§ 2. Судьба России

В русской философии весь широчайший спектр воззрений на судьбу России можно свести к двум парадигмам: западническойиславянофильской. При этом следует иметь четкое представление о том, что такое - «Русская идея».

«Русская национальная мысль чувствует потребность и долг разгадать загадку России, понять идею России, определить ее задачу и место в мире» [Бердяев Н. А. Судьба России. Самосознание. Ростов-н/Д., 1997. С. 8]. «Русская идея» - не просто философское понятие, ставшее для русских философов и широких кругов общественности понятием-символом. «Русская идея» есть прежде всего «осознанность русским (российским) народом самобытности своей национальной истории и культуры, пути, на котором ему предстоит решать задачи мессианизма, провиденциализма, обусловившие роль России в мировом процессе» [Борисов А.Г. Русская философская культура. Этюды. Саратов, 1997. С. 47].

Понятия «западничество» и «славянофильство», с одной стороны, могут быть интерпретированы очень конкретно и отнесены к определенным, небольшим группам мыслителей, расцвет философского творчества которых приходится на вторую половину царствования Николая I. С другой стороны, оба эти термина тяготеют к расширительности, иначе говоря - каждый из них выражает не просто воззрения отдельного философа в выше названный период, но именно синтез взглядов и ориентаций, дающих универсальные ответы на универсальные вопросы [См. Поляков Л. В. Методологическое введение в историю русской философии XIX века. М., 1990. С. 19]. Поэтому историки локализуют «западничество» и «славянофильство» в пределах 40-50 гг. XIX в., а философы придерживаются точки зрения, что терминологически адекватное описание движения русской философской мысли не только в XIX в., но и до сего дня преимущественно связано с этими понятиями. Парадигма «западничества» сформировалась, выражаясь образно, на триедином основании: наука, социализм (анархизм), личность, а «славянофильства» - на ином: религия, монархия, тотальность. На первом этапе своего развития «западничество» находилось под влиянием идей философии Г. Гегеля, а «славянофильство» - Ф. Шеллинга.

Парадигма «западничества» представлена именами таких видных отечественных философов, как П. Я. Чаадаев, Н. В. Станкевич, В. Г. Белинский, К. Д. Кавелин, Т. Г. Грановский, Н. П. Огарев, А. И. Герцен, Б. Н. Чичерин, И. В. Вернадский и др. Термин «западники» впервые употребил Н. В. Гоголь, но только с середины 50-х гг. XIX века этот термин получил распространение [Щукин В. Западничество // Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М., 1995. С. 197].

П. Я. Чаадаева традиционно считают основоположником русского западничества. Хотя в своих «Философических письмах» он и представил первую прозападническую историософскую концепцию, его все же нельзя отнести к представителям классического западничества, в частности в виду его глубокой религиозности, нашедшей свое выражение в его философских воззрениях, и серьезного интереса к «философии откровения» позднего Ф. Шеллинга.

С точки зрения П. Я. Чаадаева, Европа и Россия - два разных мира. «Своеобразие позиции Чаадаева состояло в том, что он сделал прошлое России основой для оценки ее настоящего и будущего, войдя при этом в решительное противоречие с господствующей доктриной» [Замалеев А. Ф. Три лика России // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб., 1991. С. 6]. По Чаадаеву, исторический процесс осуществляется под воздействием Божественной воли. Из этого следует, что «само историческое бытие не может быть понято вне христианства. Надо отбросить то увлечение внешними историческими фактами, которое доминирует в науке, и обратиться к «священному» процессу в истории, гдеи заключено ее основное и существенное содержание» [Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991, Т. 1. Ч. 1. С. 177].

