Русская философия о судьбе и предназначении России

В первую половину XIX в., и особенно со второй четверти, русская мысль начинает поиски своих собственных путей в философии. В начале века определяющее воздействие на развитие русской философии начинает оказывать немецкая классическая философия. Русская общественность увлекалась идеями Канта, Шеллинга, Гегеля. Однако сама русская жизнь поставила перед думающими и свободолюбиво настроенными людьми целый ряд проблем и вопросов. Рост национального самосознания, вызванный победой в войне с Наполеоном, со всей остротой актуализировал вопрос о судьбе и предназначении России. Эта тема становится главной в этот период. В напряженной полемике конца 30-х–40-х гг. ХIХ в. о месте в мировой истории оформились славянофильство и западничество как противоположные течения русской мысли.

Главная проблема, вокруг которой завязалась дискуссия, – по какому пути пойти России. По пути Западной Европы, или же у России, которая принадлежит иному типу культуры, свой особый путь?

Одним из первых историософскую концепцию выдвинул П.Я. Чаадаев (1794-1856). Движимый любовью к отечеству, но еще в большей степени любовью к истине (как он сам отмечал), Чаадаев написал «Философическое письмо», которое содержало достаточно горькие строки в адрес России и ее истории. «Мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространялось»², – отмечал он. «Выпав» из истории, Россия отстала от Запада и теперь обречена на экономическое и духовное прозябание. Более того, изоляция России сыграла в ее истории и культуре роковую роль, привела к тому, что эта огромная страна оказалась на «обочине» истории. Публикация этого письма в 1836 г. в журнале «Телескоп» вызвала бурную реакцию (в основном негативную) в общественном мнении. Журнал закрыли, Чаадаева объявили «сумасшедшим» и отправили под домашний арест. В последующих письмах, опубликованных уже за рубежом, Чаадаев несколько смягчил свою позицию, полагая, что если у России нет ни прошлого, ни настоящего, то она может уповать на будущее. Будучи религиозным мыслителем, Чаадаев будущее России связывал с Царством Божием (история движима скрытым религиозным смыслом, полагал он), через которое Россия включится во всемирно-исторический процесс.

Между тем «вызов», брошенный Чаадаевым, обернулся полемикой «западников» и «славянофилов». В ходе этой полемики так называемая «Русская идея» получила достаточно зримое очертание. Как мы уже отмечали, вопрос о месте и роли России во всемирной истории поднимался на протяжении всей культурной истории России, начиная со «встречи» с Византией. «Возраст русской идеи есть возраст самой России» – отмечал известный русский философ И. Ильин. Теперь «Русская идея» получила теоретическое и концептуальное обоснование и в полной мере отражала уровень национального самосознания в этот период.

Славянофилы, во главе с А. Хомяковым (1804-1860) и Ив. Киреевским (1806-1856) отстаивали идею самобытности России, ратовали за то, чтобы Россия нашла свой собственный путь развития, верили в ее особое предназначение. В основе славянофильства лежали две неразрывно связанные друг с другом идеи: идея национальности и идея ее всемирно-исторического предназначения. Славянофилы в своих построениях исходили из гегелевского понимания исторического процесса. Согласно Гегелю, всемирная история есть постепенное развитие и обнаружение всемирного духа. Отдельные народности воплощают в себе отдельные ступени развития этого духа: каждый последующий народ, выступающий на сцену всемирной истории, представляет всемирно-историческую идею все в более полном и совершенном выражении. В этом ряду народов, призванных быть выразителями всемирной идеи, России и славянству принадлежит роль последнего и наиболее полного обнаружения всемирного духа, по отношению к которой роль всех предыдущих народов является лишь подготовительной. Западное человечество развивало только одну сторону духа: рассудочную, логическую. Напротив, Россия призвана к гармоническому развитию всех сторон духовной жизни, и, прежде всего, к обнаружению другой стороны духа, сравнительно с Европой, – к развитию чувства в противоположность рассудочности. Преобладание этой стороны духовного развития выразилось в духовной жизни русского народа как православная форма христианства, а в материальной жизни как общинное начало. В противоположность мистическому началу православия религии Запада основываются на рассудочности, – католицизм, также как и протестантизм. Тем самым славянофилы самобытный путь движения России связывали с сохранением национальных традиций, с православием. Только православие в отличие, например, от католицизма и протестантизма, сохранило чистоту и первозданность христианского учения, и только оно несет в себе правду жизни и справедливость. Славянофилы резко критиковали Запад за его рационализм, «мещанство» (филистерство) и индивидуализм. Славянофилы опирались на идею принципиального отличия Европы и России. Они полагали, что на Западе преобладает начало индивидуальное, в России начало общинное. Это начало присуще крестьянскому быту. В русской крестьянской общине царит особый нравственный климат. Член этой общины руководствуется в своей жизни не личными пристрастиями и желаниями, а общепринятыми и разделяемыми всеми коллективными морально-религиозными нормами. Это значит, что «мы» выше «я». Это общинное, нравственное начало и образует существо народности, которая, по мысли славянофилов, цементирует нацию и порождает своеобразие, исключительность русского национального самосознания.

