Из книги «эннеады»

Печатается по: Плотин. Эннеады. — Киев: 1995. С. 123— 137. Текст подготовлен редакцией издательства на основе пере­водов, выполненных под руководством проф. Г.В.Малеванского.

ПЯТАЯ ЭННЕАДА 1. О ТРЕХ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫХ СУБСТАНЦИЯХ

1. В чем причина того, что души забывают Бога — Отца своего? Почему они, имея божественную природу, будучи со­зданием и достоянием Божиим, теряют знание и о Боге, и даже о себе? Причина этого постигшего их зла лежит в них же самих: в их дерзостном стремлении к рождению, в их изначальном порыве к обособлению и инобытию, в их за­мысле ни от кого не зависеть, а быть и жить по своей воле — от себя и для себя.

199

Как только вкусили они все прелести такого самобытия, тот­час же дали полную волю своим прихотливым желаниям, и став, таким образом, на путь, противоположный своей изначальной сущности, постепенно отдалились от Бога до степени полного забвения того, что они и творения Его, и Его достояние. Как дети, которые сразу после рождения были отделены от родите­лей, вскормленные и выросшие на чужбине, и родителей потом не узнают, и себя не признают их детьми, так и души, живя долгое время без созерцания Бога и без осознания своего к Нему отношения, теряют, забывая о своем происхождении, прирож­денное достоинство, прельщаются внешним, считая его более ценным, чем самих себя, отдавая ему уважение, любовь и все лучшие чувства, все более и более порывая связь со всем высшим, божественным, отдаляясь от него и отвращаясь с пренебре­жением.

Таким образом, почитая и любя чувственное больше, чем са­мих себя, души доходят до забвения Бога, ибо, коль скоро душа избирает что-либо предметом своего восхищения и искания, то тем самым она признает это за высшее и лучшее, а себя — за низшее и худшее. Когда же она свыкается с мыслью, что сама она хуже всего того, что подвержено рождению и тлену, что и по достоинству, и по праву на существование она несравненно ниже всего того преходящего, которое чтит и любит, тогда она бывает уже не в состоянии постичь силу и природу Божества.

Поэтому, если кто-либо пожелал бы помочь людям, нахо­дящимся в столь плачевном состоянии, т.е. постарался бы направить их мысли в противную сторону и довести их до вы­сочайшего, единого и первоначального, тому пришлось бы, во-первых, показать им всю ничтожность тех вещей, которые они так высоко ценят, и, во-вторых, напомнить о происхождении и высоком достоинстве души. Второй пункт должен предшество­вать первому, поскольку, будучи разъяснен, он прольет свет и на первый.

Потому мы и начнем с него наше исследование, что от него, прежде всего, зависит достижение высшего искомого нашей ду­ши, хотя, понятно, для этого она должна вначале познать, что такое она сама, обладает ли способностью познавать и созер­цать высочайшее и, наконец, прилично ли и уместно ей преда­ваться такому исследованию. Если божественное ей чуждо, тогда какой смысл могут иметь все ее усилия? Но'если оно родствен­но ей, тогда она и может, и просто обязана постигнуть его и познать.

200

2. Вот что, прежде всего, да будет известно всякой душе: мировая, универсальная Душа произвела, вдохнув в них жизнь, все живые существа — и тех животных, которых кормит земля, и тех, которые живут в воздухе или в море, она же произвела божественные звезды и солнце, да и всю красоту форм необъят­ного неба, она же установила и поддерживает во всем законо­мерный порядок. Но сама она совсем иной, несравненно высшей природы, чем все то, что она производит, благоустраивает, чему сообщает движение и жизнь, поскольку, между тем как все это то нарождается, то умирает, в зависимости от того, дает ли она жизнь, или отнимает, сама она существует вечно, не умаляясь в своей жизни.

Каким образом великая Душа дает жизнь всей вселенной и каждому существу в отдельности, понять это наша душа может лишь став достойной такого созерцания, отрешившись от вся­кого обольщения теми вещами, которыми еще прельщаются дру­гие души, внутренне сосредоточившись с такой энергией и пол­нотой, чтобы в ее сознание не вторгалось и не тревожило ее не только тело со всеми происходящими в нем движениями, но и ничто окружающее, чтобы для нее все смолкло: и земля, и море, и воздух, и само величественное небо. И в таком состоянии душа пусть представит себе, как все это застывшее, мертвенно неподвижное Нечто как бы откуда-то извне пронизывается, на­полняется повсюду распространяющейся Душой, освещающей эту безжизненную массу подобно тому, как лучи солнца про­свечивают темное облако, золотя его края.

