Этика Канта

Что касается противоречия и свободы, то и оно, гово­рит Кант, не настоящее противоречие: человек посту­пает необходимо в одном отношении и свободно — в другом. Человек поступает необходимо, поскольку он со своими мыслями, чувствами и желаниями есть «явление» среди других «явлений» природы и в этом отношении подчинен необходимости, господствующей в мире явлений. Но тот же человек есть также и нрав­ственное существо, субъект нравственного сознания. Как нравственное существо, он принадлежит уже к миру умопостигаемых «вещей в себе». И в этом качестве человек свободен. Нравственный закон Кант понимает как безусловное предписание, или, по терминологии Канта, как «категорический императив». Закон этот требует, чтобы каждый индивид поступал так, чтобы правило его личного поведения могло стать правилом поведения для всех. Если к поступкам, совпадающим с велением нравственного закона, человека влечет чувственная склонность, то такое поведение еще не может быть, по Канту, названо моральным. Поступок будет моральным только в том случае, если он совершается из уважения к нравственному закону. Опыт показыва­ет, что между моральным (или аморальным) поведением человека и его счастьем (или несчастьем) в эм­пирической жизни не существует необходимого соответ­ствия. Хотя этика не должна строиться в расчете на эмпирическое счастье, тем не менее противоречие меж­ду моральным поведением человека и результатом это­го поведения в эмпирической жизни не мирится с на­шим нравственным сознанием. Последнее требует спра­ведливого соответствия. Не находя его в мире явлений, нравственное сознание вынуждено верить, что соответ­ствие осуществляется в мире «умопостигаемом». Суще­ствование таких понятий, как «свобода», «бессмертие» и «бог» объясняется, согласно Канту, верой в «умо­постигаемый» мир (как было указано, «умопостигае­мый», по понятию Канта, — мыслимый умом, но непостижимый для ума). Их бытие не есть истина, доказуе­мая теоретически, а есть необходимый постулат, или требование, «практического» разума.

Хотя Кант ограничил знание в пользу веры, он одно­временно стремился ослабить зависимость этики от ве­ры. В противовес учениям протестантских и католиче­ских богословов Кант утверждает, что не нравствен­ность основывается на религии, а, наоборот, религия — на нравственности.

Посредством одного лишь теорети­ческого познания, по Канту, нельзя перейти из области чувственно воспринимаемого мира природы в область умопостигаемого мира свободы. Од­нако в нашем разуме существует потребность мыслить природу так, как если бы в ней было возможно осуще­ствление целей по законам свободы. Этой потребности служит «способность суждения» — способность мыслить особенное как содержащееся в общем. Мы применяем ее при оценке произведений искусства и при рассмотре­нии организмов природы с их целесообразным строени­ем. И в том и в другом случае наше мышление не дает нам теоретического познания. Целесообразность не есть понятие теоретического разума, оно не принадлежит и к составу понятий науки о природе. Это только необхо­димая точка зрения нашей «рефлектирующей» способ­ности суждения, т. е. той, которой еще предстоит ука­зать или найти общее для уже данного особенного.

Своеобразие эстетической оценки произведений ис­кусства состоит, по Канту, в том, что эстетическое суж­дение основывается не на понятии, а лишь на особом удовольствии, доставляемом созерцанием формы эсте­тического предмета. В этом смысле эстетическое суж­дение субъективно, и его оценка не может быть доказа­на. Однако эстетическое суждение высказывается нами так, как если бы выражаемая в нем оценка имела об­щее для всех и необходимое значение. В этом смысле эстетическое суждение есть нечто большее, чем просто заявление субъективного вкуса. В эстетическом суждении произведение искусства рассматривается как целе­сообразное, но его целесообразность не предписана ху­дожнику извне. Это «целесообразность без цели». Из такого взгляда следовало, что высшим видом искусства должно быть совершенно бесцельное и беспредметное искусство (вроде арабесок). Взгляд этот подчеркивал в произведении искусства значение формы и умалял значение содержания. Однако в противоречие с этим взглядом Кант все же высшим видом искусства при­знал искусство поэзии как такое искусство, которое возвышается до «эстетических идей», до способности изображать «идеал».

Вторую область предметов, к которым прилагается рефлектирующая способность суждения, образуют, со­гласно Канту, организмы природы. Как явления чувст­венно воспринимаемого мира и как предметы рассудочного познания они должны быть подводимы только под понятие механической закономерности природы. Но как предметы разума они должны быть подводимы под по­нятие целесообразности. Оба этих способа рассмотре­ния существуют не только раздельно, для познания не­обходимо их единство. Однако человеческий рассудок не усматривает этого единства.

Учение это соответствовало тому уровню развития естествознания, когда целесообразное строение организ­мов было уже выявлено, но науке недоставало еще предпосылок для научного объяснения тех законов раз­вития органического мира, которые, действуя в течение огромных периодов времени, могли породить в организ­мах наблюдаемое в настоящее время целесообразное строение.