И. Кант. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в смысле науки (фрагмент).

Метафизическое познание должно содержать исключительно суждение a priori,  этого требует особенность его источников. Но какое бы происхождение и какую бы логическую форму ни имели суждения, во всяком случае у них бывают различия по содержанию, в силу которого они бывают или просто поясняющие и не прибавляют ничего к содержанию познания, или же бывают расширяющие и увеличивают данное познание; первые могут быть названы аналитическими, вторые  синтетическими суждениями.

Аналитические суждения высказывают в предикате¹только то, что уже было в понятии субъекта мыслимо действительно, хотя не так ясно и не с равною сознательностью. Когда я говорю: все тела протяженны, я нисколько не расширяю своего понятия о теле, а только разлагаю его, так как протяженность была в действительности мыслима об этом понятии еще прежде суждения, хотя и не была ясно высказана; это суждение, таким образом, аналитично. Напротив, положение: некоторые тела имеют тяжесть содержит в предикате нечто такое, что в общем понятии тела действительно еще не мыслится; таким образом, это положение увеличивает мое познание, прибавляя нечто новое к моему понятию, и поэтому оно должно называться синтетическим суждением.

1) Опытные суждения всегда синтетичны, потому что было бы нелепо аналитическое суждение основывать на опыте, тогда как для составления такого суждения мне вовсе не нужно выходить из моего понятия, и, таким образом, нет надобности ни в каком свидетельстве опыта. Что тело протяженно  это есть положение достоверное a priori, а не опытное суждение. Ибо, прежде чем я приступаю к опыту, я уже имею все условия для моего суждении в понятии, из которого я могу по закону противоречия только вынести предикат и через это вместе с тем сознать необходимость суждения, чему опыт не мог бы меня научить.

2) Математические суждения все синтетичны. Это положение, кажется, не только было до сих пор совершенно не замечено философами, расчленявшими человеческий разум, но даже прямо противоречит всем их предположениям, хотя оно бесспорно достоверно и весьма важно по своим следствиям. Находя, что заключение математиков все совершаются по закону противоречия (чего требует природа всякой аподиктической достоверности), на основании этого убедились, что и основоположения математики познаются из закона противоречия, в чем очень ошиблись, потому что синтетическое положение, конечно, может быть понимаемо по закону противоречия, но никогда не само по себе, а только в том случае, если предполагается другое синтетическое положение, из которого оно выводится как следствие.

Прежде всего нужно заметить, что собственно математические положения всегда есть суть суждения a priori, а не эмпирические, так как они имеют в себе необходимость, которая не может быть взята из опыта. Если же мне этого не уступят, то я ограничиваю мое положение чистою математикой, которая уже по своему понятию содержит не эмпирическое, а только чисто априорное познание.

Сначала можно подумать что положение 7+5=12 есть простое аналитическое положение, следующее из понятия суммы семи и пяти по закону противоречия. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что понятие суммы 7 и 5 не содержит ничего, кроме соединения этих двух чисел в одно, причем вовсе не мыслится, какое именно одно это число, обнимающее собою оба данные. Когда я мыслю только соединение семи и пяти, то через это еще нисколько не мыслится понятие двенадцати, и сколько бы я ни разлагал свое понятие такой возможной суммы, я никогда не найду в нем двенадцати. Нужно выйти за пределы этих понятий и взять в помощь воззрение (Anschaung), соответствующее одному из чисел,  хотя бы свои пять пальцев или пять точек,  и затем прибавлять последовательно единицы данных в воззрении пяти к понятию семи. Таким образом, наше понятие действительно расширяется этим положением 7+5=12, и к первому понятию прибавляется другое новое, которое в нем вовсе не мыслилось; другими словами  арифметическое положение всегда синтетично, что можно еще яснее понять, если взять большие числа, потому что тут же совершенно очевидно, что, как бы мы ни вертели наше понятие, мы никогда не могли бы найти сумму посредством простого разложения наших понятий, не прибегая к помощи воззрения.

Точно так же из основоположений чистой геометрии ни одно не аналитично. Что прямая линия есть кратчайшая между двумя точками, это  синтетическое положение, ибо мое понятие прямого не содержит ничего о величине, а выражает только качество. Понятие кратчайшего, следовательно, вполне привходит и ни через какое расчленение не может быть извлечено из понятия прямой линии. Здесь должно быть взято в помощь воззрение, посредством которого только и возможен синтез.