Итак, Душа, нисходя в эту громадную инертную массу, со­общает ей движение и жизнь и превращает ее в мир, который, вечно движимый ее разумной силой, стал живым вседовлею-щим существом. Как бы поселившись в мире, наполнив его своими животворными силами, Душа придала ему смысл, цен­ность и красоту, между тем как без нее все это было бы мертво, земля да вода, или даже нечто еще худшее — темная бездна и небытие — нечто такое, чего, как сказал поэт, ужасаются даже боги.

В еще более ярком, поразительном свете открывается при­рода и сила Души в способах и путях, коими она объемлет и устраивает мир по своему усмотрению. Она распростерта по всей этой неизмеримой громаде и одушевляет все ее части как великие, так и малые, между тем как части эти находятся то там, то здесь, одни напротив друг друга, другие вместе, третьи — порознь. Душа же не разделяется и не раздробляется

201

на части для того, чтобы оживлять каждую вещь в отдельности, но все оживляет, оставаясь целостной, неделимой, присутствуя во всяком месте нераздельно, и, таким образом, всегда остается подобной родившему ее Отцу (т.е. Духу) как по единству, так и по универсальности. Вследствие этого, как ни громадна вселен­ная и сколь ни велико в ней разнообразие, но всеобъемлющей силой Души она содержится в единстве, и весь этот мир, благо­даря Душе, есть божество, как равно солнце и все звезды — божества, да наконец и мы, люди, по той же причине представ­ляем собою нечто божественное.

А если так, если сами небесные божества обязаны Душе своей божественной природой и жизнью, то понятно, что сама она — старейшее из божеств. Но и наша душа родственна с нею. В самом деле, если ты, удалив из своей души все прикрываю­щие ее чуждые наслоения, станешь рассматривать ее в ее пер­возданной чистоте, то увидишь, какое высокое достоинство имеет истинное ее существо и насколько превосходит она все телесное. Ведь без души все телесное есть лишь одна земля; но пусть будет это и не земля, а огонь — все равно, какой смысл, какую цену могла бы иметь его жгучая сила сама по себе? Ниче­го не выйдет и в том случае, если присовокупить к этим двум стихиям еще две — воду и воздух.

А если так, если все ценно и вожделенно лишь потому, что одушевлено жизнью, то как можешь ты, забывая о присущей тебе душе, прельщаться тем иным, что вне тебя? Раз уж ты во всем прочем чтишь главным образом душу, то чти ее прежде всего в самом себе.

3. Убедившись таким образом в высоком достоинстве, в бо­жественной природе Души, ты затем можешь веровать, что с ее помощью достигнешь и познаешь Бога. Не следует искать Его слишком далеко, немногое отделяет тебя от Него. Чтобы воз­выситься до Него, отдайся руководительству самой высшей, самой божественной части Души — той силы, от которой про­исходит сама Душа и которою соприкасается со сверхчувствен­ным, мыслимым миром.

В самом деле, как ни высоко признанное нами ранее до­стоинство Души, она не более, чем образ Духа. Подобно тому, как слово, выговариваемое вслух, являет собой образ внут­реннего слова души, так и сама Душа есть выговоренное слово Духа или его осуществленная вовне энергия; она — жизнь, истекшая из него и образовавшая новую после него субстан­цию, подобно тому, как огонь обладает помимо той латент-

202

ной теплоты, которая всегда ему присуща, еще и теплотой, излучаемой вовне.

Однако не следует представлять себе дело так, будто Душа, истекая из Духа, стала совсем вне его — нет, отчасти она пре­бывает в нем, хотя и составляет иную, отличную от него суб­станцию. Так как она происходит от Духа, то и сама духовна и разумна, разумность же свою проявляет в дискурсивном мыш­лении. От Духа же, как от своего родителя и воспитателя, она получает и всякое совершенство, хотя, конечно, она менее со­вершенна по сравнению с ним.

Итак, Душа есть субстанция, которая происходит от Духа. И потому, насколько она отдается созерцанию его, настолько сама актуально обладает разумом, ибо в то время как она отда­ется такому созерцанию, она имеет внутри себя самой, как свое достояние, все то, о чем мыслит и что производит собственной деятельностью. Строго говоря, только эти чисто внутренние ду­ховные акты и свойственны разумной Душе, между тем как про­цессы низшего порядка, каковыми являются, например, стра­сти, имеют иной источник, иное начало.

Таким образом, Дух сообщает Душе высшую степень боже­ственности как тем, что производит ее, так и тем, что всегда ей присущ, поскольку между ними нет никакого разделения, но только различие сущностей. А различие между ними, равно как и взаимоотношение, почти такое же, как между формой и ма­терией. Роль формы тут, конечно же, принадлежит Духу, но зато и материю он имеет прекрасную, поскольку она разумна и проста. Однако, как должен быть велик сам Дух, если он боль­ше и выше самой Души!