Именно через призму такого рода воззрений и оценивает он Запад и Россию, причем далеко не в пользу последней [См. Чаадаев П. Я. Философические письма // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб., 1991]. На Западе «все создано христианством». В Европе сформировалась и развилась социальная идея христианства. Западное христианство принесло европейским народам новые высокие ценности и качества, которые новыми силами обогатили человеческий ум. Западное христианство способствовало «философскому и литературному развитию ума», усовершенствованию нравов, уничтожению крепостничества в Европе, установлению там порядка в духовной и материальной сферах. Оно дало Европе «животворный принцип единства», а также и возможность западному миру шествовать по предназначенному ему Богом пути, увлекая за собой поколения. «Все европейские народы шли вперед в веках рука об руку; и как бы ни старались они теперь разойтись каждый своей дорогой, - они беспрестанно сходятся на одном и том же пути» [Чаадаев П. Я. Философические письма. Письмо первое // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб., 1991. С. 33]. Пятнадцать веков у них был один язык для молитв к Богу, одна власть и одно убеждение. Европа западного христианства, по Чаадаеву, оказывается единственной сферой, в которой человеческий род может исполнить свое конечное предназначение.

В России жизнь устроена иначе. В отличие от Запада она не благоустроена и хаотична. Россияне пребывают в состоянии «хаотического брожения», что соответственно сказывается на состоянии нашей духовной сферы. В силу странности своей судьбы мы обособленны от всемирного движения и из-за этого не воспринимаем «преемственные идеи рода человеческого». Провидение всецело предоставило нас самим себе и как бы совсем не озабочено нашей судьбой. Православие подвергается П. Я. Чаадаевым серьезной критике. Он акцентирует внимание на том, что, повинуясь нашей злой судьбе, мы обратились к жалкой, глубоко презираемой народами Европы Византии за тем нравственным уставом, который должен был лечь в основу нашего воспитания. Это отторгло народы нашей страны от всемирного братства и мы восприняли христианскую идею искаженной человеческой страстью. Не причастные чудотворной идее объединения христианского мира мы попали под чужеземное иго. Мы замкнуты в нашем религиозном обособлении и ничто из происходившего в Европе нас не достигало. Хотя мы и назывались христианами, плод христианства не созревал для нас (мы по-прежнему прозябали в своих лачугах из соломы и бревен). Православие способствовало закрепощению русского народа («русский народ подвергся рабству после того, как он стал христианским...»). Мы оказались вне развития европейской культуры, прежде всего интеллектуальной, нам оказался не доступен «западный силлогизм».

Характерные высказывания П. Я. Чаадаева о своих соотечественниках, которых он называет незаконными детьми, без наследства, без связи с прошлыми поколениями, не хранящих в сердцах уроков прошлого: «Что у других народов превратилось в привычку, в инстинкт, то нам приходится вбивать в головы ударами молота. Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы, так сказать, чужды самим себе. Мы так странно движемся во времени, что с каждым нашим шагом вперед прошедший миг исчезает для нас безвозвратно. Это - естественный результат культуры, всецело основанной на заимствовании и подражании. У нас совершенно нет внутреннего развития, естественного прогресса; каждая новая идея бесследно вытесняет старые, потому что она не вытекает из них, а является к нам Бог весть откуда» [Чаадаев П. Я. Философические письма. Письмо первое // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб., 1991. С. 25].

П. Я. Чаадаев делает неутешительный, но мощный в своей пророческой силе вывод, что мы «некоторым образом народ исключительный. Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-то важный урок» [Там же. С. 26].

Только с 1835 года П. Я. Чаадаев начинает оценивать свою страну иначе: «Россия, если только она уразумеет свое призвание, должна взять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы»; а также: «Провидение создало нас слишком великими, чтобы быть эгоистами, Оно поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы человечества»; «Мы призваны обучить Европу множеству вещей, которых ей не понять без этого» [Цит. по: Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991, Т. 1. Ч. 1. С. 181].