Если в России, в русском народном духе они видели здоровое начало, за которым будущее, то Запад, по их мнению, находился в состоянии кризиса, тлена, гниения, нравственного разложения, религиозного упадка. Только Россия может придти на помощь Западу и возродить подлинные религиозные и нравственные ценности.

Перед Россией, считали они, стоит великая задача. Она должна не только свою жизнь построить на подлинно христианских началах, но донести принципы этой жизни до всех людей на Земле. Россия должна указать человечеству дорогу к истинному братству и истинному спасению и единению – соборности. Понятие «соборность» было введено А. Хомяковым как выражение «свободы в единстве» на основе православной веры. В католической церкви такое единение невозможно, ибо в ней верующий ощущает себя не членом братской общины, но подданным церковной организации. Соборность – станет основным понятием русской идеи.

Однако развиваемые славянофилами идеи о христианско-православных началах русской культуры не имели ничего общего с официальной идеологией. В ее основании лежала формула министра просвещения С.С. Уварова «Православие – Самодержавие – Народность». Вместе с тем в этой формуле самодержавие было главенствующим принципом и центральным звеном. Славянофилы выступали с критикой самодержавия, отрицательно относились к политическому гнету и цензуре, осуждали военно-бюрократический режим Николая I, ограничивали деятельность самодержавной власти только политической сферой. В то же время они думали, что именно монархия, которую они рассматривали как «наименьшее зло», приемлема для России, ибо только монарх может выступить и в роли правителя, и в роли отца и духовного пастыря народа (это учение называется патернализмом).

Русский мессианизм нашел свое теоретическое обоснование в построениях славянофилов. Однако они акцентировали внимание не столько на богоизбранности русского народа, сколько на его культурно-историческом призвании. Хомяков писал:

Иди! Тебя зовут народы, и, совершив свой бранный пир,

Даруй им дар святой свободы, дай мысли жить, дай жизни мир!

Иди! Светла твоя дорога: в душе любовь, в деснице гром,

Грозна, прекрасна – ангел Бога. С огнесверкающим челом!

Таким образом, в славянофильском мировоззрении всемирно-историческая Задача России самым непосредственным образом вытекает из основных свойств народного духа. Самый вопрос о выборе между национальным и общечеловеческим не мог возникнуть для славянофилов. Они не могли представить себе русскую национальность без православия и общинности и усомниться в общечеловеческом значении этих начал. Общечеловеческое начало, употребляя сравнение И. Киреевского, есть семя, а свойства народа – та почва, в которую это семя брошено.

