§ 4. Значение системы абсолютного идеализма г.В.Ф. Гегеля

Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831) явился в истории философии, с одной стороны, как критик предшествующей ему деятельности прочих представителей немецкой классической философии и, тем самым, выступил, как формальный продолжатель «дела Канта». С другой стороны, Гегель – великий систематик философского знания. Гегель пытался разрешить те противоречия, которые характеризуют историю философии как процесс самосознания «абсолютного Духа», в процессе своего самосознания творящий и самого себя, и существующий мир.

«Критическую» (в упомянутом смысле) часть философской деятельности Гегеля следует представлять в виде двух составляющих: скептицизм Гегеля как его отрицательно-критическое отношение к современному ему состоянию философского знания, а также собственно критицизм Гегеля как его позитивно-критическое осмысление основ мышления.

Смысл первой составляющей в целом заключается в том, что «…философия должна прежде всего доказать нашему обыденному сознанию, что существует потребность в собственно философском способе познания» [2, т.1, с.88].

«Философский способ познания», как Гегель определяет это понятие, есть «способность познавать абсолютные предметы» [2, т.1, с.94]. Если теперь представить, что «неспособность познавать абсолютные предметы» не есть «философский способ познания», т. е. нефилософский способ познания есть неспособность познавать абсолютные предметы, что и составляет суть «обыденного сознания», противопоставленного «философскому сознанию» как разум – чувству и рассудку или истина – мнению и «здравому смыслу», то становится ясным, почему скептицизм Гегеля состоит в негативном отношении к проникновению элементов обыденности в философию.

Пояснением этого являются такие слова Гегеля: «Важный отрицательный вывод, к которому пришла рассудочная ступень всеобщего научного развития, что на пути конечного понятия невозможно опосредование с истиной, приводит обыкновенно к последствию, противоположному тому, которое в нём непосредственно содержится. Вместо того чтобы привести к удалению конечных отношений из области познания, это убеждение имело своим последствием исчезновение интереса к исследованию категорий [«категория», здесь, - предельно общее понятие – прим. С.К.], отсутствие внимательности, осторожности при их применении. Как бы в состоянии отчаяния их стали применять тем откровеннее, бессознательнее и некритичнее. Из основанной на недоразумении посылки, будто недостаточность конечных категорий для познания истины приводит к невозможности объективного познания, выводится заключение, что мы вправе судить и рядить, исходя из чувства и субъективного мнения; доказательства заменяются заверениями и сообщениями о том, какие факты встречаются в сознании, признаваемом тем более чистым, чем менее оно критично» [2, т.1, с.58].

Смысл второй составляющей критической части философской деятельности Гегеля заключается в том, что Гегель, относясь со скепсисом к существующей в его время философии, критически осмысляет основы мышления и обнаруживает на этом пути возможность такого отношения к объективной реальности, при котором становится осуществимым методичное воспроизведение «абсолютного содержания … глубочайшей, свободнейшей стихии духа» [2, т.1, с.57].

В работе «Энциклопедия философских наук» [2, т.1, с.133-201] Гегель выделяет три образа мышления, по-разному представляющих мир или «объективность»: «наивный» [2, т.1., с.133-147], «критический» [2, т.1, с.147-185] и «непосредственный» [2, т.1, с.185-201].

Наивный или «метафизический» образ мышления, по Гегелю, «…содержит веру, что посредством размышления познаётся истина и что она обнаруживает перед сознанием то, что объекты суть поистине» [2, т.1, с.133]. Гегель считает, что правильное понимание наивного образа мышления может быть сформулировано так: «Способ рассуждения прежней метафизики … состоял в том, что она постигала предметы разума в абстрактных, конечных определениях рассудка и делала своим принципом абстрактное тождество [мышления и бытия – прим. С.К.]. Но эта рассудочная бесконечность, эта чистая сущность, сама есть лишь конечное, ибо из неё исключена особенность, и эта особенность ограничивает и отрицает её» [2, т.1, с.147].

Критический образ мышления распадается, по Гегелю, на две составляющие: «эмпиризм» и «критическая философия».

