Глава 16

медлительно отбросить метафизику как бессмыслицу. Приводить аргументированные доводы против метафизики, решили они, было бы пустой тратой времени: когда один метафизик говорит, что «Реальность представляет собой Абсолют», а другой — что «Реальность — это многообразие духовных сущностей», эмпириста не должно заботить, как ответить на их аргументы. Ему нужно лишь спросить у них: «Какой возможный опыт способен разрешить ваш спор?» На этот вопрос у метафизиков нет ответа, а поэтому, в соответствии с принципом верифицируе мости, их утверждения совершенно лишены смысла. С этой точки зрения оказывается бессмысленным как утверждение «Реальность есть Абсолют», так и утверждение «Реальность не есть Абсолют», поскольку ни то, ни другое нельзя верифицировать. Отсюда следует, что все метафизические споры бесцельны.

Логические позитивисты полагали, что принцип верифицируемости они также почерпнули из «Трактата» Витгенштейна. Конечно, Витгенштейн писал в «Трактате», что «понимать предложение — значит знать, что имеет место, когда оно истинно». Однако от этого почти банального изречения до отождествления значения высказывания с методом его верификации — немалый шаг. По мнению Витгенштейна, позитивисты неправильно истолковали замечания, которые он позволил себе сделать в беседе. Согласно одному сообщению 6, Людвиг Витгенштейн как-то заметил: «Одно время я часто повторял, что для прояснения употребления какого-нибудь предложения не плохо было бы задаться вопросом — как можно верифицировать это утверждение? Но это лишь один способ прояснить употребление слова или предложения... Некоторые люди превратили данный мной совет обратиться к верификации в догму, представив дело так, будто я выдвигаю теорию значения».

Каково бы ни было происхождение принципа верифицируемости — а его содержание почти полностью исчерпывается формализованным представлением методов Маха и Пирсона — его скоро стали считать главным догматом логического позитивизма. Первая ясная формулировка этого принципа дана ф. Вайсманом в его работе «Логический анализ понятий вероятности» (Logische Analyse des Wahrscheinlichkeitsbegriifs // Erk., 1930); однако почти сразу возникли разногласия по поводу его статуса, значения и правдоподобности 7.

Обсуждаемые при этом вопросы можно суммировать таким образом; (1) Принцип верифицируемости по первому впечатлению не является ни эмпирическим обобщением, ни тавтологией. Каков в таком случае его статус?

(2) Мы обычно выясняем значение слов и предложений. Высказывание представляет собой значение предложения, а не то, что само имеет значение. В то же время именно высказывания мы верифицируем и описываем как истинные или ложные. Как в таком случае можно отождествлять верифицируемость со значением?

(3) Высказывания могут быть неверифицируемыми либо потому, что в настоящий момент мы не можем предложить никакого способа их верификации, либо потому, что их физически невозможно верифицировать, либо потому, что любая попытка их верификации исключена на чисто логиче-

Логический позитивизм

==285

ских основаниях. Какой из этих видов неверифицируемости имеет своим следствием бессмысленность?

(4) Выражение «верифицировать» неопределенно: оно может означать «доказать истинность» или «проверить истинность». Должны ли мы утверждать, что высказывание имеет смысл, если существует процедура, которая при ее успешном выполнении доказала бы его истинность, или же требуется только, чтобы существовал некоторый способ проверки его истинности? Кроме того, тождественны ли применяемые методы и в том и в другом случае значению высказывания, или они просто показывают, что высказывание имеет значение?

(5) Принцип верифицируемости предполагает существование окончательных верификаторов. Если значение высказывания заключено в том, что его верифицирует, то его «верификаторы» не могут быть высказываниями или же они должны быть высказываниями, чье значение каким-то образом заключено в них самих. Что же они собой представляют?

