясняющего фактора как природных, так и общественных процессов и явлений. С развитием наук он стала во всё большей степени приобретать конкретно-научные черты.

Так, в основе физики Ньютона лежало убеждение в “простоте” устройства мира и его исходных элементов. Поэтому в качестве субстанции стала выступать материя, понимаемая как вещество или механическая масса (то есть количество материи), которая состоит из физически неделимых мельчайших частиц – атомов. “Быть материальным” означало “состоять из неделимых частиц”, обладающих массой покоя.

Это была механическая картина мира, в которой материя представляла собой иерархию систем. Вначале атомы связываются в некоторые тела, которые в свою очередь образуют более крупные тела, и так вплоть до космических систем. Вещество равномерно распределено во Вселенной и пронизывается силами всемирного тяготения. Причем скорость распространения взаимодействий считалась бесконечной (принцип дальнодействия).

Соответственно, в этой физике пространство и время рассматривались как абсолютные сущности, не зависимые друг от друга и от других свойств материальной действительности, хотя к этому времени существовали и иные концепции (например, Августина или Лейбница). Ньютон, как позже отмечал А. Эйнштейн, фактически дал модель мира, которая в силу своей стройности, долгое время оставалась непревзойденной. “Мышление современных физиков в значительной мере обусловлено основополагающими концепциями Ньютона. До сих пор не удалось заменить единую концепцию мира Ньютона другой, столь же всеохватывающей единой концепцией”¹.

В то же время, отмечает А. Эйнштейн, концепция Ньютона по существу представляла собой именно теоретическую (сконструированную) модель, которая не всегда вытекала из опыта. В философском плане, Ньютон дал своеобразную натурфилософскую картину мира, которая базировалась на том, что физические закономерности, присущие части мироздания, распространялись на все его образования, включая человека и общество. Предлагалась абсолютно гомогенная, лишенная динамики и иерархичности, картина мира.

Таким образом, обоснование материального единства мира здесь было связано с очень сильными теоретическими допущениями, характерными для философии метафизического материализма данного периода. “Хотя всюду заметно стремление Ньютона представить свою систему как необходимо вытекающую из опыта и вводить возможно меньше понятий, не относящихся непосредственно к опыту, он тем не менее вводит понятия абсолютного пространства и абсолютного времени… Ясное понимание им этого обстоятельства выявляет как мудрость Ньютона, так и слабую сторону его теории. Логическое построение его теории было бы безусловно более удовлетворительным без этого призрачного понятия”¹.

Доминирование физики в системе наук во многом определило философские представления об устройстве мира, которые в буквальном смысле отождествляли конкретную физическую картину мира с философией природы и даже онтологией как таковой. Это не могло не отразиться и на теории познания, в которой исходили из неизменной сущности познаваемого объекта и абсолютности истины.

Однако, само развитие физики подвергло сомнению установленные физикой Ньютона взгляды на мир. На рубеже XIX–XX вв. в физике происходят кардинальные открытия. А с 1895 по 1905 год эти открытия в силу их количества и значимости приобретают взрывной характер, разрушая старые представления о физике и той картине мира, которая на ней базировалась. Перечислим некоторые из них:

1895 г. – открытие рентгеновских лучей;

1896 – открытие явления самопроизвольного излучения урана;

1897 – открытие электрона;

1898 – открытие радия и процесса радиоактивности;

1899 – измерение давления света и доказательство электромагнитной массы;

1900 – создание М. Планком теории квантов;

1903 – создание Резерфордом и Содди теории радиоактивного распада;

1905 – опубликование А. Эйнштейном специальной теории относительности.

Даже без специального анализа видно, что каждое из данных открытий разрушало основанные на теории Ньютона физические представления и наносило удар по метафизическому материализму, который был в этот период господствующей философией природы и выступал, с одной стороны философским основанием физики, а с другой – базировался при построении философской онтологии на принципах классической физики. Кризис ньютоновской физики показал принципиальную относительность конкретно-научных представлений о мире, опиравшихся на очень сильные допущения в интерпретации мира. Оказалось, что сам принцип экстраполяции (распространения) наших знаний о части Вселенной на весь мир неправомерен и ограничен, что законы микро-, макро- и мегамира могут в значительной степени отличаться друг от друга.

Парадокс философской ситуации данного периода заключался в том, что метафизический материализм был уже не способен объяснить новые явления в физике, а наиболее мощная философская система, которая потенциально могла бы выступить основой философских оснований наук, то есть идеалистическая диалектика Гегеля, была и не без усилий самого ее автора, оторвана от развития конкретных наук.

Для решения новых мировоззренческих и методологических проблем в науке необходима была синтетическая концепция, соединяющая в себе материалистические и диалектические компоненты подхода к миру, и на эту роль стал претендовать диалектический материализм (или материалистическая диалектика, что одно и то же).

