Совершенный человек

Идея совершенного человека в своих различных формах на протяжении многих эпох представляла собой один из движущих мотивов и регулятивных принципов в жизни самых разнообразных традиций, обществ, культур. Она отражалась глубоко и на сознании отдельного человека, и на характере социальных структур, и на их деятельности. Этимологический анализ слова «совершенство» приводит к выводу о том, что совершенство следует рассматривать как идеал, при этом прослеживается четкая ориентация на телеологическую трактовку этого понятия: совершенство может пониматься в смысле полного соответствия или полной осуществленности некоторой цели, полной завершенности, воплощенности замысла. Это один из главных аспектов, фигурирующий почти во всех концепциях совершенства, а всего более акцентированный и разработанный у Аристотеля²⁷.

В античности формирование совершенного образа происходило в эпоху расцвета античной культуры. Стремления к совершенству в эпоху поздней античности выразились в государственно-социальной структуре. И как космические силы пронизывали человека: дух человека воспринимал их, душа осознавала и превращала в смыслы, выражая его в форме утонченных мыслей и чувств, лишь затем преобразовывала тело, делая его прекрасным, становясь его содержанием и основой; так и организм государства старался уподобиться этому. Совершенный человек должен был жить в совершенном государстве. Образ совершенства постепенно превратился в культ, которому поклонялись. Физической телесной красоте отдавалось во всем предпочтение, красоте прощалось все. Считалось, что обладатель внешней красоты не может быть некрасив внутренне. Так в массовом сознании преобразовались те стремления к совершенству, которые были взлелеяны философами, скульпторами, поэтами и художниками – теми, кто искал этот образ в себе самом и в окружающем мире и кто сформировал его гениальную простоту.

Платон строит первую философскую концепцию совершенства и человеческого совершенствования. Начиная с «Федона», он резко разделяет тело и душу, телесное и душевно-духовное начала в человеке и тем основывает линию дуалистической антропологии, важную и влиятельную на всем протяжении истории европейской мысли. Согласно этой платонической антропологии, душа причастна миру идей, она божественна и вечна, но в земном существовании, будучи соединена с телом, заключена в нем, как в темнице или гробнице. Ядро понимания идеи совершенного человека в том, что человек призван к совершенству, и совершенство реально достижимо для него на пути очищения, суть и смысл которого заключаются в освобождении души. Поэтому достижение совершенства может рассматриваться как реализация заложенного в человеке подобия божественному: уподобление богу. Раскрывая, что означает уподобление богу, Платон усиленно подчеркивает роль разума и вслед за ним − нравственного начала.

В наиболее влиятельной ветви китайской культурной традиции – конфуцианстве в качестве идеала выступает образ «благородного мужа». Цзюнь-цзы – «благородный муж» – выполняет роль идеального человека, наглядного примера для подражания. Перечень нравственных качеств, которыми наделяет его Учитель, таков: справедливость, скромность, правдивость, приветливость, почтительность, искренность, осторожность, умение сдерживать свои желания, отвращение к клеветникам, к бездумным. «Благородный муж» никогда не успокаивается на достигнутом, он постоянно занимается самосовершенствованием. Этот перечень был бы неполным без четырех важнейших понятий учения Конфуция – жэнь, вэнь, хэ и дэ. Жэнь – человеколюбие, человечность, человеческое начало в человеке, понимаемое как способность преодолеть себя и вернуться (в словах и поступках) к Правилам, ритуалу. Человеческим началом в человеке в данном случае выступает не разум и познание, а мораль. Также совершенный муж должен обладать вэнь – духовной культурой, тем, что человек приобретает в процессе обучения и что накладывается на естественные свойства человеческой натуры. Существенным отличием «благородного мужа» является приверженность принципу хэ – единство через разномыслие, тогда как маленький человек стремится к единству через послушание (тун).

