Глава 16

раются научные утверждения. По мнению Карнапа, наука невозможна, если нельзя выполнить перевод протокольных предложений на язык физики; здесь мало просто утверждать, как это делает Шлик, что науку интересует только структура. В конце концов научные высказывания необходимо проверять на опыте, а это означает, что «структура» и «опыт» должны быть представлены в едином языке.

Чтобы описать, как можно сформулировать протокольные предложения в виде научных утверждений, Карнап обращается к физикализму Нейрата. По его мнению, любое протокольное предложение можно перевести в предложение о состоянии моего тела. У нас есть способы, позволяющие установить, верно ли, что «тело человека S в настоящий момент видит красное» (например, мы можем попросить S нажать кнопку при виде красного), а предложение «тело человека S в настоящий момент видит красное» эквивалентно, по его мнению, протокольному предложению «красное в настоящий момент». Карнап полагает, что только эта эквивалентность и нужна для доказательства; если же кто-то возразит: «да, но значение, связываемое мной с восприятием красного, сильно отличается от того, что наблюдаете вы, видя мою реакцию на красный стимул», то этот человек, по мнению Карнапа, употребляет слово «значение» не в его научном смысле. Если два высказывания логически эквивалентны и мы можем каждое из них вывести из другого, то это доказывает, что они имеют одно и то же значение. Любые различия между этими двумя предложениями имеют отношение не к их значению, а к сопутствующим им сугубо личным ассоциациям.

Когда Нейрат выступил с резкой критикой Карнапа, продолжавшего рассматривать некоторые предложения как «непосредственные записи опыта», последний в ответ заявил («О протокольных предложениях». — Erk., 1932), что между ним и Нейратом нет серьезных разногласий: просто ими предложены разные методы построения языка науки. Он, Карнап, считал, что протокольные предложения не относятся к языку науки, поэтому их структура не определяется в этом языке, хотя имеются специальные правила для их перевода в этот язык. Нейрат же полагал, что протокольные предложения входят в язык науки и имеют фиксированную форму, поэтому вопрос об их переводе не возникает. Это не выражает, по мнению Карнапа, реального расхождения во взглядах, которое можно было бы разрешить эмпирическим исследованием. Непротиворечивый язык можно построить и его, Карнапа, методом, и методом Нейрата; выбор же между этими двумя языками будет зависеть от того, какой из них окажется более удобным; никакие другие соображения на этот выбор повлиять не могут. Однако Карнап признает, что его язык с большей вероятностью, чем язык Нейрата, может привести к метафизике; он начинает склоняться к точке зрения, почерпнутой им из бесед с Карлом Поппером. Теперь, в противоположность Нейрату, он утверждает, что не только высказывания, отсылающие к восприятиям наблюдателя, но и любое единичное высказывание может функционировать в качестве протокольного предложения; при этом он уже согласен с Нейратом в том, что эти предложения формулируются в языке науки.

«Конвенционалистская» тенденция, обнаружившаяся в ответе, который Карнап дал Нейрату, достигает своего апогея в наиболее известной ра-

Логический позитивизм

==293

боте Карнапа «Логический синтаксис языка» (1934). Здесь под влиянием последних разработок в логике (см. ниже, гл. 18) он выдвигает так называемый «принцип терпимости». «В логике, — пишет он, — не существует этических норм. Каждый волен строить свою собственную логику, свой собственный формальный язык, как ему вздумается». Философия же, по мнению Карнапа, является разделом логики, — он называет ее «логикой науки». Философия, утверждает Карнап, не сообщает нам никаких сведений о трансцендентальных сущностях, поскольку все предложения, якобы отсылающие к подобным сущностям, лишены смысла. Большая часть философских высказываний, в число которых входят не только высказывания метафизики, но и этики, выражают и стимулируют чувства (представляя собой, по выражению Ланге, «вид лирической поэзии»), но они ничего не говорят нам о мире. А те философские высказывания, которые все же сообщают нам что-то о мире, как, например, некоторые высказывания эпистемологии, надлежит отнести не к философии, а к эмпирической психологии. Оставшиеся после такой тотальной чистки философские высказывания представляют собой, по мнению Карнапа, или описания используемого учеными языка, или рекомендации по внесению изменений в этот язык. Мах говорил, что «нет венчающей всё махистской философии, но есть, самое большее, научная методология»; Карнап же заявляет, что «логика науки заменяет собой запутанный клубок проблем, известный под именем философии».

Эту лингвистическую трактовку философии непросто отстаивать, поскольку внешне философские высказывания выглядят как утверждения о разного рода сущностях — отношениях, качествах, числах, значениях и т. п., которые вовсе не воспринимаются как языковые формы. В ответ на это возражение Карнап предлагает выделить три различных класса предложений: синтаксические, объектные и псевдообъектные. По его определению, синтаксические предложения дают описание языка, объектные предложения характеризуют физические объекты, а псевдообъекгные предложения, разновидностью которых выступают философские предложения, внешне выглядят как объектные, но в ходе анализа выявляется их синтаксический характер.

Так, философское предложение «пять — это не вещь, а число», утверждает он, нельзя считать подобным «объектному» предложению «вода — это не кислота, а щелочь». Отсутствие подобия проявляется в двух отношениях: во-первых, не существует эмпирических проверок, позволяющих установить, является ли пять вещью или числом, подобных использованию лакмусовой бумажки для отличения кислот от щелочей; во-вторых, философское предложение можно переформулировать в синтаксической форме, используя «формальный модус речи», и тогда оно будет звучать так: «слово "пять" — это не вещное слово, а числовое выражение»; в то время как со словами «кислота» и «щелочь» нельзя произвести подобного синтаксического перевода. Философы обычно рассуждают в «материальном модусе речи», говоря о «вещах» и «числах», а не о «вещных словах» и «числовых выражениях». Этот прием, считает Карнап, сам по себе безвреден, но он легко приводит к метафизике и к таким псевдопроблемам, как вопрос о «природе чисел».

==294