В рамках данной концепции была осуществлена попытка выработать новый тип онтологии, базируясь на соединении новейших знаний из области естественных наук, прежде всего физики, и диалектико-материалистической разновидности философии. Огромную роль здесь сыграли работы по философии природы Ф. Энгельса. И хотя “Диалектика природы “ - основной его труд в этой области - была опубликована много позднее, тем не менее именно с высоты последующих онтологических построений (того же советского диамата и онтологии Н. Гартмана) мы можем по достоинству и в «чистом» виде оценить глубину и подлинную неклассичность энгельсовских идей.

Философия диалектического материализма, восходящая к работам основоположников марксизма, в вопросах онтологии базировалась на синтезе материалистических учений и материалистически истолкованной диалектики Гегеля, что позволяет её по многим пунктам относить к классической модели онтологии. Однако качество целого несводимо, как мы помним, к качеству образующих его частей. Само такое объединение материализма и диалектики обнаружило радикальную новизну и неклассичность. Во-первых, появилась возможность построения целостной, но открытой и незамкнутой философии природы с учетом все время обновляющегося массива научных данных, и, во-вторых, возможность распространить материалистические представления на сферу общественных явлений. Первая из этих возможностей как раз и была реализована Энгельсом в “Диалектике природы”.

Разработка указанной проблематики Ф. Энгельсом была связана с проблемой классификации наук и поисками фундаментального основания такой классификации. Возникший в это время позитивизм, утверждающий, что время метафизических построений завершилось, попытался систематизировать науки на основании их механического суммирования, что упрощало реальную картину бытия.

Так, например, Огюст Конт предложил чисто формальную систему классификации наук. В философском плане она была основана на метафизическом представлении о неизменной сущности вещей и их отражении в наших понятиях. То есть раз полученная истина в науках, оставалось незыблемой. В результате, науки, которые исследовали различные части природы, рассматривались изолированно друг от друга, и их расположение в контовской классификации было чисто методическим, создаваемым для удобства. Это была линейная классификация, основанная на принципе внешней координации научных дисциплин из которой не былая ясна сама взаимосвязь областей онтологии, которые отражаются в каждой из наук. Подразумевалось, что каждая из наук исследует какую-то часть реальности, а поэтому совокупность наук должна была бы нам дать полную картину этой реальности, которая могла бы быть реализована в некой единой системе наук. Схематично это можно представить следующим образом:

МАТЕМАТИКА¦ ФИЗИКА ¦ ХИМИЯ¦ СОЦИАЛЬНАЯ ФИЗИКА

Сама идея такого системного понимания была прогрессивной, но на самом деле значительно упрощала реальную картину бытия, так как во-первых, все время происходит появление новых наук, идет процесс их дифференциации, а, во-вторых, основу системы должны составлять принципы, находящиеся вне ее, то есть метафизические. Поэтому, если в философской классике попытки связать науки и метафизику страдали спекулятивностью, то в позитивизме, упрощением ситуации. Это было удобно, как отмечал Ф. Энгельс для преподавания, но не более.

В противовес этой позиции Ф. Энгельс закладывает принцип взаимосвязи между науками. Иначе говоря, взаимосвязь между науками и их субординация не случайны, а определяются единством самого материального бытия. Соответственно, важнейшими методологическими предпосылками, которые можно положить в основу классификации наук, а значит и единой картины природного бытия, выступают – принцип монизма и принцип развития.

Науки, утверждает Энгельс, можно субординировать по их предметам, отражающим объективное восхождение человеческой мысли от более простого к более сложному. Более того, такое познавательное восхождение отражает диалектическое развитие самой природы, порождающей более сложные формы из простых. Единство материи и монизм в науке неотделимы здесь от развития конкретных природных форм и сложной системы иерархических и генетических связей между ними, а принцип развития, в свою очередь, реализуется не иначе, как через качественную специфику и единство предмета каждой из наук. Иными словами, Ф. Энгельс делает гениальный для своего времени диалектический вывод, совершенно не утративший своего значения и сегодня: подлинная целостность не может не развиваться и не дифференцироваться, а развитие всегда целостно. Это касается и бытия, и познания.

Поскольку в основе мира и его научного познания лежит материальное субстратное начало, то Энгельс начинает с поисков этого начала в качестве основы классификации наук. Изначально он в качестве такового выделяет энергию и, соответственно, классификация принимает следующий вид, в которой усложнение вида энергии приводит к усложнению и области исследований в науке:

МЕХАНИЧЕСКАЯ - ФИЗИЧЕСКАЯ - ХИМИЧЕСКАЯ - БИОЛОГИЧЕСКАЯ - СОЦИАЛЬНАЯ

Однако энергии в качестве субстратного начала оказалась недостаточно. Это позволяло субординировать лишь механику, физику и химию. Энгельс ищет иное субстратное начало, которое должно определять формы движения материи. Соответственно, материальным носителем механической формы движения выступает – масса; физической – молекула; химической – атом; биологической – белок. Схема приобретает следующий вид:

Получается довольно целостное описание природы, в котором низшие формы движения материи являются предпосылками возникновения высших. Схема становится не формальным, но содержательным описанием природного бытия. При этом, однако, высшие формы не сводимы к низшим. Более того, Энгельсу на основании такого рода философских рассуждений удается предсказать ряд научных открытий и даже появления новых отраслей знания. В основе этого, опять же лежит идея развития и преемственности.