Сложную историю логико-позитивистского движения, обусловленную стремлением решить перечисленные проблемы, лучше всего можно проиллюстрировать, обратившись к творчеству двух ведущих представителей Венского кружка —Шлика и Карнапа и их главного британского интерпретатора А. Дж. Айера. Шлик, как мы уже видели, имел некоторое представление об истории философии и хотя не считал философию отраслью знания, но и не отказывал ей в определенной ценности. Его коллеги-позитивисты, полагал он, совершенно неправильно воспринимают ситуацию, когда, следуя примеру Рассела, разрабатывают «научную философию» и даже предлагают заменить слово «философия» такими «бесцветными и неэстетичными выражениями», как «логика науки»8. Они ошибаются, полагая, что их деятельность полностью оторвана от философской традиции; но они не правы и в своем убеждении, что какой-то вид науки мог бы «заменить» философию. Шлик согласен с Витгенштейном в том, что философия — это не теория, а деятельность, связанная с поиском значений. Поскольку философия, не выдвигая никаких утверждений, тем не менее помогает нам яснее понять, что мы хотим сказать, она сильно отличается по своему характеру от науки.

Против этой точки зрения легко возразить: Шлик сам выдвигает философские тезисы, например верификационную теорию значения. Как в таком случае он может утверждать, что философия — это не отрасль знания? Витгенштейн попытался предупредить такого рода критику, заявив, что содержащиеся в «Трактате» высказывания бессмысленны в той мере, в какой они являются философскими; однако их бессмысленность, утверждает он, имеет довольно необычный характер: в противоположность темной бессмысленности метафизики бессмысленность высказываний «Трактата» вносит ясность. Шлик не склонен проводить такое различие между разными видами бессмысленного. Он предпочитает считать принцип верифицируемости «трюизмом», который не говорит нам ничего нового, а лишь привлекает наше внимание к уже известному нам. Поэтому называть его «теорией» — значит совершать вопиющую ошибку. Неудивительно, что его коллег-позитивистов не удовлетворил ни этот его вывод, ни вывод Витгенштейна: по их мнению, «трюизм» не перестает быть истиной, а «бессмыс-

==286

. Глава 16

ленное» не может прояснять. Поэтому они обратились к поиску альтернативных объяснений философских истин.

По первому впечатлению и предложенное Шликом различие между поиском истины и поиском значения выглядит неубедительно. Мы сразу возразим, что найти значение — значит сформулировать истинное высказывание, в котором прояснено его правильное значение. В ответ Шлик указывает, что прояснение значения не может иметь форму высказывания. Безусловно, если нас кто-либо спросит о значении слова «троглодит», мы ответим, что «"троглодит" означает "пещерный житель"». Однако этот ответ не может быть окончательным, поскольку он оставляет открытым еще один вопрос: «Да, но что означает "пещерный житель"?» Поэтому, утверждает Шлик, для прояснения «полного значения» выражений, которое исключало бы все дальнейшие расспросы, мы должны выйти за пределы слов и непосредственно, жестами, указать на признаки, обозначаемые нашими выражениями.

Отметим, что хотя принцип верифицируемости выдвинут как метод установления значения высказывания, в описании Шлика он становится методом определения слова. Шлику остается показать, как значение слова связано со значением высказывания. Он пытается это сделать в своей работе «Факты и высказывания» («Analysis», 1935), где предлагается следующее формальное определение высказывания: «ряд звуков или других символов ("предложение") вместе с относящимися к ним логическими правилами, т. е. вместе с предписаниями относительно употребления предложения». «Эти правила, — продолжает он, — заканчивающиеся "деиктическими" определениями, и образуют "значение" высказывания».

Но как, спросим мы, можно верифицировать высказывание, определяемое таким образом? Ни символ, ни правило не могут обладать истинностным значением; не поможет нам в этом случае и попытка соединить символы и правила в конъюнкцию. Помимо всего прочего, как может конъюнкция символов и правил «означать» сами правила?