В своей «Апологии сумасшедшего» П. Я. Чаадаев анализирует и дает положительную оценку деятельности Перта Великого и развитию России после его восшествия на престол [См. Чаадаев П. Я. Апология сумашедшего // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб., 1991. С. 139-154]. В ней же он размышляет над проблемой «Восток-Запад». Кратко его идеи можно свести к следующему: мир искони делится на две части - Запад и Восток. Это не только географическое деление, но и особый порядок вещей, «обусловленный самой природой разумного существа», два принципа, соответствующие двум динамическим силам природы, две идеи, охватывающие весь жизненный строй человеческого рода. Человеческий ум на Востоке формировался и развивался, сосредоточиваясь, углубляясь и уединенно замыкаясь в себе самом, а на Западе - излучаясь во все стороны, борясь со всеми препятствиями. На Востоке общественная власть (властители) распоряжается всеми благами земли, а «покорные умы», коленопреклоненные перед историческими авторитетами истощились в безропотном служении священному для них принципу и в конце концов «уснули». «Уснули» замкнутыми в своем неподвижном синтезе, не догадываясь о новых судьбах мира, приготовляемых на Западе. На Востоке духовное начало поставлено во главу общества. Эта идея подчинила все власти одному ненарушимому закону - закону истории, что выражено в разработке системы нравственных иерархий. При этом жизнь на Востоке втиснута в «слишком узкие рамки» и свободна от всякого внешнего воздействия. На Западе мышление развивалось другим образом. Вступаясь за все нужды человечества, ища счастья во всех его видах, оно пришло к утверждению власти на принципе права. Мыслители Запада творили гордо и свободно, преклоняясь только перед авторитетом разума и неба. Останавливаясь перед неизвестным, они непрестанно устремляли взор в бесконечное будущее. Мы живем на Востоке Европы, но, тем не менее, мы никогда не принадлежали Востоку, у которого своя история, не имеющая ничего общего с нашей. И по климату, и по идеям мы очень далеки от «священных берегов Ганга».

А. Г. Борисов делает о философских воззрениях П. Я. Чаадаева следующий вывод: «Универсализм мыслей Чаадаева, критика индивидуализма поднимает его философию на недосягаемую ни для кого в то время в России высоту. И хотя у философа идея Царства Божия - ключ к пониманию истории, - все же ему чужд крайний провиденциализм, так как он оставляет место для свободы человека. Но и человек у него не обладает полной независимостью от Абсолюта. Получается так: человек свободен там и тогда, где и когда он следует высшему началу» [Борисов А. Г. Русская философская культура. Этюды. Саратов, 1997. С. 74].

П. Я. Чаадаев высказывает много критических мыслей по поводу России. Однако при этом он остается патриотом своей страны. Его патриотизм - не просто любовь к Родине, но глубокая сопричастность ее нелегкой судьбе. П. Я. Чаадаев подчеркивает: «Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа... Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее... Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм лени, который приспособляет все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы» [Чаадаев П. Я. Апология сумашедшего // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб., 1991. С. 149].

«Западники» настаивали на том, что России необходимо идти путем стран Запада: развивать у себя капитализм, приобщаться к либеральным ценностям, идеям и, прежде всего, защищающим права человека, перенимать и развивать существующие достижения науки и техники. Западники пропагандировали «культ научности».

Поиск «социальной правды» привел «западников» не только к серьезному изучению либерализма, но и вызвал у них значительный интерес к социализму и атеизму. В. В. Зенковский подчеркивает, что русский секуляризм XIX века имеет форму эстетического гуманизма, в которую в 40-х годах была привнесена идея социализма [Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1. Ч. 2. С. 125]. Этот секуляризм был либо богоборческим, либо богоискательским, но даже нигилизм у мыслителей принимал черты фанатичного сектантства. Необходимо подчеркнуть, что искания и философствования «западников» имели и четко выраженную этическую размерность.

Славянофильская парадигма имеет глубокие корни в истории русской культуры. «С давних времен было предчувствие, что Россия предназначена к чему-то великому, что Россия - особенная страна, не похожая ни на какую страну мира. Русская национальная мысль питалась чувством богоизбранности и богоносности России. Идет это от старой идеи Москвы как Третьего Рима...» [Бердяев Н. А. Судьба России. Самосознание. Ростов-н/Д., 1997. С. 8]. Европа «безусловно враждебна славянству» с точки зрения философов данной парадигмы.

Ощущение национальной самобытности, осознание уникальности духовной культуры нашей страны глубоко укоренились в народе и нашли себе выражение, например, в осуждении реформ Петра I (особенно в конце XVI - первой половине XVII вв.). «С давних пор и доныне против Петра слышится упрек в увлечении иноземцами, в поклонении Западу, в пренебрежении русской народностью...еще в начале Петр встретил страшные бунты мнимых староверов, волнение невежественных масс под личиною веры и во имя древнего Православия...» [Толстой М. В. История русской Церкви. М., 1991. С. 635].

