4. Проблема антропосоциогенеза

На место теистической концепции происхождения чело-века в Иовое время пришли концепции, разрабатываемые врамках деятелъпостиой парадигмы. Последние предпола-гают комплексный подход, включающий обычно такие фак-торы, как труд, язык, сознание, те или иные формы общно-сти, регулирования брачных отношений, нравственность.Несмотря на то, что указанные концепции претендуют нанаучность и могут продемонстрировать явные достижения в

221

объяснении происхождения человека, антропосоцногенез идо сего времени во многом представляется загадочным. Помнению известного специалиста в этой области Б. Поршне-ва, не только дилетантам, но н' специалистам проблема на-чала человеческой истории кажется лежащей почти под но-сом. Ко протянутая рука хватает пустоту. Не только разгад-ки, но и загадки еще скрыты в предрассветном тумане.Поэтому они нередко 'сочетаются с теистическими и дажеинопланетными подходами, предполагающими вторжениеразума из космоса.

Укажем на ряд загадок, которые и до сего времени неразгаданы до конца. В соответствии с эволюционной тео-рией, считается, что человек произошел от обезьяны. Одна-ко ряд разработчиков этой концепции в лице Геккеля, Гек-ели и Фохта сформулировали в 1863 г. одно из затрудне-ний, назвав его проблемой «недостающего звена*·, инымисловами, морфологически определенной формы между на-шими обезьяноподобными предками и современным челове-ком разумным. Спустя 'сто лет это недостающее звено так ине было найдено, что и было зафиксировано теистическиориентированным философом, палеонтологом и антрополо-гом Тейяром де Шарденом.

Чтобы конкретно соориентироваться в длительности это-го процесса* пишет Тёйяр де Щарден, мысленно перенесем-ся в мир конца третичного периода. От Южной Африки доЮжной Америки через Европу н Азию— раздольные степи игустые леса. И среди этой бесконечной зелени мириады ан-тилоп и зебровидных лошадей, разнообразные стада хобот-ных, олени со всевозможными рогами, тигры, волки, лиси-цы, барсуки, совершенно похожие на нынешних. Эта при-рода настолько похожа на нашу, что мы усилием волиубеждаем себя в том, что нигде не поднимается дым лагеряили деревни. И вдруг, спустя «планетарный·миг», пример-но тысячу лет, мы обнаруживаем человека. Что же случи-лось между последними слоями плиоцена, где еще нет чело-века, и следующим уровнем, где ошеломленный геолог на-ходит первые обтесанные кварциты?— задается вопросомТейяр де Щарден. И отвечает: поистине человек самый та-инственный и сбивающий с толку объект науки. Он вошелбесшумно и шел столь тихо, что когда мы замечаем его по•«стирающимся следам каменных орудий, выдающих егоприсутствие, он уже покрывает весь-Старый Свет—от МысаДоброй Надежды до Пекина. Безусловно он уже говорит иживет группами. Уже добывает огонь. «Первый человек»является π может быть только как множество людей.

222

Если, говорит французский мыслитель, мы бы сфотогра-фировали прошлое отрезок за отрезком в попытке запечат-леть у человеческого рода этот переход, то не сумели быполучить каких-либо результатов. По той простой причине,что феномен возник внутри. Таким образом, по мысли Тей-яра де Шардеиа, «парадокс человека» состоит в том, чтопереход осуществился не через морфологические измене-ния, а внутри, и потому не оставил заметных следов. Этотподход разделяют многие философы. Суть перехода отобезьяны к человеку, считает украинский философ В. П.Иванов, состоит не в возникновении особой, эмпирическификсированной формы, «обезьяночеловека», а в уходе вов-нутрь, в самость, в субъективацин внешних проявленийжизнедеятельности. В результате расчленяется прежде еди-ный процесс объективных закономерностей, «проклевыва-ется» особая сфера бытия «для себя» в объективном бытии.Объяснение отсутствия эмпирически фиксируемого «проме-жуточного звена» представляется убедительным. Однакоостается загадкой, почему развитие ушло во внутрь н былостоль интенсивным, что спустя «планетарный миг» прояви-ло себя во вне одновременно на всей территории СтарогоСпета каменными орудиями, групповой организацией,речью и использованием огия.