Возможно, вследствие этих затруднений Шлик предложил в своей работе «Значение и верификация» (PR, 1936) считать имеющими значение не высказывания, а только одни предложения. Теперь, полагает он, правила образуют не значение символов-плюс-правила, а значение только символов. Впрочем, это не мешает ему на следующей странице сформулировать принцип верифицируемости в прежней пропозициональной форме. По существу, в философии Шлика неустранимо трение между традиционным позитивизмом, отождествляющим значение с верифицируемостью, и новыми идеями, связанными с трактовкой значения как употребления, которые Шлик почерпнул из последующих изысканий Витгенштейна.

Эта двойственность явным образом обнаруживает себя в его трактовке «неверифицируемости». Для позитивистов XIX в. «лишенным смысла» является все, для чего наука не располагает способом проверки. Это определение вынуждало их заклеймить как «бессмысленные» многие высказывания, которые современные ученые считают научными истинами, например утверждения о химическом составе звезд. Шлик намерен определить выражение «лишенный смысла» таким образом, чтобы вопрос о том, имеет высказывание значение или нет, не зависел от состояния научного знания на

Логический позитивизм

==287

данный конкретный момент времени. По его мнению, высказывание лишено значения только в том случае, если оно «неверифицируемо в принципе». В качестве примера Шлик приводит высказывание «ребенок гол, но на нем надета длинная ночная рубашка», которое, по его мнению, бессмысленно, поскольку правила употребления слова «голый» запрещают применять его к людям, одетым в длинную ночную рубашку. Приступая к рассмотрению метафизических утверждений, мы, по мнению Шлика, видим, что они бессмысленны по той же самой причине: «они нарушают правила логической грамматики». Согласно альтернативному подходу, предложенному Витгенштейном в «Трактате», метафизик, как мы замечаем, «не наделил значением определенные знаки своего выражения». В обоих случаях предложения метафизика, не будучи связанными с правилами, «в принципе» не могут быть верифицированы.

Отсюда нетрудно сделать вывод, что решения относительно верифицируемости должны приниматься на чисто «логических» основаниях, т. е. с учетом правил употребления символов, входящих в предложения, представленные на наше рассмотрение. Иногда Шлик высказывается именно в таком духе. «Верифицируемость, образующая достаточное и необходимое условие осмысленности, — пишет он, — является возможностью логического порядка, которая создается при построении предложений в соответствии с правилами, позволяющими определять входящие в них термины. Верификация (логически) невозможна в том единственном случае, когда вы не устанавливаете никаких правил, тем самым делая ее невозможной».

Это звучит как полный отказ от эмпирически-позитивистского критерия значения. Однако Шлик не признал бы, что изменил свою позицию. По его мнению, лингвистические правила в конечном счете указывают на остенсивно определяемый опыт; стало быть, для обнаружения значений мы должны наблюдать мир. «Между логикой и опытом, — пишет он, — нет никакого антагонизма. Логик не только может быть одновременно эмпиристом, но должен им быть, если хочет понять собственную деятельность». Однако этот вывод — о том, что поиск значений является одновременно и логическим исследованием, и эмпирическим изысканием, — удовлетворил не всех.

Как бы то ни было, Шлик столкнулся с серьезными трудностями, когда попытался объяснить свое понимание «опыта». Для уяснения этих трудностей следует обратиться к его ранней формулировке принципа верифицируемости, где он определяет Верифицируемость и, следовательно, значение через «сводимость к опыту». «Для понимания высказывания, — писал он в «Новой философии опыта»9, — мы должны обладать способностью точно указывать те конкретные обстоятельства, при которых это высказывание было бы истинным, и те конкретные обстоятельства, при которых оно было бы ложным. "Обстоятельства" означают данные опыта; стало быть, опыт определяет истинность и ложность высказываний, опыт "верифицирует" высказывания, а потому критерием решения проблемы выступает ее сводимость к возможному опыту».

В этой работе Шлик вслед за Махом различает вопросы, на которые можно ответить, и вопросы, на которые нельзя ответить. Вопросы, не име-

==288