В 1932 году министр просвещения С. С. Уваров, обеспокоенный проникновением в Россию западных либеральных идей и расширением их влияния на молодые поколения, провозгласил знаменитую формулу для национальной идеологии: «Православие. Самодержавие. Народность». Прозападно, прогрессистски настроенными людьми она со временем стала восприниматься и осуждаться как проявление российских имперских традиций.

Первым ярким выразителем славянофильской парадигмы традиционно считают И. В. Киреевского (1800-1856). В своей работе «Девятнадцатый век», сопоставляя историческое развитие Европы и России, он делает оригинальные выводы об особенностях их исторических судеб. Европа и Россия имеют два общих основания для своего развития - варварство и христианство, но в отличие от Европы у нашей страны отсутствует основание третье - культура античности, которая в эпоху Ренессанса в новом осмыслении оказала значительное влияние на Западный мир. Эти идеи И.В. Киреевский развил в своем философском творчестве далее.

У России - особенная история, особенное христианство, более чистое, она находится вне западных просветительских традиций и европейского рационализированного христианства. Западная образованность построена на принципах рационализма и дуализма [См.: Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991. С. 38]. Западное богословие опирается на абстракции и логику. Государство на Западе возникает на базе насилия, завоеваний, при этом земельная собственность выступает основой гражданских отношений. На Западе утвердилась формальная логическая законность. И. В. Киреевский отмечает, что на Западе существует раздвоение духа, науки, государства, классов, семейных прав и обязанностей. Напротив, в России обнаруживается стремление к цельности внутреннего и внешнего бытия, постоянная память об отношении человеческого к Божественному. Основные черты древнерусской образованности - цельность, разумность, стремление к истине осуществляется через поиск цельного бытия внутреннего и внешнего, общественного и частного, умозрительного и житейского, искусственного и нравственного. В старой России не было борьбы разделения на враждебные классы, а государство возникло в результате естественного развития национальной жизни, наблюдается и иное отношение к собственности, являющейся случайным выражением личных взаимоотношений людей. Древнерусская законность основана не на формальной логике, а на самой жизни.

В России человек является носителем «общинного духа», а на Западе - индивидуализма.

В лице И.В. Киреевского русская философская мысль «впервые протянула руку основе русского национального духа - православию, и, таким образом, была сделана одна из первых попыток утвердить русскую философию на собственном фундаменте» [Киреевский Иван Васильевич // Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М., 1995. С. 256].

Помимо И. В. Киреевского славянофильские идеи отстаивали А. С. Хомяков, И. С. Аксаков, К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин, Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев, В. С. Соловьев, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, Л. П. Карсавин и др. Заслугой Н. Я. Данилевского является выделение и анализ славяно-русского культурно-исторического типа, которому еще предстоит развить свои творческие силы. К. Н. Леонтьев является представителем так называемого «русского византизма». В своей историософии он «возвел славянство на уровень самобытной цивилизации» [Замалеев А. Ф. Три лика России // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб., 1991. С. 9]. В виду этого Н. А. Данилевского (1822-1885) и К. Н. Леонтьева (1831-1891) относят к видным основоположникам отечественной философии культуры.

