Глава 5

нам нет нужды предполагать наличие таких особых сущностей, как «вещи» или «сознание».

Если мы обособляем одни части нашего опыта как существующие только «в сознании», а другие называем «реальными» или «объективными», то происходит это лишь потому, что они находятся в разных отношениях к прочим частям нашего опыта. «Умственный огонь не зажжет реальные щепки. Умственные ножи могут быть острыми, но реальное дерево не режут. Напротив, у «реальных» объектов всякий раз возрастает число следствий; тем самым реальный опыт отсеивается от умственного, вещи от мыслей о вещах, будь они выдумкой или истиной, и все «вещи» вместе выпадают в осадок как стабильная часть хаотичного опыта — под именем физического мира»19.

Освободившись от бремени дуализма, Джеймс может утверждать, что истина опыта должна быть истиной реальности, и тем самым более уверенно защищать плюрализм, а вместе с ним и возможность новшеств — против Абсолюта Брэдли. Абсолютизм должен быть разрушен: он отбивает у человека охоту делать мир лучше; он создает непреодолимую проблему зла — ведь зло объяснимо лишь в том случае, если предполагается существование конечного Бога, работающего как добрая сила против множества противостоящих ей сил; он отрицает реальность мира нашего актуального опыта. Абсолютизм ничуть не менее материализма выдвигает «глыбу Вселенной», лишенную спонтанности, новшества, многообразия. «Плюрализм» Джеймса, как и его защита права на веру, проистекает из его оппозиции всякому предположению, согласно которому человек принужден действовать или верить — скорее так, чем иначе, из-за того, что некая «схема вещей» не оставила ему иного выбора.

Фундаментальным для Джеймса является вопрос о постижимости отношений. Брэдли — в трактовке Джеймса* — отрицал плюрализм на том основании, что он предполагает реальность «внешних отношений», т. е. то, что «одна и та же вещь» может вступать во множество различных отношений, не утрачивая своей идентичности. А это, по Брэдли, ведет к противоречиям, поскольку если вещь А относится к вещи В, то она должна отличаться — уже как относящаяся-к-В — от любого А, о котором мы можем сказать, что оно относится-к-С; иначе говоря, А не будет тем же самым, относясь-к-Д или относясь-к- С.

Для Джеймса нет лучшего примера абсурдности, к которой приводит логика интеллектуализма, чем этот. Понятие А как А-относящегося-к-В, конечно, отличается от понятия А-относящегося-к-С. Но он не желает признавать вывода Брэдли, будто само А должно различаться в этих двух случаях. Понятия по самой своей природе различны и прерывны, но если мы обратим наше внимание на опыт, то сразу замечаем, что он и непрерывен, и прерывен одновременно, что он содержит в себе внешне относящиеся термины, «нанизанные» друг на друга. «Кажется действительно "странным", что нужно

Ср. с «Опытами об истине и реальности» Брэдли («Добавление З» к гл. 5 «О радикальном эмпиризме профессора Джеймса»), где тот возражает, что «вещи» для него столь же нереальны, как и «отношения», тогда как Джеймс приписывает ему признание вещей, но отрицание отношений. Аргументы Джеймса наиболее подробно были представлены в статье «Вещь и ее отношения» (1905), перепечатанной в «Опытах радикального эмпиризма».

==81

убеждать (мне приходится теперь это делать) в том, что есть один лист бумаги (с двумя его сторонами и всем прочим между ними), обращенный и к моему перу, и к моему столу, на котором он лежит, и показывать бесстыдство "притязаний" на то, что тут два разных листа. И все же иной раз я подозреваю, что абсолютисты говорят это искренне!» Для Джеймса мир есть собрание, где одни части соединены друг с другом, а прочие разъединены; это — единство «сцепления», а не «сплошное» единство, выдвигаемое монистами. Если идеалисты видят это иначе, то лишь потому, что они ослеплены «порочным интеллектуализмом», ведущим их к заключению, будто один и тот же опыт не может быть и связанным, и не связанным с другим опытом — только потому, что конъюнкция и дизъюнкция являются различными понятиями. Стоит нам «разглядеть» эту интеллектуалисте кую аргументацию, и становится очевидным, что «сцепленное» единство плюралиста и есть в точности то единство, что открывается нам в ежедневном опыте.

Джеймсу все же не хотелось бы утверждать порочность любой интеллектуальной деятельности. Конечно, понятиями злоупотребляют, но можно правильно их употреблять; интеллект иной раз вводит в заблуждение, но он способен и направлять нас. Каково правильное употребление понятий? На этот вопрос должен ответить прагматизм Джеймса.

«Прагматизм» (1907), где Джеймс полнее всего изложил свое видение прагматизма, описывается в подзаголовке как «новое имя для некоторых старых способов мышления» и посвящается «памяти Джона Стюарта Милля, у которого я впервые учился прагматической открытости ума». Здесь Джеймс верно указывает на связь прагматизма с традицией британского эмпиризма. Первое, что делает прагматист, — это утверждение заново традиционного эмпиристского взгляда на то, что полезные понятия должны базироваться на опыте20. Еще в 1867 г., когда Джеймс почти не читал философских трудов, за исключением работ эмпиристов, он так писал о метафизике в письме к матери: «Тот способ, каким эти парни так ловко скользят к своим "идее", "внутреннему" и т.п. и начинают выдвигать логическое объяснение всему и вся (хотя фабрикуется все это после фактов), словом, тот способ рассуждения, который до нелепости не способен хоть на дюйм продвинуться в будущее — как он и отвратителен, и уныл!» Здесь уже передано существо прагматической критики по адресу традиционной метафизики. Однако Джеймс подчеркивал свою признательность Ч. С. Пирсу, у которого он, конечно, позаимствовал слово «прагматизм» — вместе с тем, что Джеймс считал теорией значения Пирса. (Отношения между этими двумя людьми были таковы, что однажды Пирс даже переименовал свое учение в «прагматицизм» — «название столь уродливое, что может не бояться похитителей».)

В философии Пирса прагматизм есть метод определения значения — впервые он был изложен в статье «Как сделать наши идеи ясными» («Popular Science Monthly», 1878)21. Здесь Пирс так описывает этот метод: «Рассмотрите, каковы практические следствия, которые, как мы считаем, могут быть произведены объектом нашего понятия. Тогда понятие обо всех этих следствиях есть все наше понятие об этом объекте». Безусловно, мы имеем здесь дело с тщательно продуманным определением, но интерпретировать его не так уж легко. В дальнейшем Пирс не раз предпринимал попытки выразить

==82