Между различными формами движения материи нет непроходимых границ. Поэтому существует нечто, находящееся между ними, относящееся, например к механике и к физике, к физике и к химии, к биологии и к социологии. "Называя физику механикой молекул, химию – физикой атомов и далее, биологию – химией белков, я желаю этим выразить переход одной из этих наук в другую, – следовательно, как существующую между ними связь, непрерывность, так и различие, дискретность обоих"¹ То есть схема уточняется:

Энгельс предсказывает, что в силу единства природного мира он необходимым образом познается как за счет изначальной дифференциации его областей, так и за счет последующей интеграции этих областей. Следовательно, чрезвычайно интересными для исследователей всегда будут выступать пограничные области наук, которые находятся на стыке двух или более предметов. Он предсказывает, что именно здесь произойдут величайшие открытия и будут созданы соответствующие науки. К моменту, когда Энгельс сделал этот вывод, конечно, данные процессы уже происходили в науках. На стыке механики и физики возникла термодинамика. На стыке физики и химии – электромеханика. Энгельс предсказывает создание новой науки – биохимии. При этом опять же делает чисто философский вывод о том, что при переходах ко все высшим формам материи неуклонно будет нарастать скачкообразность этих переходов. В настоящее время, пишет он, самый радикальный скачок наблюдается при переходе "от обыкновенного химического действия к химизму белков, которые мы называем жизнью"².

Иначе говоря, Энгельс изначально указывает на то, что жизнь – это совокупность химических и биологических процессов³, которые будут поняты в связи с синтезом белка, который он предсказывает исходя из общей философской установки. "Если химии удастся изготовить этот белок в том определенном виде, в котором он очевидно возник, в виде так называемой протоплазмы..., то диалектический переход будет здесь доказан также и реально, то есть целиком и полностью"¹.

Энгельсу не удалось указать носителя социальной формы движения и эта проблема остается для тех кто принимает его позицию актуальной до сих пор, хотя попытки такого рода неоднократно предпринимались. Наиболее удачной из них нам представляется концепция Ю.К. Плотникова². Но что интересно и важно. Ф. Энгельс, опять же исходя из чисто философской предпосылки, однозначно определяет человека как биосоциальное существо, находящееся на стыке биологической и социальной форм движения материи. Тем самым он на многие годы опередил целый спектр научных и философских дискуссий, касающихся данного вопроса.

Конечно, с позиции современной науки и философии схема Энгельса устарела, но в целом объяснение устройства материального бытия было дано очень убедительное. Причем самое главное здесь было то, что природное бытие стало рассматриваться дифференцированно, или, как скажет позже Н. Гартман, многослойно.

У Энгельса намечено и новое понимание материи как центральной категории онтологии через отказ от ее представления как некоторого вещества или совокупности веществ (влияние материализма) и движение к более абстрактному пониманию с элементами диалектики (влияние Гегеля). Так, Энгельс, исследуя понятие материи, высказывал идеи о том, что материя - это некоторая предельная абстракция, то есть чистое создание мысли, которая никогда не дана нам чувственно, а всегда представлена теми или иными конкретными формами движения материи³. Вместе с тем, в отдельных случаях он трактовал ее вслед за французскими материалистами как совокупность вещественных образований¹.

Впоследствии Плеханов, развивая взгляды классиков марксизма на эту важнейшую категорию, в 1900 году писал, что “в противоположность “духу”, “материей” называют то, что действуя на наши органы чувств, вызывает в нас те или другие ощущения. Что же именно действует на наши органы чувств? На этот вопрос я вместе с Кантом отвечаю: вещь в себе. Стало быть, материя есть ни что иное, как совокупность вещей в себе, поскольку эти вещи являются источником наших ощущений”².

И, наконец, В.И. Ленин поставил в центр диалектико-материалистического понимания онтологии представление о материи, как особой философской категории для обозначения объективной реальности³. Это означало, что она не может быть сведена к какому-то конкретному физическому образованию, в частности к веществу, как это допускали физика Ньютона и метафизический материализм.