Теория культурно-исторических типов Н. Я. Данилевского представлена в ставшей широко известной книге «Россия и Европа» [См. Данилевский Н. Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. СПб., 1995]. В ней он обосновывает идею о существовании множества различных, культурно-исторических традиций. Им выделяются общие законы появления и развития отдельных цивилизаций. По Н. Я. Данилевскому, за все время развития человечества можно выделить всего десять культурно-исторических типов: 1) египетский; 2) китайский; 3) ассиро-вавилоно-финикийско-халдейский (древнесемитический); 4) индийский; 5) иранский; 6) еврейский; 7) греческий; 8) римский; 9) новосемитический (аравийский); 10) романо-германский (европейский). Таким образом, далеко не каждый народ создает свой культурно-исторический тип. Ряд народов, например, финны, лишь предоставляют «этнографический материал» для формирования какого-то культурно-исторического типа. В Америке два культурно-исторических типа - перуанский и мексиканский - были уничтожены до естественного завершения их развития. Существуют и народы-разрушители «дряхлых» цивилизаций (гунны, монголы, турки). Запад создал последнюю цивилизацию, но пик, «апогей» ее «цивилизационного величия» (эпоха «цветения и плодоношения») уже прошел. Наступает время возвышения славянства, которое и создаст новую форму цивилизации. В этом процессе ведущую роль, по Данилевскому, будет играть Россия. «Если Россия не поймет своего назначения, ее неминуемо постигнет участь всего устарелого, лишнего, ненужного. Постепенно, умаляясь в своей исторической роли, придется склонить голову перед требованиями Европы...», - утверждает Н. Я. Данилевский [Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. СПб., 1995. С. 341]. С точки зрения этого философа Россия не должна сближаться с Западом, ей следует избегать «европейничанья», так как европейская цивилизация находится в фазе органического умирания. Молодой славяно‑русский культурно-исторический тип будет: «1) религиозным, 2) научным, творческим в искусстве, технологическим, индустриальным, 3) политическим, 4) экономическим и общинным» [Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991. С. 98], то есть он будет первым полным «четырехосновным». Столицей будущего всеславянского объединения будет Константинополь.

В. В. Розанов подчеркивает, что предложенная Н. Я. Данилевским теория культурно-исторических типов вовсе не есть завершение славянофильской теории, не есть ее высшая фаза, как это утверждается многими исследователями. Н. Я. Данилевский обобщил мало систематизированные «черновые наброски» первых славянофилов. В этом смысле теория Н. Я. Данилевского, выражаясь образно, есть «скорлупа», которая «замкнула» в себе нежное и хрупкое содержание, выработанное ими и после никем не поправленное, никем не разрешенное [См. Розанов В. В. Поздние фазы славянофильства. Н. Я. Данилевский // Розанов В. В. Сочинения. М., 1990. С. 183-191].

Идеи Н. Я. Данилевского воспринял и переосмыслил К. Н. Леонтьев, признающий себя его «учеником и ревностным последователем». В своей главной работе «Византизм и славянство» К. Н. Леонтьев обосновывает, что хотя Россия есть «целый мир особой жизни, особый государственный мир», она, тем не менее, еще не нашла себе своеобразный стиль культурной государственности. Это подвигло данного философа к разработке собственной теории византизма [См. Замалеев А.Ф. Три лика России // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб., 1991. С. 9-13]. Высшей, назначенной судьбой целью для России должно стать развитие своей собственной оригинальной славяно-азиатской цивилизации, со столицей в Константинополе. Именно поэтому исследователи творчества К. Н. Леонтьева отмечают, что ему наряду с реализмом в понимании социальных проблем был присущ консервативно-романтический утопизм [См. Новиков А. И., Григорьева Т. С. Консервативная утопия Константина Леонтьева // Там же. С. 300]. «Византизм есть прежде всего особого рода образованность, или культура, имеющая свои отличительные признаки, свои общие, ясные, резкие, понятные начала и свои определенные в истории последствия» [Леонтьев К. Н. Византизм и славянство // Там же. С. 171]. С точки зрения Леонтьева, византийские идеи сплотили в одно тело полудикую Русь, дали нам перенести «татарский погром» и силу в борьбе с Польшей, со шведами, с Францией, с Турцией [Там же. С. 191].

Государственные организмы и целые культуры мира проходят в своем развитии три периода: 1) первичной простоты; 2) цветущей сложности; 3) вторичного смесительного упрощения [Там же. С. 242]. С этой позиции Европа - разлагающийся организм. Из-за этого России, по Леонтьеву, следует отдаляться от Европы. К. Н. Леонтьев не был апологетом идеи славянства, он высказывался довольно критически о славянских народах: «все славяне, южные и западные... суть для нас, русских, не что иное, как неизбежное политическое зло, ибо народы эти до сих пор в лице «интеллигенции» своей ничего, кроме самой пошлой и обыкновенной современной буржуазии, миру не дают» [Замалеев А. Ф. Три лика России // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб., 1991. С. 10].