Мы видели выше важное различие между аналитическими и синтетическими суждениями. Возможность аналитических положений могла быть легко понята, потому что она основывается единственно на законе противоречия. Возможность синтетических положений a posteriori, т. е. почерпаемых из опыта, также не нуждается ни в каком объяснении, потому что сам опыт есть не что иное, как непрерывное соединение (синтез) восприятий. Нам остаются, таким образом, только синтетические положения a priori, возможность которых должна быть изыскана или исследована, так как она должна основываться на других принципах, помимо закона противоречия.

Но нам здесь не нужно искать простой возможности таких положений, спрашивать, возможны ли они. Ибо есть достаточно таких положений, и причем данных действительно с бесспорной достоверностью, и так как наша теперешняя метода должна быть аналитическою, то мы и начнем с признания, что такое синтетическое, но чисто разумное познание действительно существует: но затем, однако, мы должны исследовать основание этой возможности и спросить: как возможно это познание, с тем, чтобы мы могли из принципов его возможности определить условия его употребления, его объем и границы. Итак, настоящая задача, от которой все зависит, выраженная с школьной точностью такова:

Как возможны синтетические положения a priori?

… Как могу я, если мне дано известное понятие, выйти за его пределы и связать с ним другое, в нем нисколько не заключавшееся, и при том так, как будто бы оно необходимо к нему принадлежало?

Таким образом мы будем отвечать последовательно на главный трансцендентальный вопрос, разделивши его на четыре других вопроса:

1) Как возможна чистая математика?

2) Как возможно чистое естествоведение?

3) Как возможна метафизика вообще?

4) Как возможна метафизика как наука?

Как возможна чистая математика?

Тут мы имеем дело с великим и испытанным познанием, объем которого и теперь изумительно обширен, в будущем же обещает безграничное расширение,  с познанием, имеющим в себе совершенно аподиктическую достоверность, абсолютную необходимость, не основанным, следовательно, ни на каких опытных основаниях, представляющим собою, поэтому, чистый продукт разума,  и, наконец, сверх того  с познанием вполне синтетическим: как же возможно человеческому разуму произвести такое познание совершенно a priori? Не предполагает ли эта способность  так как она не опирается и не может опираться на опыт,  не предполагает ли она какой-нибудь априорной основы познания, которая лежит глубоко скрытою, но должна открыться через эти свои действия, если только проследить прилежно их первые начала?

Если бы в нашем созерцании должны были представляться вещи так, как они существуют сами по себе, тогда не было бы совсем никакого воззрения a priori, а было бы только эмпирическое; ибо то, что содержится в предмете самом по себе,  я могу узнать только тогда, когда он у меня налицо, когда он мне дан. Правда, и тогда непонятно, каким образом воззрение настоящей вещи позволяет мне познать ее самое в себе,  так как ведь не могут же ее свойства перейти в мое представление; но если допустить эту возможность, то такое воззрение во всяком случае не будет происходить a priori, т. е. прежде, чем мне представится предмет; иначе нельзя придумать никакого основания для отнесения моего представления к предмету,  разве только допустить вдохновение. Таким образом, чтобы мое воззрение предшествовало, как познание a priori действительному предмету,  возможно только в том единственном случае, если это воззрение не содержит ничего, кроме формы чувственности,  формы, предшествующей в нашем субъекте всяким действительным впечатлениям, получаемым нами от предметов. Ибо, что предметы чувств могут быть созерцаемы только согласно с этою формой чувственности,  это я могу сказать a priori. Отсюда следует: положения, касающиеся только этой формы чувственного воззрения, будут возможны и пригодны для предметов чувств; точно так же наоборот: воззрения, возможные a priori, никогда не касаются других вещей, кроме предметов наших чувств.

Таким образом, мы можем созерцать a priori вещи только посредством формы чувственного созерцания, в котором при этом мы можем признавать вещи только такими, какими они нам (нашим чувствам) являются, а не такими, каковы они сами по себе; это предположение необходимо, если должно допустить возможность синтетических положений a priori  в случае же их действительного существования оно необходимо для того, чтобы понять и заранее определить их возможность.