4. Дойти до ясной и живой мысли о его величии можно еще и вот каким путем: кто способен наслаждаться велико­лепием и красотой мира, наблюдая строгий порядок его веч­ного движения, созерцая видимые и невидимые небесные божества, ангелов, всяческие роды и виды животных и рас­тений, тот пусть, оторвавшись от созерцания, вознесется мыс­лью выше всего этого к самому первообразу этого мира, к миру истинно-сущему — и там он увидит сверхчувственные, разумные сущности, обладающие жизнью вечной и совер­шенной, и над всеми ними царствующий Дух и настоящую неизреченную премудрость. Тут он очутится в истинном цар­стве Кроноса, который, по этимологии своего имени, есть не что иное, как Дух и полнота божества. В самом деле, Дух этот объемлет и содержит в себе все бессмертные сущности:

203

всяческий разум, всяческое божество, всяческую душу, и все это в нем вечно и неизменно.

Да и почему бы Дух стал изменяться, когда он всесоверше-нен? Куда и зачем он стал бы удаляться, когда он имеет все в самом себе? Зачем он стал бы искать какого-либо приращения, когда сам обладает всей полнотой совершенства? Такое пол­нейшее совершенство его проистекает из того, что он содержит в себе лишь одно всесовершенное и ничего несовершенного, и притом ничего такого, что не было бы его собственной мыслью; мыслит же он то или другое вовсе не потому, что хочет это, доселе неизвестное, познать, но потому, что все в себе же всег­да имеет. Равным образом и блаженство его не акциденталь-ное, чередующееся во времени, поскольку он обладает им от вечности, да и сам есть истинная вечность, тогда как время, этот движущийся образ вечности, начинается лишь за предела­ми Духа — в области Души.

Деятельность Души, конечно, подчинена временной после­довательности, так как она обусловлена воздействием внешних вещей: вот почему Душа в один момент представляет Сократа, в другой — коня, и вообще, в каждый отдельный момент — лишь одну какую-либо вещь. Но Дух содержит в себе всегда все в неизменном тождестве, он всегда только есть, но не бывает, для него существует одно только настоящее, но нет ни будуще­го, так как и до наступления будущего все в нем уже есть, ни прошедшего, так как его эйдосы не проходят, как моменты вре­мени, но существуют в вечном недвижимом настоящем — не­изменные, тождественные, довлеющие самим себе тем, что они суть, притом так, что каждый из них есть и мыслимое, и сущее, а все вместе составляют один универсальный Дух и одно уни­версальное бытие.

Дух существует настолько как дух, насколько он мыслит су­щее, а сущее существует настолько как бытие, насколько оно, будучи мыслимо, дает возможность Духу мыслить и существо­вать. Но понятно, что причина того и другого вместе, из кото­рой проистекает мышление мыслящего и бытие существующе­го, должна быть иная, отличная от них обоих, и так как оба они, хотя и даны всегда совместно и нераздельно и одно без другого быть не может, но все же представляют собою двойст­во, то общее их начало должно стоять выше этого двойства и представлять собою чистое единство.

Правда, что и в этом двойстве есть единство, потому что Дух есть вместе и сущее, или мыслящее, и мыслимое. Он есть Дух,

204

насколько мыслит, а сущее, насколько он есть также и мысли­мое; но, с другой стороны, если мышление невозможно без этого тождества, то оно также невозможно и без различия между мыс­лящим и мыслимым.

Таким образом, первыми, самыми высшими родами сущего должны быть признаны следующие: бытие, дух или мышление, тождество и инаковость, или различие. К ним следует присово­купить еще движение и покой — покой, как условие или выра­жение тождества, а движение, как условие и выражение дея­тельности мышления, которое, как было сказано, предполагает различие мыслящего субъекта и мыслимых объектов, без кото­рого оно, на почве чистого единства и тождества, было бы не­возможно. При этом и сами мыслимые элементы должны быть отличны друг от друга, хотя в то же время, конечно, они долж­ны иметь между собой и нечто одно общее; это общее им всем состоит в том, что все они находятся в одном мыслящем и со­ставляют с ним одно, хотя и отличное от него, но неотдельное.

Множественность элементов мышления дает категорию ко­личества и числа, а их разнообразие — категорию качества. Из этих начал, или самых высших категорий, происходят затем все последующие, все роды и виды вещей.

5. Итак, вот какое великое божество осеняет Душу свыше, и с ним она всегда связана через названные сейчас начала мыш­ления — только бы не вздумала она сама порвать эту связь. Когда же, сосредоточившись в себе и став сама единой, она приближается к этому божеству, то естественно спрашивает себя, кто же тот, кто породил его? Конечно, Он есть уже простой, предшествующий всякой множественности, источник и бытия Духа, и содержимой им множественности, он есть тот Единый, от которого происходит и всякое число, ибо и число не есть нечто первоначальное, так как даже двоице предшествует один. Двоица занимает второе место, так как получает определенность от одного, сама же по себе без него не может иметь ни бытия, ни определенности; став же через него определенной, она, ко­нечно, есть число, даже субстанциальное число (т.е. Дух — двой­ство бытия и мышления, мыслящего и мыслимого); а потом уже и Душа — число.