В рамках эмпиризма, исходящего из «…потребности в конкретном содержании и прочной опоре» [2, т.1, с.147], мышление, по Гегелю, стремится к правомерному отходу от такого представления природы и человека, где господствовала метафизическая ориентация на «…пустую потусторонность, паутину и туманные образы абстрактного рассудка» [2, т.1, с.149].

Эмпирики выдвигают в качестве основания мышления опыт, формирующийся на базе непосредственного восприятия объекта в ощущениях. Важной особенностью эмпиризма является невозможность мыслить что-либо необходимым и всеобщим образом, поскольку всё в мире оказывается «…субъективной случайностью, простой привычкой» [2, т.1, c.152].

Осознание ограниченности эмпиризма в аспекте получения необходимых и всеобщих истин и, вместе с тем, - лишение должного основания любого возможного (т.е. и научного в том числе) познания, приводит, по мысли Гегеля, к возникновению критической философии [2, т.1, с.153].

Под критической философией Гегель в основном и главным образом понимает философские исследования Канта и Фихте. При этом смысл самого понятия «критическая философия», если рассматривать его в отношении к смыслу понятия «эмпиризм», заключается в том, что «…критическая философия настаивает на том факте, что в том, что мы называем опытом, мы преднаходим всеобщность и необходимость. … Так как всеобщность и необходимость не имеют своего источника в эмпирическом как таковом, то они принадлежат спонтанности мышления или, иными словами, они даны a priori. Определения мышления или понятия рассудка образуют объективность опытного познания» [2, т.1, с.143].

Гегель, в целом, разделяет такую позицию. Он, в частности, замечает по этому поводу: «Принцип независимости разума, его абсолютной самостоятельности в себе должен отныне рассматриваться как всеобщий принцип философии» [2, т.1, с.183].

Но в критической философии, предшествующей собственным философским исследованиям, Гегель видит не только достоинства. Основным недостатком современной ему критической философии Гегель считает: несмотря на то, что «…критической философии принадлежит та великая отрицательная заслуга, что она признала, что определения рассудка принадлежат области конечного и что движущееся в их пределах познание не достигает истины, … односторонность этой философии состоит в том, что она видит конечность этих определений рассудка в их принадлежности лишь нашему субъективному мышлению, для которого вещь в себе должна оставаться чем-то абсолютно потусторонним» [2, т.1, с.183]. «На самом же деле, - замечает Гегель, - конечность определений рассудка лежит не в их субъективности, но в том, что они конечны в себе. … Содержание того, о чём мы знаем, есть лишь явление. … Конечное мышление, несомненно, имеет дело лишь с явлениями. Но этой ступенью познания оно ещё не кончается, и существует более высокая область»[2, т.1, с.183-184].

И здесь мы переходим к тому, о чём Гегель говорит, как о «третьем отношением мысли к объективности» [см.: 2, т.1, с.185-201].

Смысл этого отношения, которого, в частности, придерживался Фридрих Якоби (1743-1819), заключается в том, что такой образ мысли, по словам Гегеля, «…понимает мышление, как деятельность, постигающую только особенное, и на этом основании объявляет, что оно не способно постигнуть истину. … Этим учением утверждается, что дух познаёт истину, что разум составляет истинное определение человека и есть знание о боге. Но так как такое опосредованное знание должно ограничиться только конечным содержанием, то разум есть непосредственное знание, вера» [2, т.1, с.185-186].

Непосредственный анализ непосредственного же отношения мысли к объективности приводит Гегеля к следующему результату: «Оценка этого третьего отношения мышления к истине могла быть предпринята нами лишь тем способом, который указывается и признаётся с этой точкой зрения непосредственно в ней самой. Мы, таким образом, показали, что фактически неверно утверждение, что существует непосредственное знание – знание без опосредования другим или в себе самом самим собой. Мы также показали фактическую неверность утверждения, что мышление движется вперёд только благодаря определениям, опосредованным другими определениями, … мы показали фактическую неверность представления, что в этом опосредовании не снимается в то же время само это опосредование. О факте такого познания, движение которого вперёд не есть ни односторонняя непосредственность, ни одностороннее опосредование, свидетельствует сама логика и вся философия» [2, т.1, с.198-199].