Н. А. Бердяев отмечает, что только у славянофилов была национальная идея, только они признавали реальность народной души. Они что-то почуяли в русской национальной душе и по-своему впервые выразили это самочувствие, но всякая попытка осуществления славянофильской идейной программы обнаруживала или ее нежизненность и утопичность, или ее совпадение с официальной политикой власти, роковое вырождение до отождествления с казенным национализмом [См. Бердяев Н. А. Судьба России. Самосознание. Ростов-н/Д., 1997. С. 120-121].

Начатки «русского социализма» [См. Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1. Ч. 2. С. 70] обнаруживаются и у славянофилов. Эти идеи связаны с осмыслением ими такого важного для понимания специфики русской философии понятия как «соборность». А. С. Хомяков так разъясняет содержание понятия-символа «соборность»: «Собор выражает идею собрания, не только в смысле проявленного, видимого соединения многих в каком-либо месте, но и в более общем смысле всегдашней возможности такого соединения, иными словами: выражает идею единства во множестве» [Цит. по Мазаев А. И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма. М.: Наука, 1992. С. 145]. В «славянофильстве» с данным понятием связали представление о подлинной «народности» (народном духе) в ее русском и христианском варианте, а у Ф.М. Достоевского и В.С. Соловьева «соборность» обретает универсальное значение, становится синонимом «всенародного», «всечеловеческого», «всехристианского», но по-прежнему связывается с особой «отзывчивостью» «русской души» на больные проблемы мира, бытия, человечества и культуры в целом [Там же. С. 146]. «Соборность как личностная характеристика означает ощущение себя частью общинного бытия - в мирской жизни, частицей общего дома - Вселенной - в жизни космической... Соборность исходит из понимания явления «Мы» как первичной категории человеческого бытия. Однако «Мы» предстает здесь не как сумма отдельных «я», но как их внутреннее внутриличностное и сверхличностное единство, лучше - всеединство» [Петрова Г. И. Русская философия о взаимоотношениях человека и мира. Томск, 1994. С. 24]. Концепцию «всеединства» разрабатывали в русской философии В. С. Соловьев, С. Н. Булгаков, С. Л. Франк, П. А. Флоренский и др. Во всеединстве связаны Бог, природно-космический мир, общество и человек. Таким образом, идеал «соборности» может означать совпадение начал религиозного, нравственного и социального и в этом смысле он противостоит как индивидуализму, так и социалистическому коллективизму [См. Соборность // Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М., 1995. С. 476].

Трудовые качества русских сформировались еще в дохристианское время. «Самым огромным национальным достоянием для русского человека в течении многих веков была община - демократический союз местного самоуправления, взаимопомощи и совместного владения землей» [Платонов О. А. Русский труд. М., 1991. С. 35]. Возникновению феномена общины способствовали особенности русского менталитета. «Миром все несем». «На мир и суда нет». Слова «мир», «общество» были для русских синонимами слова «община» [Там же]. Западники критиковали общину. А. И. Герцен, например, писал, что русский крестьянин, хоть и многое выстрадал, но остался замкнутым в своей маленькой общине, пребывающим в пассивном сопротивлении [Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 7. С. 263]. Исторически сложилось, что русские в своем общинном, крестьянском бытии объединены «миром» и вокруг Церкви. «Кто любит народ русский - не может не любить церкви. Потому что народ и его церковь - одно. И только у русских это - одно» [Розанов В. В. Уединенное // Розанов В.В. Сочинения. М., 1990. С. 82]. После Великой Октябрьской Революции русские религиозные мыслители анализировали ее причины. В общинных традициях русских были усмотрены способствующие ее успешности основания.

Дискуссии «славянофилов» и «западников» помогли идейной подготовке реформ 60-х гг. XIX века, революций в XX веке, развитию русской философской культуры.

«Русская философия уникальна в том отношении, что ей свойственны гениальные догадки, яркие метафорические образы, интуитивные проникновения в истину. Она по яркости, образности, красоте содержания и вдохновению описания сродни русской литературе. И главное, что для них является общим, - это совестливое отношение к миру природы и общества, что обусловливается их пониманием сопричастности человеческой души к безднам космического бытия» [Петрова Г.И. Русская философия о взаимоотношениях человека и мира. Томск, 1994. С. 41].