Даосская традиция понимания совершенного человека выражена в ключевой метафоре просветленного сознания и, соответственно, совершенного человека предстает как зеркало: «совершенный человек использует свой ум как зеркало. Он ничего не притягивает; он ничего не отталкивает; он принимает, но не удерживает» (Чужан Цзы). Критерий человеческого совершенства в даосизме – мера душевного покоя, равнозначная «самоопустошению сердца», «отсутствию себя в себе». Это стремление измерить достоинство человека его способностью вместить в себя, интериоризовать мир. Поэтому главная черта совершенного человека – беспристрастность. Вместо того чтобы бороться с душевным страданием, человек должен занять по отношению к нему независимо-беспристрастную позицию. Человек просто отражает любые возникающие ощущения или мысли, не цепляясь за них и не отворачиваясь от них, – подобно зеркалу, которое беспристрастно отражает все, что перед ним происходит.

В кругу понятий и представлений христианской традиции стремление к совершенству присутствует изначально: речь Евангелия о совершенстве открывается обращением Нагорной Проповеди: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный» (Мф. 5,48). Однако совершенство и совершенный человек не ставятся в ряд центральных понятий христианской антропологии, так как специфический элемент христианской вести о человеке выражает прежде всего другая формула: новый человек. Радикальная новизна открывшейся жизни во Христе: уход, удаление, разрыв с прежним, «ветхим» человеком и всей «ветхой» жизнью, обращение и переворот, совершившиеся в человеческом существовании, – вот лейтмотив христианского мироощущения, и всего полнее и органичней этот мотив могли выразить именно такие слова, как «новый человек» и «новая жизнь».

Главная идея заключается в том, что человек есть образ и подобие Бога. Достижение совершенства может рассматриваться как реализация заложенного в человеке подобия божественному − уподобление Богу в развитии разума, познания, а также нравственных действиях. Человек может стремиться (и действительно стремится) к совершенству − что, в силу сказанного, по своей сущности совпадает со стремлением к Богу. Но может ли он достигать совершенства? Проблема в том, что здесь достижение совершенства зависит от Божьей воли и содействия, гарантий коих никому не дано, поэтому образ совершенного человека в христианстве фактически – заведомо недосягаемый в эмпирии идеал, выражаемый не достижением какого-то состояния, а понятием устремленности.

Определить образ совершенного человека в исламской традиции сколько-нибудь однозначно вряд ли возможно: совершенный Человек − это Путник Тайны. В различных ситуациях этот образ манифестируется по-разному, представляя те или иные аспекты взаимоотношений между Богом и Человеком, при этом в самом общем виде человек − это медиатор между Богом и тварным миром. Каждая конкретная личность способна преобразиться. Существует, в частности, суфийский Путь сознания и устремления к совершенствованию своего «внутреннего мира» (сердца). В «Геммах» Ибн Араби подчеркивал: «Свидетельствование человеком самого себя есть свидетельствование его Богом». Это можно истолковать таким образом, что притязания человека на обладание какой-либо вещью ничем не заканчиваются, пока человек не достигнет определенного макама (этапа). Всему свое время. Поэтому все, что бы ни делал человек, он делает, чтобы изменить состояние своего внутреннего мира, буквально преобразить свое сердце и продвинуться по этапам своего Пути. Другое дело − Совершенный Человек. В своем двунаправленном движении от Бога к Творению и обратно, он − единственный, кто в полном объеме осуществляет две функции: он и только он служит непосредственным оправданием Бога и Его совершенного создания − Человека. В исламе человек твердо знает о своем собственном происхождении и назначении, его задачей является лишь совершенствование внутреннего мира во имя спасения.

