Глава 18

«ментальных процессов», доказывает Райл, которые правильно было бы описать как «акты видения» или «акты воспоминания». Действительно, «видение» и «воспоминание» суть «слова о достижении», а не слова о «процессе»; «видеть» — значит преуспеть в выполнении задачи, подобно тому как выиграть скачки отличается от скакать ноздря в ноздрю. Мур был озадачен неуловимостью «ментальных актов», и совершенно не случайно: он искал то, что нельзя найти.

Многие философы, в общем одобрявшие уничтожение Райлом картезианского мифа, колебались относительно предложенного им анализа воображения 23. Однако этот анализ жизненно важен для его общего тезиса, гласящего, что, «когда мы характеризуем людей посредством ментальных предикатов, мы не делаем непроверяемых выводов о каких-то призрачных процессах, происходящих в потоках сознания, которые скрыты от нашего зрения; мы описываем способы, какими эти люди ведут себя в их преимущественно зримом поведении». Он должен показать, что «воображение» не является процессом созерцания класса внутренне приватных сущностей — «образов». Точно так же, доказывает он, как разыгрывать совершение убийства не значит действительно совершить некое странное убийство («убийство-пародию»), «воображать» видение Эвереста не значит действительно видеть «образ Эвереста». Если человек воображает, будто он видит Эверест, то нет ни настоящей горы перед его настоящими глазами, ни имитации горы перед его имитирующими глазами; он использует свои знания об Эвересте, чтобы «представить себе, как он может выглядеть». Акт воображения, полагает Райл, может быть формой репетиции — предвосхищения будущего — или же формой имитации, но он, безусловно, не есть некое «внутреннее видение». Таким образом, внутренняя крепость приватности — «мир образов» — в конце концов оказывается не неприступной.

В «Понятии сознания» Райл переформулировал и по-своему решил некоторые проблемы философской психологии, которые волновали Витгенштейна; его «Дилеммы» обращены к другой важной теме Витгенштейна — теме преодоления по видимости неразрешимых дилемм, осаждающих философа. Философ весьма часто сталкивается с двумя выводами, каждый из которых получен в результате, казалось бы, безупречной цепочки рассуждения, однако один из них должен быть совершенно ошибочным, если другой хотя бы частично правилен. Рассматривая поочередно ряд таких дилемм, Райл пытается показать, что в каждом случае конфликт является лишь видимостью — псевдоконфликтом между теориями, которые «заняты разным делом», а потому не нуждаются во взаимном примирении.

Рассмотрим, например, знакомую проблему отношения мира науки к «миру повседневной жизни». С одной стороны, физик уверяет нас, что вещи на самом деле являются организованными в пространстве совокупностями электронов, что «в действительности» они не имеют цвета, твердости или четкой формы; с другой стороны, мы совершенно уверены, что стулья и столы реальны и действительно имеют цвет, твердость и форму, которые мы им обычно приписываем. Как разрешить дилемму? Выводы физика, пытается доказать Райл, на самом деле не противоречат нашим повседневным суждениям, а потому предполагаемая дилемма оказывается лишь различием интересов.

Витгенштейн и философия обычного языка

==349

Райл подтверждает свою мысль с помощью аналогии. Ревизор, контролирующий отчетность в колледже, может сказать студенту, что отчеты «отражают всю жизнь колледжа»: игры, развлечения, учеба — все нашло здесь отражение. Ревизор не обманывает студента, поскольку отчеты и впрямь безукоризненно точны и исчерпывающи. И все же студент убежден, что отчеты «что-то упускают». Это, полагает Райл, в точности повторяет наше положение vis-a-vis физика. Всякое физическое изменение можно представить как движение электронов, в этом отношении физика «полна». И все же мир, который мы любим и перед которым благоговеем, каким-то образом ускользает из сетей этой науки.

Студент, полагает Райл, должен внимательнее вслушаться в утверждение ревизора, что его отчеты «отражают всю жизнь колледжа». Несомненно, они отражают жизнь колледжа в том смысле, в каком всякая форма деятельности колледжа представлена в бухгалтерских книгах как дебет или кредит, но эти отчеты не описывают и даже не пытаются описать как раз те моменты в жизни колледжа, которые студент находит особенно волнующими. Для бухгалтера любая новая книга в библиотеке есть дебет в двадцать пять шиллингов, а не любимое духовное детище творца. Сходным образом, доказывает Райл, хотя физика охватывает все, она не дает полного описания того, что охватывает. Физика интересуют только определенные стороны окружающего мира. Как бухгалтер занят лишь своим делом, а студент — своим, точно так же физик занят своим (другим) делом. Каждый может идти своим путем, согласно Райлу, не боясь столкнуться с поджидающей его за углом дилеммой. Это учение о «сферах влияния» в последнее время привлекло весьма и весьма многочисленных сторонников, особенно среди тех, кто хотел бы некритически веровать, не переставая критически философствовать 24.

Как мы отметили, Райл настойчиво подчеркивает, что его сочинения не имеют ни малейшего отношения к филологии, и он действительно не занимается собственно лингвистическим анализом. Такой анализ мы находим в работах Дж. Л. Остина 25, который до своей преждевременной кончины в 1960 г. был настоящим интеллектуальным властителем послевоенного Оксфорда. Однако даже среди ближайших соратников Остина идет серьезный спор о том, на что были нацелены его усилия и имеют ли они отношение к традиционным философским поискам.

Ясно одно: Остин никогда не считал — вопреки достаточно распространенному мнению о нем, — что «обычный язык» является верховным апелляционным судом во всех философских делах. «Наш обычный запас слов, — ясно написал он в работе «Просьба простить» (PAS, 1957), — воплощает все различения, которые люди сочли нужным провести, и все связи, которые они сочли нужным установить на протяжении жизни многих поколений». Следовательно, он думал, что для практических повседневных дел различения, содержащиеся в обычном языке, более здравы, чем «любое различение, которое мы с вами соблаговолим измыслить, посиживая днем в своих креслах». Мы пренебрегаем ими на свой страх и риск; они если не венец, то, безусловно, «начало всего» в философии.

Но он охотно признает, что хотя «в качестве необходимого предварительного условия» философ должен войти в детали обычного словоупотреб-

==350