О роли и месте философии

С самого момента своего возникновения философия выступила с притязанием быть строгой наукой и притом такой, которая удовлетворила бы самым высоким теоретическим потребностям, и в этически-религиозном отношении делала бы возможной жизнь, управляемую чистыми нормами разума. Это притязание выступало то с большей, то с меньшей энергией, но никогда не исчезало.

Притязанию быть строгой наукой философия не могла удовлетворить ни в одну эпоху своего развития. Так обстоит дело и с последней эпохой, которая, сохраняя, при всем многообразии и противоположности философских направлений, единый в существенных чертах ход развития, продолжается от Возрождения до настоящего времени. Правда, господствующей чертой новой философии является именно то, что она вместо того, чтобы наивно предаться философскому влечению, стремится, наоборот, конституироваться в строгую науку, пройдя сквозь горнило критической рефлексии и углубляя все дальше и дальше исследования о методе. Однако единственным зрелым плодом этих усилий оказалось обоснование и утверждение своей самостоятельности строгими науками о природе и духе, равно как и [c.23] новыми чисто математическими дисциплинами. Между тем философия даже в особом, только теперь дифференцирующем смысле; лишена как и прежде, характера строгой науки...

Даже самый смысл философской проблемы еще не приобрел научной ясности. Итак, философия по своей исторической задаче высшая и самая строгая из наук, – представительница исконного притязания человечества на чистое и абсолютное познание, не может выработаться в чистую науку. Признанная учительница вечного дела человечности оказывается вообще не в состоянии учить, учить объективно значительным образом.

Я не говорю, что философия – несовершенная наука, я говорю просто, что она еще вовсе не наука, что в качестве науки она еще не начиналась, и за масштаб я беру при этом объективность обоснованного научного содержания. Несовершенны все науки, даже и вызывающие такой восторг точные науки... Но, как всегда, некоторое научное содержание есть в них в наличности. В объективной истинности удивительных теорий математики и естественных наук не усомнится ни один разумный человек. Здесь, говоря вообще, не места для «частных мнений», «воззрений», «точек зрения»; таковые в отдельных случаях еще встречаются, поскольку наука оказывается еще не установившейся и подвергается обсуждению. Совершенно иного рода несовершенство философии. Она располагает не просто неполной системой учений, но попросту не обладает системой вовсе. Все вместе и каждое в отдельности здесь спорно, каждая позиция в отдельном вопросе есть дело индивидуального убеждения, «точки зрения».

Пусть то, что мировая философская литература предлагает нам в старое и новое время в качестве замыслов, основывается на серьезной, даже необъятной работе духа, более того, пусть это все подготовляет будущее построение научно строгих систем; но в качестве основы философской науки в настоящее время и этого не может быть признано.

...»Перевороты», оказывающие решающее влияние на прогрессы философии, суть те, в которых притязание предшествующих философии быть наукой разбивается критикой их мнимо научного метода и взамен того руководящим оказывается стремление радикально переработать философию в смысле строгой науки. Вся энергия мысли прежде всего концентрируется на том, чтобы привести к решительной ясности наивно или дурно понятые предшествующей философией условия строгой науки и потом уже пытаться начать новую постройку какого-либо философского здания. (Гуссерль Э. Философия как строгая наука. – М., 1994, с. 129-132) [c.24]

Великие интересы человеческой культуры требуют образования строго научной философии; вместе с тем, если философский переворот в наше время должен иметь свои права, то он должен быть одушевлен стремлением к новообразованию философии. Это стремление не чуждо современности... Что же касается переворота, происходящего в наше время, то он, правда, в существенных чертах направлен антинатуралистически, под влиянием историзма он уклоняется и хочет слиться с одной только философией миросозерцания. (Там же. с. 132-133).

Современная наука не может ответить на самые важные жизненные вопросы, так как оставляет в стороне проблемы, имеющие большое значение в жизни человека, а именно: вопросы о смысле и бессмысленности человеческого существования, о мире и месте человека в нем. Наука претерпела такие изменения, что пришла к ошибочному для философии позитивистскому ограничению идеи науки и самой философии. Все это произошло потому, что была утеряна вера в универсальную философию.

...Кризис заключается не в научности как таковой, а в значении, которое имели науки для человеческого существования. Ослепленность мнимым «процветанием» позитивных наук 19в. означала вместе удаление от проблем, решительно важных для подлинной человечности. Чисто фактологические науки создавали посредственного человека-факт ... где и когда доказано, что иной истины кроме научной быть не может? На чем основана уверенность, что научно-описанный мир реален? Наука картезианского типа исключила в принципе проблемы, наиболее сложные и неотвратимые в контексте человеческого существования, отдав их на произвол судьбы. Что может сказать наука по поводу разумности и неразумности поведения человека и мира, его окружающего? По поводу нас как субъектов свободного выбора? По поводу нас как нравственных субъектов? Ясно, что науке чистых фактов, абстрагируясь от какого бы то ни было субъекта нечего сказать об этом.

...Признавая значение науки и техники, философия должна сохранить за собой историческую традицию, не допускать технической фетишизации. Феноменология есть первая философия, оставляющая человеку свободу выхода к новым горизонтам. Феноменология не может быть завершенной, ее смысл – в неостановимом возобновлении.

Для философии важен тот факт, что любая объективность не абсолютна, в ее пересмотре – смысл жизни. Претензиям на абсолютность [c.25] она противопоставляет субъективность с ее интенциональной созидательной активностью. Единственно реальный исторический субъект – само человечество, со всеми его проектами. Философы могут стать его служителями и даже спасателями. Для этого достаточно открыть сознанию его автономию и свободу взамен пассивной слепоты органического роста. (Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология, М., 1997г, с. 676-677).