Совершенно другую позицию в оценке судьбы России занимали так называемые западники: В.Г. Белинский (1811-1848), А.И. Герцен (1812-1870) и другие. Западники также как и Чаадаев, и славянофилы выступали за преодоление вековой отсталости России. Однако они отстаивали необходимость исторического движения России в направлении западной цивилизации. Отмечая близость России и Запада, западники настаивали на том, что Россия должна брать пример с Запада, учиться у него и перенимать его ценности. Западники идеализировали достижения европейской цивилизации: буржуазное право, республиканский строй. Многие из них были либерально настроены, т.е. выступали за свободу личности, за соблюдение прав человека. И более того, западники в отличие от славянофилов не верили в какой-то особый склад души русского народа, считая, что именно русская действительность, крепостничество и монархический строй повинны в таком жалком состоянии русского народа.

Как видим, главным вектором полемики славянофилов и западников, а соответственно и содержания русской идеи, стала оппозиция «Россия – Европа». И те, и другие, были озабочены будущим страны и с тревогой оценивали её настоящее. Но то, что одними оценивалось как благо, как то, что может вывести страну из исторического тупика, другими интерпретировалось как причина экономической отсталости и духовного застоя. Спор был и вокруг русской общины. Славянофилы возлагали большие надежды на общинные принципы жизни народа. Западники, напротив, не могли с этим согласиться, полагая, что при этом страдает личностное, индивидуальное начало. Весьма негативно западники относились не только к самодержавию, но и к монархической форме правления, ратуя за республику. Однако умеренное крыло западников обосновывало необходимость реформ без смены существующего строя.

Александр II во многом под нажимом западников и либерально настроенной общественности провел реформы и отменил крепостное право.

Вместе с тем во вторую половину XIX в. в стане западников усилились революционные, нигилистические настроения. Кроме того, западническое направление русской философии в этот период свелось к достаточно прямолинейному и некритическому заимствованию наиболее модных философских течений Западной Европы: позитивизма и марксизма.

«Поздние славянофилы» – Я. Данилевский, К. Леонтьев и др., также как и «ранние» придерживались идеи особого исторического предназначения России, продолжили критику Запада. Я. Данилевский (1822-1885) разработал учение о культурно-исторических типах и закономерностях истории. По его мнению, Россия представляет собой особый культурно-исторический тип и потому должна следовать собственному пути. Такой оригинальный мыслитель этого периода как К. Леонтьев (1831-1891) крайне резко высказывался о Западе, выступая против всех его ценностей: либерализма, рационализма, индивидуализма и даже свободы. Национальность составляет исключительный предмет его теоретического рассуждения. Каждая национальность, как и всякий организм, проходит, по Леонтьеву, три периода развития: период первоначальной простоты, период процветания (цветущей сложности) и, наконец, период разрушения. Россия в своем историческом движении переживает второй период, в то время как Запад переходит в третью фазу. Между тем Европа угрожает увлечь Россию на европейский путь. Россия противопоставить Европе может только старые культурные элементы, заимствованные из Византии. Византинизм в государстве значит самодержавие, в религии – православие, византинизм в нравственном мире – отказ от земного благоденствия, смирение и т.д. Как считают исследователи русской мысли, Леонтьев придерживался не столько славянофильской позиции, сколько консервативной и даже реакционной позиции, продемонстрировав тем самым разложение славянофильства.

Чрезвычайно сильна была вера в исключительную роль России у великого русского писателя Ф.М. Достоевского. Он объявил русский народ – народом-богоносцем. Достоевскому казалось, что у Европы нет будущего, что она находится в сильнейшем духовном кризисе, погрязла в безверии и безбожии.

Коренным образом изменился взгляд на судьбу России на рубеже XIX и ХХ в. Многие мыслители этого периода приходят к заключению, что Россия сама катится в бездну, движется к какому-то роковому концу. Это ощущение катастрофы было порождено как разочарованием в славянофильских идеях, которые оказались утопическими, так и призраком неумолимо надвигающейся революции. Революция окончательно поколебала веру в мессианскую (спасительную) роль России, хотя и оставила надежду на ее лучшее будущее.