Пространство и время  вот те воззрения, которые чистая математика полагает в основу всех своих познаний и суждений, являющихся сразу и аподиктическими, и необходимыми; ибо математика должна представлять свои понятия сначала в воззрении, а чистая математика в чистом воззрении, т. е. она должна их конструировать, без чего (так как она не может действовать аналитически, через разложение понятий, а лишь синтетически) ей нельзя сделать ни шагу, потому что только в чистом воззрении может быть дана материя для синтетических суждений a priori. Геометрия кладет в основу чистое воззрение пространства. Арифметика производит свои числовые понятия через последовательное прибавление единиц во времени; но в особенности чистая механика может производить свои понятия о движении только посредством представления времени. Но оба представления суть только воззрения: действительно, если из эмпирических воззрений тел и их изменений (движения) исключить все эмпирическое, именно принадлежащее к ощущению, то останутся только пространство и время, которые суть, таким образом, чистые воззрения, лежащие a priori в основании эмпирических, и поэтому сами они не могут никогда быть исключены; но именно то, что они суть чистые воззрения a priori, доказывает, что они суть только формы нашей чувственности, предшествующие всякому эмпирическому воззрению, т. е. восприятию действительных предметов,  формы, посредством которых предметы могут быть познаваемы a priori, но только так, как они нам являются.

Возможно ли чистое естествоведение?

Природа есть существование (Dasein) вещей, насколько оно определено общими законами. Если бы природа означала существование вещей самих по себе, то мы бы никогда не могли ее познать ни a priori, ни a posteriori. Мой рассудок с теми условиями, под которыми он только может связывать определение вещей в их существовании, не предписывает самим вещам никаких правил; не вещи соображаются с моим рассудком, а мой рассудок должен бы применяться к вещам; следовательно, они должны бы быть прежде мне даны, чтобы взять с них эти определения; но тогда они не были бы познаваемы a priori.

И a posteriori было бы невозможно такое познание природы вещей самих по себе. Ибо, если опыт должен сообщать мне законы, которым подчинено существование самих вещей, то те законы, насколько они касаются вещей самих по себе, должны бы необходимо принадлежать этим вещам и вне моего опыта. Между тем, опыт, хотя и научает меня тому, что существует и как оно существует, но никогда не показывает, что это необходимым образом должно быть так, а не иначе. Следовательно, опыт никогда не даст познания о природе вещей самих по себе.

Прежде всего мы должны заметить, что хотя все опытные суждения эмпиричны, т. е. основаны на непосредственном восприятии чувств, однако нельзя сказать обратно, что все эмпирические суждения тем самым суть и опытные суждения; но, чтобы им быть опытными, для этого к эмпирическому данному чувственного созерцания должны присоединиться особые понятия, имеющие свое происхождение совершенно a priori в чистом рассудке; каждое восприятие должно быть сначала подведено под эти понятия, и тогда уж посредством них может быть превращено в опыт.

Эмпирические суждения, насколько они имеют объективное значение, суть опытные суждения; те же, которые имеют только субъективное значение, я называю простыми суждениями восприятия. Последние не нуждаются ни в каком чистом рассудочном понятии, а требуют только логической связи восприятия в мыслящем субъекте. Первые же всегда требуют сверх представлений чувственного созерцания еще особых, первоначально произведенных в рассудке понятий, которые и придают опытному суждению объективное значение.

Объективное значение и необходимая всеобщность суть тождественные понятия, и хотя мы не знаем объекта самого по себе, но когда мы придаем суждению всеобщность и через то необходимость, то этим самым придаем ему и объективное значение. В этом суждении мы познаем объект (хотя при этом остается неизвестным, каков он сам по себе)  познаем объект посредством всеобщей и необходимой связи данных восприятий, и так как это относится ко всем чувственным предметам, то, следовательно, опытные суждения заимствуют свое объективное значение не от непосредственного познания предмета (которое невозможно), а только от условия всеобщности эмпирических суждений; всеобщность же эта, как было показано, никогда не зависит от эмпирических и вообще чувственных условий, а всегда чисто рассудочного понятия. Объект сам по себе всегда остается неизвестным; но когда посредством рассудочного понятия связь представлений, полученных об этом объекте нашей чувственностью, определяется как всеобщая, то этим отношением определяется предмет, и суждение в таком случае имеет объективное значение.

