6. Мир иной, или Путь от человека

Как мы уже выяснили выше, обычный средний человек(средний не в смысле серости, а в смысле типичности своегообраза жизни) погружен в эмпирический мир и его события.Далее ^считая себя верующим, он, как правило, занят повсед-невной реальностью и отвлекается от нее лишь в моментыжизненных кризисов или во время торжественных религиоз-ных церемоний (если служба хорошо организована, а пропо-

408.

ведпик — достаточно умелый психолог и оратор).

Однако издревле существовали духовные течения, иск-ренние поборники которых не просто утверждали наличиеМира иного или его нсходность, первичность по отношениюк обыденному бытию, но постулировали необходимость та-кого образа жизни, который весь был бы направлен к наи-лучшему достижению инобытия. Первоначально это эзоте-рические учения, известные уже в Древнем Египте и Древ-ней Греции (таинства святилища Изиды, Элевсинскиемистерии и т. д.), а затем — мировые монотеистические ре-лигии, которые при всей своей популярности и широчайшемраспространении по основному своему смыслу полностьюобращены к потустороннему.

Именно монотеизм и эзотерпзм древности рождаютпредставление о совсем иной реальности, ничем не схожейс обыденным человеческим существованием, с его конечно-стью, смертностью, веществешюсть.ю, с его заботами и стра-стями. Это не-человеческая реальность, она принадлежитчеловеку, создает его как свое собственное инобытие и слу-жит источником всех благ и достоинств: самого факта суще-ствования, высших нравственных и эстетических ценностей,добра, красоты. Она ничем не похожа на антропоморфныхили зооморфных богов политеизма с их вполне человече-скими занятиями, чувствами, интригами. Она абсолютна,тотальна, хотя обладает личностным аспектом, и будучи аб-солютной, определяет и судьбу эмпирических существ, исмысл их бытия. Божественный Абсолют и близкие к немуслон бытия оказываются истинной отчизной маленького исуетливого «сына Адама», из нее он выходит и в нее возвра-щается, не важно, один или много раз, в конечном счете -навсегда. Это «напсегда» абсолютно перевешивает по свое-му значению короткую обыденную жизнь, быстропреходя-щее бытие изменчивых-теней.

Конечно, сама идея об укорененности человека в чем-тобесконечно большем, нежели он сам, не вызывает никакихвозражений. Безудержный антропоциентризм, титаниче-ская дерзость мыслителей Возрождения и современных тех-нократов при более пристальном рассмотрении оказываютсячем-то вроде младенческого эгоцентризма, когда ребенкукажется, что он —центр мирозданья и именно вокруг неговращается весь взрослый мир от бабушек, несущих маннуюкашу, до солнца и звезд. Эта, несомненно, приятная иллю-зия довольно быстро рассеивается.

Человек — часть огромной Вселенной, ее фрагмент, эле-мент, малая толика, и действительность, питающая его сво-

409

ими соками, пронизывающая невидимыми полями, во мно-гом является для него непостижимой. Мы по сей день незнаем о себе самого главного: откуда мы пришли в нашуэмпирическую жизнь и куда уйдем · после смерти. Рассып-лемся в прах? Отправимся блуждать по адовым каньонам ирайским кущам? Растворимся в породившем нас Сверхсоз-нании? Несомненно одно: существуют те уровни, слои, из-мерения реального мира, которые обладают иными степеня-ми свободы и власти, именью им принадлежит первое словов нашей судьбе. Сама материальная астрономическая Все-ленная скорее всего лишь один из пластов «многослойногопирога*· действительности, и над ней вырастает сложнаяиерархия духовных сил.

Однако, признав это, должны ли мы отвернуться от на-шего бренного мира, от очага", который здесь и сейчас согре-вает наши бедные смертные тела, от нашего несовершенногочеловеческого общежития, которое далеко не всегда — брат-ство? Надо ли· любить эту временную квартиру, перевалоч-ный пункт на пути астральных странствий? .Посмотрим, какотвечают на это мировые монотеистические религии и эзоте-рические учения.

Далее при поверхностном обзоре христианства, индуиз-ма, теософии обнаруживается, что все они выносят обвини-тельный приговор потустороннему эмпирическому миру:«Виновен! Виновен! Отвернись от него, человек!»

