Этика стоиков

Печатается по: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М.: 1986. С. 272—285. Перевод МЛ.Гаспарова.

<...> Первым побуждением живого существа, говорят сто­ики, является самосохранение, ибо природа изначально дорога сама себе. Так говорит Хрисипп в I книге «О конечных целях»: ближе всего для всякого живого существа его собственное со-

168

стояние и сознание такового — в самом деле, ведь вряд ли при­рода создала его склонным к изменению или не склонным ни к изменению, ни к прежнему состоянию. Стало быть, приходит­ся сказать, что от природы живому существу близко его состоя­ние, и поэтому оно противится всему, что вредно, и идет на­встречу всему, что близко ему. <...>

А разумным существам в качестве совершенного вождя дан разум, и для них жить по природе — значит жить по разуму, потому что разум — это наладчик побуждения.

Вот почему Зенон первый заявил в трактате «О человеческой природе», что конечная цель — это жить согласно с природой, и это то же самое, что жить согласно с добродетелью: сама при­рода ведет нас к добродетели. То же говорит Клеанф (в книге «О наслаждении»), Посидоний и Гекатон (в книге «О конеч­ных целях»). И наоборот, жить добродетельно — это значит то же, что жить по опыту всего происходящего в природе (так пишет Хрисипп в I книге «О конечных целях»), потому что наша приро­да есть лишь часть целого. Стало быть, конечная цель опреде­ляется как жизнь, соответствующая природе (как нашей природе, так и природе целого),— жизнь, в которой мы воздерживаемся от всего, что запрещено общим законом, а закон этот — верный разум, всепроникающий и тождественный с Зевсом, направи-телем и распорядителем всего сущего. Это и есть добродетель и ровно текущая жизнь счастливого человека, в которой все со­вершается согласно с божеством каждого и служит воле всеоб­щего распорядителя. <...>

Добродетель есть согласованность предрасположения [с при­родою]. Она заслуживает стремления сама по себе, а не из стра­ха, надежды или иных внешних причин. В ней заключается счастье, ибо она устрояет душу так, чтобы вся жизнь стала со­гласованной. С этого пути разумное существо иногда сбивает­ся, увлекшись внешними заботами или подпав под влияние близ­ких; но сама природа никогда не дает ему поводов сбиться с пути. <...>

Среди добродетелей иные первичны, иные вторичны. Пер­вичные добродетели — разумение, мужество, справедливость, здравомыслие; разновидности их — величие души, воздержа­ние, упорство, решительность и добрая воля. Разумение — это знание, что есть зло, что — добро, а что — ни то ни другое. Мужество — это знание, что предпринять, чего остеречься, а в чем не держаться ни того ни другого. Величие души — это знание или самообладание, позволяющее быть выше всего, что с тобой

169

происходит, как хорошего, так и дурного. Воздержание — это способность не переходить меру, положенную верным разумом, или же самообладание, непобедимое никакими наслаждения­ми. Упорство — это знание или самообладание в том, чего сле­дует держаться, чего нет, а к чему не держаться никак. Реши­тельность — это самообладание, позволяющее сразу отыскать надлежащее. Добрая воля— это умение смотреть, что и как на­до делать, чтобы принести пользу.

Сходным образом и среди пороков иные первичны, иные вторичны; например, неразумие, трусость, несправедливость, разнузданность — первичны, а невоздержанность, тугоумие и неспособность к совету — вторичны. И как добродетели явля­ются знанием некоторых предметов, так пороки представляют собою их незнание.

Благо вообще есть нечто приносящее пользу, в частности же сама польза или то, что с нею едино. Поэтому и добродетель, и причастное к ней благо могут быть определены трояко: благо — это или то, из чего исходит польза, или то, в чем она проявля­ется (например, добродетельный поступок), или то, кем она осуществляется (например, человек, взыскующий добродетели и этим причастный к ней). <...>

Душа, по словам стоиков, состоит из восьми частей: это пять чувств, речевая часть, мыслительная часть (она же — мысль) и порождающая часть. Заблуждения вызывают извращение мыс­ли, а отсюда происходят многие страсти, причина душевной неустойчивости. Страсть (по словам Зенона) есть неразумное и несогласное с природой движение души или же избыточное по­буждение. <...>

Стоики называют мудреца бесстрастным, потому что он не впадает в страсти; но точно так же называется бесстрастным и дурной человек, и это значит, что он черств и жесток. Далее, мудреца называют несуетным — это значит, что он одинаково относится и к доброй и к недоброй молве; но точно так же несуетен и человек легкомысленный, то есть дурной. Далее, вся­кого взыскующего называют крепким, потому что они и сами не водятся с наслаждениями, и в других не приемлют наслаж­дений; но «крепкий» говорят и о других вещах, например о креп­ком вине, которое хорошо для лечения, но нехорошо для питья. Далее, всякий взыскующий нелицемерно заботится о том, что­бы становиться все лучше и лучше, стараясь скрыть в себе дур­ное и выставить напоказ хорошее. Далее, он безыскусен — ибо видом и речью свободен от всякой искусственности. Далее, он

170

не подвержен хмелю, хоть и способен пить. Далее, он не под­вержен безумию, хотя от черной желчи или вздорности его могут подавлять чуждые представления, несообразные с предпочти­тельным разумом и противные природе. Далее, мудрец не под­вержен скорби, потому что скорбь есть неразумное сжатие души (так пишет Аполлодор в «Этике»).

Далее, он божествен, потому что как бы имеет в себе бога, между тем как дурной человек безбожен («безбожный» говорит­ся в двух смыслах: «противоположный божественному» и «от­рицающий божественное» — последнее, конечно, относится не ко всякому дурному человеку). Далее, всякий взыскующий бла­гочестив, потому что он искушен в уставах, относящихся к бо­гам, а благочестие — это и есть знание о служении богам. <...>

Государственными делами мудрец тоже будет заниматься, если ничто не воспрепятствует (так пишет Хрисипп в I книге «О жизни»), и он будет обуздывать пороки и поощрять добро­детели. Мудрец будет и вступать в брак (так пишет и Зенон в «Государстве»), и рождать детей. Далее, мудрец будет свободен от мнений, то есть не согласится ни с какою ложью. Он будет киник, ибо кинизм есть кратчайший путь к добродетели (так пишет Аполлодор в «Этике»). Он будет даже есть человеческое мясо, если таковы будут обстоятельства. <...>

Жизнь бывает троякая: умозрительная, деятельная и разум­ная; предпочтительна последняя, потому что разумное сущест­во самой природой приспособлено и к умозрению, и к деятель­ности. Уйти из жизни, по их словам, для мудреца вполне разум­но и за отечество, и за друга, и от слишком тяжкой боли, или увечья, или неизлечимой болезни. <...>