О происхождении и основаниях неравенства между людьми

Я замечаю двоякое неравенство в человеческом ро­де: одно, которое я назову естественным или физическим, [c.107] так как оно установлено природой, состоит в раз­личии возраста, здоровья, телесных сил и умственных или душевных качеств. Другое же может быть названо нравственным или политическим, так как оно зависит от своего рода договора и установлено или по крайней мере стало правомерным с согласия людей. Оно состоит в различных привилегиях, которыми одни пользуются к ущербу других, в том, например, что один более богаты, уважаемы и могущественны, чем другие, или да­же заставляют их повиноваться себе. (Антология мировой философии. В 4 т. Т. 2. — М., 1970. С. 560-561.)

После того как я доказал, что неравенство едва за­метно в естественном состоянии и его влияние там по­чти ничтожно, мне остается показать, как возникает оно и растет в связи с последовательным развитием че­ловеческого ума. <...>

Первый, кто напал на мысль, огородив участок земли, сказать: «Это мое» — и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн и убийств, от скольких бедствий и ужасов избавил бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы своим ближним: «Не [c.108] слушайте лучше этого обманщика, вы погибли, если способны забыть, что плоды земные принадлежат всем, а земля — никому!» (Там же. С. 562-563.)

Пока люди ...выполняли лишь такие работы, которые были под силу одному, и разрабатывали лишь такие искусства, которые не требовали сотруд­ничества многих людей, они жили свободными, здоровыми, добрыми и счастливыми, насколько могли быть таковыми по своей природе, и продолжали наслаждать­ся всей прелестью независимых отношений. Но с той минуты, как человек стал нуждаться в помощи друго­го, с той минуты, как люди заметили, что одному полезно иметь запас пищи, достаточный для двух, равенство исчезло, возникла собственность, стал неизбежен труд, и обширные леса превратились в веселые нивы, которые нужно было поливать человеческим потом и на которых скоро взошли и расцвели вместе с посева­ми рабство и нищета. (Там же С.563-564.)

Выгоднее было казаться не тем, чем был в действительности; быть и казаться — это для того времени уже вещи различные, и это различие вызвало появление ослепляющего высокомерия, обманчивой хи­трости и пороков, составляющих их свиту. С другой стороны, из свободного [c.109] и независимого, каким был че­ловек первоначально, он превратился как бы и под­властного всей природе, особенно же ему подобным, ра­бом которых до некоторой степени он становится, даже становясь их господином. Если он богат, он нуждается в их услугах, если он беден, то нуждается в их помо­щи, и даже при среднем достатке он все равно не в со­стоянии обойтись без них. <...>

Ненасытное честолюбие, страсть увеличивать свое благосостояние, не столько ввиду истинных потребностей, сколько для того, чтобы стать выше других, внушают всем людям низкую склонность вредить друг другу и тайную зависть, тем более опасную, что, желая вернее нанести удар, она часто прикрывает­ся личиной благожелательности. Словом, конкуренция и соперничество, с одной стороны, а с другой — проти­воположность интересов и скрытое желание обогатить­ся на счет другого — таковы ближайшие последствия возникновения собственности, таковы неотлучные спут­ники нарождающегося неравенства. (Там же. С. 564-565.)

Возникающее общество стало театром ожесточенней­шей войны. Погрязший в преступлениях и пороках и впавший в отчаяние род человеческий не мог [c.110] уже ни вернуться назад, ни отказаться от сделанных им злосча­стных приобретений; употребляя во зло свои способности, которые могли служить лучшим его украшением, он готовил себе в грядущем только стыд и позор и сам привел себя на край гибели. (Там же. С. 566.)

Из изложения этого видно, что неравенство, почти ничтожное в естественном состоянии, усиливается и растет в зависимости от развития наших способностей и успехов человеческого ума и становится наконец прочным и правомерным благодаря возникновению собственности и законов. Из него следует далее, что нравственное неравенство, узаконенное одним только положительным правом, противно праву естественному, поскольку оно не совпадает с неравенством физическим. Это различие достаточно ясно показывает, что должны мы думать о том виде неравенства, которое царит среди всех цивилизованных народов, так как естественное право, как бы мы его ни определяли, очевидно, не может допустить, чтобы дитя властвовало над старцем, чтобы глупец руководил мудрецом и горсть людей утопала в роскоши, тогда как огромное большинство нуждается в самом необходимом. (Там же. С. 567.) [c.111]