Глава 13

Подобно этому философское определение, в отличие от определения естествознания, не есть попытка определить род. Рассуждение Платона в «Государстве», доказывает Коллингвуд, представляет собой типичное философское определение. Начиная с самого бедного понятия государства как примитивной экономической структуры, он постепенно продвигается к идеальному — и одновременно реальному — государству. Действительно, философское определение есть открытие идеальной формы, посредством указания на которую можно установить «место» ее несовершенных воплощений, — точно так же, как в «Speculum Mentis» Коллингвуд указал «место» искусства, религии, науки и истории относительно философии, понимаемой как идеал самопознания. С этой точки зрения определение и классификация суть главные методы философии. Философия, согласно Коллингвуду, стремится установить место понятия в иерархии форм, и, не являясь ни дедуктивной, ни индуктивной (т. е. не начиная с обобщения и не завершаясь им), она все же имеет своеобразную строгую логику.

В «Очерке...» практически отсутствуют признаки «историзма», который вскоре стал исповедовать Коллингвуд 12. Безусловно, его метод исторический, поскольку он задается вопросом о том, как в действительности рассуждали философы, какой метод они фактически использовали. Но он все еще полагает, что есть «вечные» философские проблемы, описывает философию как «одну возобновляющуюся попытку решить одну постоянную проблему». Эту точку зрения он впоследствии презрительно отверг, заключив, что проблемы Платона, например, совершенно иные, нежели проблемы, решаемые политическими мыслителями нового времени и современности.

В «Автобиографии» (1939) Коллингвуд предал гласности свое обращение к историзму. Подобно другим философским автобиографиям, сие описание собственного интеллектуального развития следует рассматривать скорее как идеальную возможность, нежели как историческое повествование. Если верить Коллингвуду, его философские идеи протянулись непрерывной нитью от археологических и исторических изысканий вплоть до метафизики. Если так, то опубликованные сочинения Коллингвуда совершенно не выражают его подлинных убеждений. Он мало говорит о влиянии Кроче, которое было весьма значительным 13. Но он разъясняет, во всяком случае, почему его не удовлетворил реализм, к которому его пытались привлечь оксфордские наставники.

Прежде всего, его отталкивал неисторический подход реалистов. Мур и Кук Уилсон, утверждает он, осуждали как «брэдлианские» и «берклианские» философские теории, которые существуют только в их воспаленном воображении. Поначалу он был склонен прощать их, полагая, что они философствуют, а не пишут историю. Но вскоре он почувствовал неадекватность своей позиции, поскольку не понимать, что пытаются делать Брэдли и Беркли, — значит обнаруживать философскую некомпетентность.

Концентрируясь на наиболее тривиальных примерах (скажем, «это красная роза»), реалисты, по мнению Коллингвуда, убедили себя в том, что знание «прозрачно», т. е. сводится к простой встрече сознания с объектом. Но, спросив себя, как возрастает наше знание, скажем, в ходе археологических раскопок, мы поймем, что простой взгляд ничего не дает. «По-

Упрямые метафизики____________________

==237

знавать» (в значимом смысле слова) — значит искать ответ на некий вопрос; познание есть поэтапный процесс, в котором мы задаем вопрос, а потом отвечаем на него. Это верно даже в тривиальных случаях, когда ответ следует столь быстро, что мы не успеваем уловить, что отвечаем на поставленный вопрос.

Из теории познания Коллингвуда естественно развилась его логика. Он отверг расселовскую пропозициональную логику и соответствующую ей теорию истины на том основании, что она ставит перегородку между вопросом и ответом. Суждение, доказывает Коллингвуд, существует только как ответ на вопрос; оно истинно только как «правильный» ответ в рамках комплекса вопрос—ответ, т. е. когда представляет собой ответ, продвигающий вперед исследование. Стало быть, вопреки посылкам пропозициональной логики Рассела, ни суждение, ни его истинность не существуют независимо от процесса исследования.

В «Очерке метафизики» (1940) Коллингвуд делает логику «вопроса и ответа» отправным пунктом своего нового понимания природы метафизики. Теперь он отвергает традиционное учение о метафизике как теории «чистого бытия», предельной точки иерархии форм. По его мнению, такую предельность — предельность формы, не имеющей никаких особенностей и, следовательно, не могущей быть «обоснованной» никакой высшей формой, — невозможно отличить от небытия: форма, о которой больше ничего нельзя сказать, сама по себе есть ничто. Таким образом, «чистое бытие» не может быть предметом исследования.

В то же время, полагает он, имеются «предельные посылки», которые достаточно конкретны. Прежде он уже доказывал, что всякое предложение, всякое суждение отвечает на некоторый вопрос. Но всякий вопрос в свою очередь основывается на предпосылке, без которой не возник бы. Например, когда археолог спрашивает: «Что означает эта надпись?» — он предполагает, что она имеет значение. Предпосылку такого рода Коллингвуд называет «относительной», поскольку и ее можно рассматривать как ответ на вопрос, в данном случае — на вопрос: «Имеет ли значение эта надпись?»

Напротив, предпосылка, согласно которой события имеют причину, полагает Коллингвуд, является «предельной»; она не возникает в ходе или в результате научного исследования, она не есть ответ на вопрос, заданный учеными, но является скорее предпосылкой их вопросов. Во всяком случае, обычно; Коллингвуд более чем готов признать, что со временем предпосылки меняются. В определенный исторический период некая «констелляция» предпосылок направляет ту или иную форму исследования. (Предпосылки биологии могут отличаться от предпосылок физики.) Предпосылки должны быть совместимыми, т. е. должно быть возможно придерживаться их всех одновременно. В то же время, полагает Коллингвуд, в их отношениях друг к другу и к прогрессу исследования неизбежен элемент напряженности; преодолевая эту напряженность, предпосылки меняются. Их не отвергают на том основании, что они ложны, — ведь понятия истинности и ложности неприменимы к ним, поскольку они не являются ни суждениями, ни ответами на вопросы; от них просто отказываются.

Многие метафизики до Коллингвуда утверждали, что их интересуют предельные предпосылки; но обычно они полагали, что метафизик должен

==238