Глава 8

понять его, если не рассматриваем как принадлежащее к более широкому целому. Стаут выражает свою мысль и по-другому: чувственное данное вызывает вопросы, на которые не дает ответа; чтобы ответить на них, мы должны мыслить его в его отношении к физическому предмету. Наиболее полно эта позиция развита им в книге «Бог и природа» (опубликована посмертно, 1952) и статье «Дистрибутивное единство как категория» (AJP, 1947). В других случаях — например, в «Сознании и материи» — он приводит прагматический аргумент: мы не можем ориентироваться в жизни, говорит он, основываясь на одних лишь чувственных данных. Ведь чтобы внести «практически целесообразные изменения» в свой опыт, мы должны считать, что «чувственные данные» указывают на вещи. Но это детали, главная же его цель — разъяснить, что то, на что указывает чувственное данное, составляет с ним одно целое, а не является чем-то совершенно иным.

Чтобы определить отношение между чувственным данным и предметом, Стаут вводит понятие «сложного», или «дистрибутивного», единства, играющее значительную роль в его метафизике. Возьмем, например, наше восприятие желтого предмета. В работе «Некоторые фундаментальные моменты теории познания» Стаут доказывает, что абсурдно было бы утверждать, что существуют два желтых — желтое «представления» и желтое предмета. Но равным образом «желтое представления» не может быть тождественно с желтым предмета; каждое из множества желтых, воспринимаемых разными людьми в разное время, не может быть желтым одного и того же предмета. По мнению Стаута, остается одна возможность — разные желтые множественных представлений все вместе составляют некое единство и каждое желтое может рассматриваться как фаза этого единства — как это желтое при таких-то условиях. Сложное единство этих разных представлений, следовательно, и есть то, что мы называем «желтым предмета». Таким образом Стаут хочет обосновать противоположность между «представлениями», или чувственными данными, и «предметами», избежав при этом затруднений репрезентативной теории восприятия.

Наряду с изменением взглядов на характер представлений менялась и точка зрения Стаута на объективность представлений, а вместе с тем — на объективность предметов сознания вообще. Сначала он с полной готовностью допускал существование, как он говорил, «бытия для мысли». Статья «Ошибка», опубликованная в сборнике «Персональный идеализм», — типичное изложение его ранних взглядов. Здесь он недвусмысленно утверждает, что ошибка всегда имеет отношение к чему-то и потому указывает на реальность. Но он еще утверждает, что ошибка состоит в смешении того, что он называет «чистым явлением», с реальностью. Он говорит, что хотя «чистые явления» и не есть качество сознания, которому они являются, однако они «не имеют бытия независимо от физического процесса, благодаря которому предстоят индивидуальному сознанию». Например, ошибочно принимая прямую палку за кривую, мы смешиваем «чистое явление» кривизны с характеристикой реального предмета. Это «реальное явление» не есть свойство нашего схватывающего сознания, — наше сознание само по себе не криво; в то же время это явление существует только в зависимости от наших ментальных процессов.

==153

В статье «Реальное бытие и бытие для мысли» (PAS, 1910, перепечатана в «Исследованиях») «бытие для мысли» отвергается. На первый взгляд, доказывает Стаут, ничто не может конституироваться своим отношением к другому, поскольку, чтобы относиться к сознанию или чему-либо другому, предмет должен иметь «собственное самостоятельное бытие». Но факт ошибки заставляет нас усомниться в этом общем логическом принципе. Мы воображаем, будто, по крайней мере в этом случае, существует нечто — ложное явление, — имеющее бытие только в отношении к нашему сознанию. Такое предположение, доказывает теперь Стаут, в сущности, не решает проблемы ошибки, ведь мы можем продолжить свои вопросы и спросить, как мы можем ложно верить, что нечто, имеющее бытие только для мысли, имеет реальное бытие. Когда мы формулируем суждение, полагает он, происходит следующее: мы выбираем из альтернативных свойств, которые может иметь вещь, то единственное, которое, как мы думаем, она действительно имеет. Говоря абстрактно, палка может быть прямой или кривой — таковы ее «альтернативные» свойства. Когда мы составляем суждение — правильное или ошибочное — о том, что она кривая, мы приписываем ей одно из этих альтернативных свойств. Таким образом, утверждает Стаут, вопрос о том, есть ли «бытие для мысли», сводится к следующему: являются ли альтернативные возможности всего лишь «созданиями рассудка (understanding)»? Если это так, то мы должны будем сказать, что всякое суждение (будь то истинное либо ложное) сводится к выбору между такими предметами, зависимыми от сознания; если же это не так, что и доказывает Стаут, тогда мы можем объяснить ошибку, не предполагая существования, зависимого от сознания.

Утверждая реальность возможностей, Стаут противопоставляет себя Брэдли25. «Как в мире, — писал Брэдли в «Логике», — может существовать как факт странная двусмысленность в или с? Едва ли мы найдем полнокровную реальную альтернативу, соответствующую нашему "или"». Возражение Брэдли было бы неуязвимым, готов признать Стаут, если бы «не было вида реального бытия, отличного от конкретного единичного существования». И он ссылается на Мейнонга: имеются виды бытия, отличные от конкретных единичных сущностей, и думать иначе — значит оказаться жертвой вульгарной «необоснованной благожелательности по отношению к действительному». Универсалии должны быть реальными, доказывает Стаут, ведь в противном случае в мире не было бы единства; а чтобы универсалии были реальными, должны быть реальны и возможности, поскольку слово «человек», например, указывает не только на конкретных существовавших людей, но и на представителей рода человеческого, которые существуют только в возможности. Правда, некоторые научные универсалии первостепенной важности — такие, как «идеальные жидкости», — могут вообще не иметь действительно существующих соответствий. Утверждая, что «всякий треугольник является или равнобедренным, или не равнобедренным», мы даем, согласно Стауту, совершенно определенную информацию; мы говорим, полагает он, что треугольник реально допускает лишь такие возможности.

==154

________________________Глава 8________________________

Стало быть, возможности реальны; ошибка же состоит в неправильном веровании в то, что определенная возможность реализована. «Субъективным» в этой ситуации является верование, а предмет этого верования — реализация возможности — совершенно независим от акта веры. Это становится ясно из того факта, что мы можем иметь различные установки по отношению к одному и тому же предмету, можем предполагать его, отрицать его и т. д.

Стаут не имеет в виду, что существует «мир возможностей», совершенно отличный от мира конкретных существований; напротив, он настаивает на их тесной взаимосвязи. Всякая возможность возможна только относительно определенных условий — например, с точки зрения математики, но не с точки зрения механики. Но если возможное таким образом зависит от действительного, доказывает Стаут, то и действительное зависит от возможного: быть действительным — значит быть «возможным во всех отношениях». Действительное есть осуществленная возможность.

Более полное разъяснение этой позиции должно связать ее с теорией универсалий Стаута, которую мы обсудим в одной из следующих глав. В данный момент важно отметить, что творчество Стаута с самого начала тесно связано с той проблемой, к которой привлекли внимание философов Брентано и Мейнонг. Подобно им, Стаут стремился защитить и исследовать понятие объективности. Напомним, что одновременно с работой над «Аналитической психологией» Стаут преподавал философию Муру и Расселу. И во многих отношениях их философия продолжает философию Стаута.

==155