Насилие и ненасилие. Идеал ненасилия был сформулирован приблизительно в середине I тысячелетия до нашей эры, в так называемое «осевое время» (выражение К. Ясперса) и присутствует во всех сформировавшихся в ту эпоху культурах и религиях. Ненасилие составляет нормативное содержание золотого правила нравственности, которое можно считать универсальной формулой гуманизма, своего рода этическим инвариантом всех культур. Термин «ненасилие» был образован по аналогии с древнеиндийским термином «ахимса», игравшим важную роль в религии и философии джайнизма, в учении Будды. М. Ганди, считавший, что он неудачен, так как не передает активное и созидательное начало, свойственное ненасилию, заменил его термином «сатьяграха», означавшем в буквальном переводе «твердость в истине». Многие европейские приверженцы философии ненасилия также склонны считать термин «ненасилие» неадекватным. Однако следует заметить, что он имеет свои несомненные преимущества - является более строгим, чем неопределенное «путь любви» и т.п. Кроме того, термин «ненасилие» точен в том отношении, что мораль в данном случае ограничивается единственным запретом, открывая тем самым простор многообразию конкретных позитивных решений.

Предлагаются различные подходы к пониманию идеала ненасилия²⁸. Метафизика ненасилия исходит из того, что жизнь отдельного человека нельзя рассматривать саму по себе, вне связи с миром в целом. Есть еще иное измерение бытия: оно получало другие названия – ноуменального мира, мирового разума, смысла истории, но само усмотрение за внешним человеком человека внутреннего стало одним из важнейших основоположений человеческого самосознания. Они связаны между собой таким образом, что скрытая глубина составляют тайну и предназначение видимой, земной жизни. В основе такого взгляда лежит убеждение, что доброе начало жизни есть в то же время ее вечное начало.

Антропология ненасилия исходит из предположения, что каждый индивид имеет свою долю в царстве божьем. В каждом из них представлено то доброе начало, которое составляет вечную основу и высший смысл жизни. Никто не отлучен от этого начала. И никто не приобщен к нему столь всесторонне, чтобы в нем уже не было ничего иного. Добро и зло, великое и ничтожное распределены в массе человеческих индивидов таким образом, что в каждом из них представлено и то, и другое. Люди взаимно связаны в добре и зле. Каждый человек обладает достоинством. Его жизнь свята, и никто не может покушаться на нее. Каждый человек также ограничен в том смысле, что не может выступать от имени добра, и никто не имеет права быть судьей другому. Зло (грех) не может так глубоко исковеркать человека, чтобы лишить его права на жизнь. И добро не может так полно завладеть человеком, чтобы он получил право суда над жизнью.

Этика ненасилия заключается в ориентировании на бесконечность человеческого развития. Каждый индивид имеет отношение к вечной жизни потустороннего мира – он может попасть туда или его могут туда не пустить. Все зависит от самого индивида, его выбора между добром и злом. Ненасилие – не просто предельный случай любви, не просто испытание. Оно является такой конкретизацией принципа любви, которая придает последнему прямой смысл, страхует от лицемерно-демагогических искажений.

Проблема заключается в установлении причин и следствий наличия у человека стремления к насилию. Может ли человек в принципе отказаться от насилия и агрессии, насколько при этом изменится его природа, а также правовые, общественные и другие отношения? С точки зрения современной науки, агрессивность человека является биологической чертой его природы. У высших животных агрессия инстинктивно уравновешивается ее торможением, эгоизм индивидуального существования находится в гармонии с альтруизмом, возникающим в сообществе. У человека это равновесие нарушено. Его превосходство над всеми другими видами, с одной стороны, и слабое инстинктивное торможение – с другой, запустило механизм внутривидового отбора, который ведет человеческую культуру не в сторону прогресса, а к деградации. Мышление дало человеку господство над всеми окружающими видами, изменив направление его агрессии внутрь собственного вида. Будучи эволюционно неагрессивным видом, Homо sapiens не имел инстинктивного механизма торможения. «От природы он сравнительно безобидное всеядное существо; у него нет естественного оружия, принадлежащего его телу, которым он мог бы убивать крупных животных. Именно поэтому у него нет и тех механизмов безопасности, возникших в процессе эволюции, которые удерживают всех «профессиональных» хищников от применения оружия против собратьев по виду»²⁹. В отношении стремления к ненасилию необходимо соблюдать меру. Так, А. Камю считал, что абсолютное ненасилие пассивно оправдывает рабство и его ужасы; систематическое насилие активно разрушает человеческое бытие³⁰.