Поясним это: что комната тепла, сахар сладок, полынь горька  это суждения, имеющие только субъективное значение. Я вовсе не требую, чтобы я сам во всякое время, а также всякий другой, находил это таким, каким я это теперь нахожу; эти суждения выражают только отношение двух ощущений к одному и тому же субъекту, именно ко мне, и только в моем теперешнем состоянии восприятия, и поэтому они не должны прилагаться к объекту; это я называю суждением восприятия. Совершенно иначе в опытных суждениях. Что опыт показывает мне при известных обстоятельствах, то же самое должен он показать мне всегда, а также и всякому другому, и значение опытных суждений не ограничивается субъектом или его определенным состоянием. Поэтому я придаю всем таким суждениям объективное значение; так, например, когда говорю: воздух упруг, то это сначала есть только суждение восприятия, я здесь ставлю только в соотношение два ощущения в моих чувствах. Если я хочу сделать это опытным суждением, то я требую, чтобы оно стояло под таким условием, которое делает его всеобщим; т. е. я хочу, чтобы я сам, во всякое время, а также чтобы и всякий другой, должен был необходимо соединять эти восприятия одинаковым образом при одинаковых обстоятельствах.

Итак, мы должны будем анализировать вообще опыт, чтобы посмотреть, что содержится в этом продукте чувств и рассудка и как возможно само опытное суждение. В основании лежит воззрение, которое я сознаю, т. е. восприятие (perceptio), принадлежащее только чувствам. Но, во-вторых, сюда принадлежит также суждение (которое дается только рассудком); это суждение может быть двояким: во-первых, когда я только сравниваю восприятия и соединяю их в сознании моего состояния или же, во вторых, когда я их соединяю в сознании вообще. Первое суждение есть только суждение восприятия и имеет поэтому лишь субъективное значение,  это есть простая связь восприятий в моем чувственном состоянии, без отношения к предмету. Поэтому для опыта недостаточно, как объективно воображают, сравнивать восприятия и связывать их в известном сознании посредством суждения; через это еще не возникает никакой всеобщности и необходимости суждения, благодаря которым только оно и получает объективность и становится опытом.

Таким образом, превращению восприятия в опыт предшествует еще совершенно другое суждение. Данное воззрение должно быть подведено под такое понятие, которое определяет форму суждения вообще относительно воззрения, показывает отношение эмпирического сознания этого воззрения к сознанию вообще и через это сообщает всеобщность эмпирическим суждениям. Такое понятие есть чистое рассудочное понятие a priori, служащее только к тому, чтоб определять способ, каким воззрение может быть употреблено для суждений. Пусть таким понятием будет понятие причины; оно определяет подведенное под него воззрение относительно суждения вообще; так, например, эмпирическое воззрение воздуха относится к растяжению в гипотетическом суждении как предыдущее к последующему. Понятие причины есть, таким образом, чистое рассудочное понятие, совершенно отличное от всякого возможного восприятия и служащее только к тому, чтобы определить содержимое под ним представление относительно суждений вообще и через это делать возможным всеобщее суждение.

Прежде чем эмпирическое суждение станет опытным, нужно подвести восприятие под какое-нибудь из рассудочных понятий; так, например, воздух подводится под понятие причины, и это понятие определяет суждение о воздухе (по отношению к растяжению) как гипотетическое. Таким образом, это растяжение не представляется принадлежащим только моему восприятию воздуха в моем состоянии, или во многих моих состояниях, или в состоянии восприятия других, но оно представляется принадлежащим необходимо воззрению воздуха вообще; и суждение: воздух упруг становится всеобщим и через то опытным суждением только благодаря известным предшествующим суждениям, которые приводят воззрение воздуха под понятие причины и действия, определяют этим восприятия не только относительно друг друга в моем субъекте, но относительно формы суждения вообще (здесь гипотетической) и сообщают таким образом всеобщее значение эмпирическому суждению.

Если разложить все наши синтетические суждения, насколько они объективны, то окажется, что они никогда не состоят из одних воззрений, связанных, как обыкновенно полагают, в суждение через простое сравнение; они были бы невозможны, если бы к отвлеченным от воззрения понятиям было присоединено еще чистое рассудочное понятие, под которое те понятия подводятся и только таким образом связываются в суждение, имеющее объективную цену.

Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в смысле науки. М., 1993. С. 22  23, 25  27, 38, 39, 41, 44  46, 49  51, 68, 69, 73  80.