Действительно, в реальной жизни и реальной историимного зла, жестокости и коварства. И сегодня, как и тысячулет назад, страдают невинные, отсутствует справедливость,льются потоки крови. «Но этот мир. не может быть иным,—говорит христианство,- он грешен, он забыл Бога и лежит возле». «Он неистинен,—соглашается индуизм,—он —майя, мо-рок, иллюзия, средоточие бесплодных желаний, влекущих засобой лишь страдания». Именно поэтому ценности обыденнойповседневной жизни оказываются для монотеистического со-знания антиценностями: ложными, грязными, влекущими вобъятия дьявола или в губительный самообман.

Конечно, крупным религиям некуда деваться, они вынуж-дены как-то ладить с эмпирическим миром, идти на уступки,давать послабления греховной человеческой природе. Однимиз таких компромиссов выступает протестантизм, объявляю-щий успех в земной деятельности богоугодным делом и сим-волом богоизбранности. Кроме того, сами деятели церкви —тоже не бесплотные духи и не могут полностью отказаться отчеловеческих потребностей и влечений.

Крупнейшие мировые религии выступают как правствен-

410

пая сила, стремящаяся облагородить сам мир: они способст-вуют распространению милосердия, терпимости, любви к.ближнему, т. е. пытаются совершенствовать наличную эм-пирическую данность. И тем но менее для идейного ядрарелигии это вторично. Все, что касается посюстороннегомира, должно быть подчинено достижению Мира иного.Главное — спасти бессмертную душу или избавиться от ве-риг «майи», заставляющей любить смертные и изменчивыевещи. Главное — измениться настолько, чтобы перестатьбыть человеком. Это и есть основной пафос всех ведущихрелигий и эзотерики: быть земным человеком не простомало, быть в полной мере лишь им — еще и грешно и по-стыдно. «Настоящее свое состояние, каким бы благообраз-ным оно ни было,— пишет С. С. Авершщев, характеризуяранневизантийскую литературу,— христианин не может неоценивать как позорное, ибо обязывается измерять его мер-кой абсолютного: любые, его заслуги конечны, между темкак вина - бесконечна. Христианство учит человека воспри-нимать свое тело как храм Бога —весьма веская причинаскорбеть о том, что храм этот «весь осквернен». Христиан-ство внушает человеку,'что он есть носитель образа божия —каких же слез хватит, чтобы оплакать унижение этого обра-τза?»*.

Погрязнуть в делах житейских, даже если ты добр, кро-ток и терпелив — это идти по пути гибели. Отречение от всегоземного естества —единственный путь к успеху. Лишь тот,кто презрел пагубные радости и соблазны обычной жизни(схимник, мученик, аскет йогин) может сказать, что действи-тельно встал на Путь, ведущий от человеческого к божествен-ному, от пошлой смертности и греха — к бессмертию и бла-женству. Его лицо в полной мере обращено к потусторонне-му, к Духу, а сердце не скучает о земной мишуре.

Стоит отметить, что здесь мы стремимся выявить именноведущую пить религиозного и эзотерического сознания, невдаваясь в дискуссии о мере признания мирских благ. Адискуссии такие, конечно, были, как между отцами церкви,так и между религиозными философами. Главными, посто-янно действующими источниками грешности этого мира, егоскверны религия и эзотеризм полагают:

1) земное самозамкнутое человеческое «я»,

2) проистекающие из его партикулярное™ желания иволя к их' удовлетворению.

* Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977.С. 80-81.

411

Именно наличие «я», осознание человеком своей особо-стн, отдельности, ннаковости по отношению к другим суще-ствам и сущностям является корнем его онтологическойвины и сопутствующих ей несчастий. С точки зрения инду-изма и буддизма каждый, желающий избавления, долженпонять, что его «я» —лишь иллюзия, и потому все привя-занности — тлен. Христианство, признающее целостностьдушевной монады и ее бессмертие, тем не менее четко раз-деляет неистинное земное «я» человека и то высокое «я»,которое может дать Христос.

Но чтобы Христос дал это новое прекрасное «я» — своюбожественную природу — верующий должен добровольноотказаться от собственной земной личности, раздираемойпотребностями и противоречиями. Надо убить повседневное«я», чтобы приобщиться к Абсолюту. Стать ничем, откры-той возможностью, пустым сосудом, в который Христосвольет трансцендентную духовность. «Верный признак дей-ствительного присутствия Бога в вашей жизни — это либополное забывание себя, либо ощущение себя комком грязи.Лучше совсем забыть о себе»,— говорит философ-проповед-ник Клайв Льюис*. С партикулярным земным «я» связанаспособность к свободе, точнее, к своеволию, самоуправству,порождающим богоборческую гордыню, из которой про-истекают все виды зла.