Вопрос о сверхвозможностях мозга обсуждает Н. П.Бехтерева, крупный специалист в области физиологии пси-хической деятельности. Она отмечает, что требования, ко-торые предъявляют земные условия к мозгу, во много разниже, чем его возможности. В объяснении его сверхвозмож-ностей она склоняется к шюпланетарной версии происхож-дения человека. Однако ίι в этом объяснении мы наталкива-емся на трудность, которую формулирует сама Бехтерева:«Где та планета, на которой исходные требования к мозгуна много порядков выше, чем здесь?» Действительно, такойпланеты мы не знаем н, более того, в науке все более креп-нет убеждение, что мы одиноки во Вселенной. Остаетсятолько согласиться с исходным тезисом Н. П. Бехтеревой:«В нашей эволюции многое непонятно».

В XIX в., особенно после создания Ч. Дарвиным эволю-ционной теории, получила распространение трудовая тео-рия происхождения человека. Нам она известна в ее марк-систском варианте, однако, не сводится к ней. Все сторон-ники этой теории считают, что именно труд, начинающийсяс изготовления труда, создал человека. В ходе трудовой де-ятельности рука становится все более гибкой и свободной.Одновременно развивается мозг, достигается все более тес-

223

ное сплочение людей и возникает потребность что-то ска-зать друг другу. Таким образом, орудийная деятельность,сплочение в общество, речь и мышление есть решающиефакторы превращения обезьяны в человека. Затем добавля-ются регулирование брачных отношений, нравственность идругие моменты становления и существования человека.

Но, почему наши животные предки начали трудиться ипочему трудовая активность превратила, в конечном счете,обезьяну в человека? В популярной литературе часто мож-но найти такой ответ: для того, чтобы поддерживать своесуществование, люди должны есть, пить, защищаться от хо-лода и т. п., а это вынудило их к производству материаль-ных благ. Однако в природе животные, включая наших жи-вотных предков, не производят, не испытывают никакой по-требности в производстве и вполне способны поддерживатьсвое существование. Но даже и тогда, когда животные вряде случаев осуществляют орудийную деятельность, это неспособствует преодолению ими границ животного мира.

По-видимому, если мы выводим мышление из труда, ане труд из мышления, у нас нет достаточных данных длятого, чтобы дать объяснение переходу (тем более, в течениекороткого периода тысячи лет) от инстинктообразных к це-леполагающим формам труда. Но коль скоро труд в егоставших формах возник, мы действительно получаем воз-можность объяснить ход антропосоциогенеза. Причем делоне столько в том, что труд, по-видимому, сыграл действи-тельно решающую роль в возникновении принципиальноновой формы наследования, открывшей безграничные воз-можности становления человека. Речь идет о сдвиге с гене-тических форм наследования на социальные.

Животные, как было сказано выше, в ряде случаев осуще-ствляют орудийную деятельность, содержащую в себе элемен-ты целеполагания, известного под именем «ручного интеллек-та» или «практического мышления» (А. Н. Леонтьев). Одна-ко это не влечет последствий, которые обнаруживаются учеловека. Опыт не аккумулируется, передача его от поколе-ния к поколению не осуществляется, развитие животных непроисходит. Существенной чертой антропосоциогенеза явля-ется именно то, что изготовляемые человеком орудия трудааккумулируют в себе способы деятельности с ними. Это до-стигается тем, что в процессе изготовления предмету придает-ся целесообразная форма. Распредмечивание этих форм осу-ществляется как развитие человеческих способностей.

Поскольку же человек в одном из своих определенийесть совокупность способностей и влечений, их приобрете-

224

ние и совершенствование есть развитие человека, составля-ющее содержание антропосоциогенеза. Однако следуетиметь в виду, что опредмечивание и, соответственно, рас-предмечивапие не может быть сведено только к изменениюформы предмета. Собственно целесообразность опредмечи-вается только тогда, когда применяемые человеком предме-ты опосредованы системой общественных отношений. Безвключения в систему общественных отношений социальноенаследование невозможно. Сама же система общественныхотношений, в свою очередь, невозможна без общественныхпредметов. Последние есть форма, в которой реализуютсясоциальные связи, знаки социальных значений. Адсорбцияже социальных значений осуществляется не столько в веще^·стве природы и даже измененной форме его, сколько в сгу-щенных вокруг них общественных отношениях.