Это была форма материалистического монизма, так как все остальные сущности, в том числе и сознание, рассматривались как производные от материи, то есть как атрибуты реального мира. “Диалектический материализм отвергает попытки строить учение о бытии спекулятивным путем… “Бытие вообще” – пустая абстракция”⁴. Исходя из этого, утверждалось, что материя объективна, то есть существует независимо и вне нашего сознания. Отсюда делался вывод о связи онтологии и гносеологии, в частности, о том, что научное познание есть прежде всего активное отражение конкретных форм проявления материи, а объектом философии выступает сама эта всеобщая категория, подлежащая всестороннему и никогда не способному завершиться онтологическому философскому осмыслению. Подобная установка четко зафиксирована в известном положении В.И. Ленина из “Материализма и эмпириокритицизма”, что не материя исчезла, как думали многие физики начала ХХ века, а исчез лишь тот предел, до которого мы знали материю, что весьма актуально и сегодня.

Философами, которые стояли на иных мировоззренческих позициях, в частности В.В. Зеньковским¹, было отмечено, что такое понимание материи во многом перекликается с позицией объективного идеализма. Там и материя, и мир идеальных сущностей также трактуются как объективные реальности. Кроме того, в ленинском понимании материи был подчеркнут гносеологический аспект, связанный с обоснованием принципа познаваемости мира, но был не вполне ясен ее онтологический статус. Идея дополнить ленинское определение материи, исходя из его собственного замечания в “Философских тетрадях”, субстанциально-онтологическими характеристиками была весьма популярной в советской философии.

В целом же, в рамках диалектического материализма категория бытия не выполняла никаких функций, кроме как синонима объективной реальности, поэтому онтология трактовалась как теория материального бытия, а еще точнее - как философия природы в чистом виде с опорой на конкретные данные науки. Любые рассуждение о “мире в целом”, о “бытии как таковом”, о соотношении “бытия и небытия” даже в рамках предшествующего материализма рассматривались как существенный недостаток онтологических концепций. “Начиная построение онтологии с выдвижения “общих принципов бытия”, относящихся к “миру в целом”, философы фактически либо прибегали к произвольным спекуляциям, либо возводили в абсолют, “универсализировали”, распространяли на весь мир вообще положения той или иной конкретно-научной системы знаний…Так возникали натурфилософские онтологические концепции”².

Здесь же всякое абстрактное натурфилософское схемотворчество, равно как и некритическое возведение в абсолют конкретных данных той или иной науки, подвергались решительной критике и предлагалось говорить о различных проявлениях субстанциальности материи¹.

“Снятие” извечной, вытекающей из позиции абстрактного гносеологизма, проблемы противопоставленности бытия и мышления обосновывается в диалектическом материализме положением о совпадении законов мышления и законов природы. В результате этого диалектика понятий оказывается отражением диалектики действительного мира, а законы и категории диалектики выполняют и онтологические², и гносеологические³, и логические⁴ функции. В рамках диалектического материализма это называлось “единством диалектики, логики и теории познания”.

Сильной стороной диалектического материализма стала ориентация на диалектику (при всей критике Гегеля), что проявилось в признании принципиальной познаваемости мира, основанной на понимании неисчерпаемости свойств и структуры материи как всеобщей категории онтологии, и детальное обоснование диалектики абсолютной и относительной истины, как принципа философского познания.

Своя спекулятивная метафизическая проблематика в связи с возможностью построения целостной системы философских категорий также разрабатывалась в марксизме, преимущественно в рамках диалектической логики. Некоторых специалистов в этой области, типа Э.В. Ильенкова, Г.С. Батищева, З.М. Оруджева или С.Б. Церетели, даже прямо называли идеалистами и гегельянцами. Однако решение проблемы онтологического статуса всеобщих идеальных образований и структур мирового бытия (чисел, логических законов, универсальных структурных зависимостей типа “золотого сечения”, природы всеобщих категорий нашего разума и т.д.) - не самая сильная сторона в марксизме, равно как и обсуждение теологической проблематики в идеологически пристрастном и зачастую малокомпетентном ключе. Гораздо больших успехов диамат добился все же в области философии природы, эпистемологии и разработке социально-антропологических вопросов.

Сейчас модно критиковать диалектический материализм, но если внимательно проанализировать его концепции, то можно заметить, что для многих его представителей идеология выступала лишь вынужденной ширмой, за которой билась живая и сильная метафизическая мысль, чутко реагировавшая на все изменения мировой философской мысли. И это понятно. Философия имеет собственную внутреннюю логику развития и никакой идеологический диктат не способен ее нарушить. Так, например, рассматривая программу, изложенную Н. Гартманом на философском конгрессе в Испании в 1949 г., бросается в глаза схожесть его идей с онтологическими моделями советских философов, причем изложенных приблизительно в те же десятилетия¹. Авторы абсолютно уверены, что многие результаты, достигнутые в советской философии, в том числе и в области онтологии, будут еще востребованы мировой философской мыслью.