«Утопия». Фрагменты

Печатается по: Томас Мор. Утопия. — М., 1978. С. 162-164, 210-215, 222-225, 255-258. Перевод Ю.М.Каган.

[РАССУЖДЕНИЕ РАФАЭЛЯ ГИТЛОДЕЯ О ПОЛЬЗЕ РАВЕНСТВА]

<...> Мне кажется, повсюду, где есть частная собственность, где все измеряют деньгами, там едва ли когда-нибудь будет воз­можно, чтобы государство управлялось справедливо или счаст­ливо. Разве что ты сочтешь справедливым, когда все самое луч­шее достается самым плохим людям, или посчитаешь удачным, когда все распределяется между совсем немногими, да и они живут отнюдь не благополучно, а прочие же вовсе несчастны.

Поэтому я наедине с самим собой обсуждаю мудрейшие и святейшие установления утопийцев, которые весьма успешно управляют государством с помощью весьма малочисленных за­конов; и добродетель там в цене, и при равенстве всем всего хватает. С другой стороны, я сравниваю с их нравами великое множество других народов, постоянно все упорядочивающих и никогда не имеющих достаточного порядка; у них повсюду каж­дый называет своей собственностью то, что он найдет; законов, издающихся каждый день, там недостаточно для того, чтобы им подчинялись, чтобы они могли кого-нибудь защитить или до­статочно четко отделить от чужого то, что кто-то называет своей собственностью. Это легко подтверждают бесконечно и неиз­менно там появляющиеся, но никогда не кончающиеся раздоры. Когда, говорю, размышляю я об этом наедине с собой, то станов­люсь справедливее к Платону и менее удивляюсь, что он счел для себя недостойным вводить какие-либо законы для тех людей, которые отвергли уложения, распределяющие все блага поровну на всех. Ибо этот наимудрейший человек легко увидел наперед, что для общественного благополучия имеется один-единствен­ный путь — объявить во всем равенство. Не знаю, можно ли это соблюдать там, где у каждого есть своя собственность. Оттого что когда кто-нибудь, основываясь на определенном праве, при­сваивает себе, сколько может, то, как бы ни было велико богат­ство, его целиком поделят между собой немногие. Остальным же оставляют они в удел бедность; и почти всегда бывает, что одни гораздо более достойны участи других, ибо первые — хищные, бесчестные и ни на что не годятся, вторые же, напро­тив, — мужи скромные, простые, и повседневным усердием своим они приносят обществу добра более, чем самим себе.

428

Поэтому я полностью убежден, что распределить все поров­ну и по справедливости, а также счастливо управлять делами человеческими невозможно иначе, как вовсе уничтожив собст­венность. Если же она останется, то у наибольшей и самой луч­шей части людей навсегда останется страх, а также неизбежное бремя нищеты и забот. Я признаю, что его можно несколько облегчить, однако настаиваю, что полностью устранить этот страх невозможно. Конечно, если установить, чтобы ни у кого не бы­ло земли свыше назначенной нормы, и если у каждого сумма денег будет определена законом, если какие-нибудь законы бу­дут остерегать короля от чрезмерной власти, а народ — от чрез­мерной дерзости; чтобы должности не выпрашивались, чтобы не давались они за мзду, чтобы не надо было непременно за них платить, иначе найдется повод возместить эти деньги обманом и грабежами, явится необходимость исполнять эти обя­занности людям богатым, меж тем как гораздо лучше управля­лись бы с ними люди умные. Такие, говорю, законы могут об­легчить и смягчить эти беды, подобно тому как постоянными припарками обыкновенно подкрепляют немощное тело безна­дежно больного. Однако, пока есть у каждого своя собствен­ность, нет вовсе никакой надежды излечиться и воротить свое здоровье. И пока ты печешься о благополучии одной части тела, ты растравляешь рану в других. Так попеременно из лечения одного рождается болезнь другого, оттого что ничего невозможно прибавить одному, не отняв этого же у другого. <...>