Важным обстоятельством выделения Гегелем отношений мысли к объективности является то, как Гегель завершает это выделение в целом. Гегель резюмирует: «Если мы будем рассматривать принцип непосредственного знания со стороны его отношения к исходному пункту, к вышеуказанной наивной метафизике, то сравнение их обоих покажет нам, что этот принцип возвратился к тому началу, к той метафизике нового времени, которая известна под названием картезианской философии» [2, т.1, с.199]. Именно эта цитата позволяет нам понять ту часть философской деятельности Гегеля, которая выходит за пределы обеих составляющих её критической части (см. ранее) и которую следует назвать «систематической».

Систематическая часть философской деятельности Гегеля заключается в том, что Гегель, осознав логику движения философской мысли своего времени, идёт дальше этого, полагая, что эта особая логика определённого этапа развития философии (от Декарта до Канта, Фихте и Якоби) является и частью общей логики, свойственной любой философской мысли. Эта логика есть диалектический процесс возникновения и снятия противоречий между философскими учениями в исторической перспективе. «История философии, - утверждает Гегель, - показывает, во-первых, что кажущиеся различными философские учения представляют собой лишь одну философию на различных ступенях её развития; во-вторых, что особые принципы, каждый из которых лежит в основе одной какой-либо системы, суть лишь ответвления одного и того же целого. … Развитие мышления, которое изображается в истории философии, изображается также и в самой философии, но здесь оно освобождено от внешних исторических обстоятельств и даётся в стихии чистой мысли. Свободная и истинная мысль конкретна в себе, и, таким образом, она есть некая идея, а в своей завершённой всеобщности она есть идея как таковая, или абсолютное. Наука о ней есть существенно система» [2, т.1, с.99-100].

Таким образом, самооценка философской деятельности Гегеля заключается в том, что свою философию, отображающую «…развёртывающееся в самом себе и сохраняющее себя единство» [2, т.1, с.100] идеи абсолютного, он называет «абсолютным идеализмом» [2, т.1, с.163]. Иными словами, в рамках своей философской деятельности Гегель попытался создать связную картину абсолютных идей, содержащихся в истории философии. Притом сам Гегель считал, что на этом пути он обретает не просто подборку представлений об абсолютном, но выражает и самоё абсолютное.

В своей философской деятельности Гегель претендовал на то, что даёт не только картину человеческих мыслей об абсолютном, но показывает и процесс осмысления Абсолютом самого себя. Абсолют, по мысли Гегеля, предстаёт в истории философии как диалектическое отношение Идеи, Природы и Духа, или равнозначно, - Тезиса, Антитезиса и Синтеза, отображающихся в своих конкретных проявлениях «малыми» триадами через диалектику «науки логики», «философии природы» и «философии духа» [см.: 2, т.1-3].

Такое отношения мысли к объективности необходимо, поскольку «…возникновение и развитие философии, изложенные в своеобразной форме внешней истории, изображаются как история этой науки. Эта форма сообщает ступеням развития идеи характер случайной последовательности философских учений и создаёт видимость того, что между их принципами и разработкой последних существуют одни лишь различия. Но совершает эту работу тысячелетий единый живой дух, мыслящая природа которого состоит в осознании того, что он есть»[2, т.1, с.99].

Гегель в значительной мере преуспел в своей системотворческой деятельности [см., напр.: 3, с.141; 12, с.667-681; 13, с.494-523]. Успех гегелевской системы абсолютного идеализма был бы полным, если бы она оказалась действительно абсолютной, иначе говоря, - охватывала бы всё философское знание так, что более никакая философия стала бы невозможна или не нужна. Но считать систему Гегеля «абсолютной» в этом смысле не представляется возможным. И чтобы осознать это, необходимо перейти к заключительной части нашего рассмотрения немецкой классической философии, а именно, - философским исследованиям Людвига Фейербаха.