Наличие у человека «я», позволяющего отличать себя отмира, вызывает к жизни желания, могучие силы, заставляю-щие сохранять, беречь, длить неистинное мирское бытие, про-являя упрямую волю. В индуистской традиции желания истрадания — две стороны одной медали. Именно мир желанийавтоматически создает мир страданий. Первого не бывает безвторого. Суетные мирские желания и в христианской тради-ции понимаются как ведущие к страданию и греху, они не-пременно приобретают вид пороков и страстей: властолюбие,корыстолюбие, сластолюбие, чревоугодие, лень, зависть.Страсти же терзают человека, словно дикие звери.

Таким образом, блаженство, вечная абсолютная радость,оказывается достижимой только в случае отказа от земныхпотребностей и страстей. И на Востоке, и на Западе (преж-де всего в монашестве), и в теософской традиции, объеди-няющей Запад и Восток, мы обнаруживаем разработаннуюдо деталей систему средств, уводящих от земного человече-ского мира к трансцендентному, перед лицом которого гас-нет и истаивает человеческое «я», исчезают желания и им-

* Льюис К. .Просто христианство. Чикаго, 1990. С. 12G.

412

пульсы действовать по своему почину. Это разные виды ме-дитации, физические и психические упражнения, аскеза,самовнушение, направленное на ощущение непосредствен-ной причастности к Абсолюту, приводящие либо к пирва-нс - бессознательному трансу с потерей личностной иденти-фикации, либо к высокому экстазу, сопровождающемусябурным переживанием приобщения к Высшему началу.

Интересно то, что традиция неприятия повседневногонашла в XX в. не только чисто религиозное, но и собствен-но философское выражение. Такие авторы, как А. Бергсонили М. Хайдеггер совершенно по-разному ищут тот внерас-судочпьш, виежитейский пласт реальности, который и по-читают за истинный пласт, уводящий нас от полседпевно-стн, от забот, от мира твердых форм и сознательных воле-вых решений.

Вернемся, однако, к вопросу о земном и трансцендант-ном. Именно благодаря «антимирской» установке религииее трудно принять до конца. Вот уже и веришь в посмертноебытие, и признаешь в Духе творящее начало мира, но не всилах отрицать и виноватить земную жизнь, считать челове-ческую повседневность только плохой, только иллюзорной,только грешной. Невозможно согласиться, что она — лишьюдоль страданий и ничего более. Грехов и страданий в ней,конечно, предостаточно, но все же в ней есть не только это.И потому она — ценность сама по себе в своей вторичности,тварности и иллюзорности.

Представление о том, что земная жизнь полностью сво-дится к страданию (о чем говорит «четверичная истина»буддизма) выступает, на наш взгляд, проявлением ипохон-дрического мировосприятия. Это депрессия, спроецирован-ная на окружающую действительность, тяжкая меланхолия,получившая онтологический статус. На самом деле в по-вседневной человеческой жизни наряду со страданиями итрудностями есть и неисчислимое множество радостей: «вы-соких» и «низких», духовных и плотских, мгновенных идлительных. «Аианда» — блаженство — присуща бытию кактаковому, в том числе бытию в его земном варианте.

Здесь и творческие восхождения, и подвиги, и умиротво-ренная созерцательность, и' восторги любви во всех ее прояв-лениях, и просто великолепное чувство того, что ты есть, су-ществуешь, бытийствуешь. И против этих радостей не работа-ет аргумент, что их кратковременность и преходящестьобращает их в страдания. Напротив, временность делает ихособенно яркими и острыми, порождав! прелесть прощания инежность воспоминаний. Лучшие в мире произведения искус-

413

ства воспевают не вечность, а временность: ушедшую любовьи цветок, который скоро увянет.

Созданный мастером предмет отделяется от него и жнветсобственной жизнью. Дитя, взрослея, исполняется своих до-стоинств, не растворимых в том, что вложили в него мать иотец. Так и с миром. У него — своя жизнь. И если есть суще-ствование за гробом и необходимость отчитаться перед Отцоми 'Промыслителем, почему гаадо зачеркивать те радости исвершения, что были ведомы на земном, досмертиом пути?