Общественные предметы, писал О. Г. Дробшщкий, этокак бы призрачная оболочка природной вещи. Мы ее не ви-дим глазом или в окуляр микроскопа, не осязаем пальцами,не можем взвесить на руке или весах, услышать ухом илипри помощи стетоскопа, пробовать на вкус или обонять. И вто же время «вне общественных отношений, вне форм, спосо-бов деятельности все опадает». Перед нами лишь машины,представляющие причудливые нагромождения металла, кни-ги—увесистые-«кирпичи», в которых начертано черным побелому, деньги- «радужные бумажки», поступки-телодвиже-ния, мысли- не более чем электрохимические процессы в моз-гу— все это лишь материально-природный субстрат, телесныйноситель того, что называется машинами, зданиями, книгами,деньгами, мыслями, поступками. Антропосоциогенез и естьнепрерывный процесс становления такой живой, постояннопульсирующей системы, конденсирующие в себе способы дея-тельности с ними, способы отношений людей к миру, друг кдругу и самим себе.

Идея призрачной предметности, образующей новыйпласт бытия, содержит в себе интенции, далеко выводящиеза пределы трудовой концепции антропосоциогенеза, на-пример, к концепции Э. Кассирера, определяющего челове-ка не столько как рациональное животное, сколько как жи-вотное символическое. Человек, пишет он, живет не тольков физическом, но и символическом!! мире, нити которогосплетаются в символическую сеть. Весь человеческий про-гресс утончает и, одновременно, укрепляет эту сеть. От этойконцепции отталкивается крупнейший американский фило-соф и культуролог Л. Мэмфорд, критически проанализиро-вавший трудовую теорию становления человека и предло-

225

живший существенно иную концепцию антропосоцпогепеза.

По мнению Л. Мэмфорда, прошлый век— век постояннойпереоценки роли орудий и машин. В течение этого периодагосподствовало определение человека как животного, исполь-зующего орудия труда. В результате простая находка фраг-мента черепа рядом с грубо обработанными булыжникамипризнается вполне достаточной для идентификации существакак проточеловека. Несмотря на заметные анатомические от-личия и от более ранних человекообразных обезьян и от лю-дей, и несмотря па отсутствие в течение последнего миллионалет заметного усовершенствования технологии обтесываниякамней, Мэмфорд обращает внимание на важный факт: вов-лечение в производство моторно-сенсорных координации нетребовало и не вызывало какой-либо значительной остротымысли. Иными словами, способность к изготовлению орудийтруда не требовало и не создавало развитого черепно-мозгово-го аппарата у древних людей. У многих насекомых, птиц,млекопитающих, говорит он, появились более радикальныеновшества, чем у предков человека: сложные гнезда, домики,бобровые плотины, геометрические ульи, урбанондиые мура-вейники и термитники. Это свидетельствует о том, что еслитехнического умения было, бы достаточно для определения ак-тивности человеческого интеллекта, то человек долгое времярассматривался бы как безнадежный теудачннк по сравнениюс многими другими видами.

По мнению американского мыслителя, преимущество че-ловека состояло не в том, что на каком-то этапе он сталиспользовать орудия, а в том, что он изначально обладалодним всецелевым орудием— собственным, движимым умомтелом, являлся использующим главным образом свой ум са-мосовершенствующимся животным. В этом процессе само-трансформация техника в узком смысле служила лишьвспомогательным средством, но не главным агентом, иботехника никогда не была отделена от большой культурнойцелостности и еще менее господствовала над всеми осталь-ными институтами. Даже стандартизация образцов и алго-ритмичность процессов, по большей части проистекали изритуальной точности церемоний, специализации в обрядо-вых службах, религиозного механического запоминания идругим формам культурной деятельности вплоть до игры,мифа и фантазии.

Однако проблематика антропосоциогенеза на этих под-ходах не кончается.

226