Ведь плотные массы и пространственные величины, подпа­дающие нашему чувственному восприятию, вовсе не есть нечто первоначальное, но производное, вторичное, потому что если, например, взять семенные зачатки существ, то главная их сущ­ность заключается вовсе не в количестве влаги, а в том, что

205

невидимо, а именно — в присущей им численной пропорции и разумосообразной форме,

Итак, там, в сверхчувственном мире, двоица и всякое число суть не что иное, как Дух и его эйдосы, причем неопределенное двойство может быть принимаемо за субстрат или материю, меж­ду тем как всякое определенное число, происходящее от присо­единения к ней определяющего одного, будет особым видом или эйдосом Духа, так что все эйдосы Духа могут быть пред­ставлены как формы, образующиеся под воздействием Едино­го. В самом деле, Дух образует эти формы частично в зависимо­сти от Первоединого, частично же сам, подобно зрению в акте наблюдения, потому что и мышление — не что иное, как созер­цающее зрение, причем созерцающее и то, посредством чего осуществляется созерцание.

6. Но каким образом, кого и что созерцает Дух? Как он про­изошел от Первоединого и какова его природа, что он может созерцать? Поскольку теперь нашей душе ясно, что оба эти на­чала необходимо должны существовать, то ей также желательно решить и те проблемы, которые ставились и решались уже древ­ними мудрецами, а именно: если Первоединый таков, каким он мыслится в известном положении «единое есть», то, спрашива­ется, каким образом от него получило бытие двойство, всякое число, множество вообще? Почему не пребывает он сам в себе, в своем чистом единстве, но допустил, чтобы проистекало от него все то необходимое множество и разнообразие, которое видим мы в существующих вещах и которое вновь возводится к нему, как к единому началу?

Прежде чем мы попытаемся дать ответ на этот вопрос, обра­тимся к Богу, но призовем его не словами, но душой, вознеся себя к Нему на молитву. И в этой молитве мы предстанем пе­ред Ним лицом к лицу, один на один, ибо Он есть единый и единственный. Чтобы узреть Первоединого, нужно войти в са­мую глубь собственной души, как бы во внутреннее святилище храма, и отрешившись от всего, вознесшись превыше всего в полнейшем покое, молчаливо ожидать, пока не предстанут со­зерцанию сперва образы как бы внешние и отраженные, т.е. Душа и Дух, а за ними и образ внутреннейший, первичный, первосветящий — Первоединый.

В переводе на язык дискурсивного мышления это означает следующее: всякое существо, находящееся в движении, всегда имеет ту или иную цель, к достижению которой движется или стремится; и наоборот, у существа, не имеющего такого рода

206

цели, мы не можем и не должны предполагать никакого движе­ния или изменения, так что если от такого существа происхо­дит все прочее, то и при этом оно не выходит из себя, но оста­ется обращенным всецело к себе одному, в себе сосредоточен­ным, самому себе тождественным. Так как у нас речь идет о вечно сущем сверхчувственном, то тут не должно быть места для мысли о происхождении во времени, и если мы все же го­ворим о происхождении, то этим хотим лишь показать отноше­ние порядка и зависимости. Рождающееся от Первоединого, рождается так, что Первоединый при этом остается неподвиж­ным, поскольку, в противном случае, т.е., если бы он родил посредством движения, рожденное им было бы не второй (т.е. Духом), а третьей субстанцией (т.е. Душой).

Итак, Первоединый производит вторую субстанцию, сам ос­таваясь без движения, т.е., не будучи понуждаем к этому ника­ким чувством, никаким волевым актом, вообще никаким изме­нением. Но как можно представить это рождение Духа от столь неподвижной, неизменной причины? Дух, рождающийся от Пер­воединого, подобен как бы истекающему от него свету, в то время как сам источник от этого нисколько не изменяется и остается в покое. Таким же образом и другие вещи, оставаясь неподвижными, производят из собственного существа вовне раз­ные явления, которые могут рассматриваться как образы про­изводящей их силы, которая и есть их первообраз. Так, напри­мер, огонь распространяет вокруг себя тепло, лед и снег — холод; самым лучшим примером могут служить разные благовонные вещества, распространяющие вокруг себя запах, ощущаемый все­ми, кто находится поблизости, и которым пропитывается все рядом лежащее. Да и все в мире, достигая своей зрелости и совершенства, часто производит что-нибудь другое. А из этого следует заключить, что существо вечно всесовершенное и рож­дает вечно, притом вечное, хотя и несколько уступающее ему по степени совершенства. Разве можно допустить, что от обла­дающего высочайшим совершенством существа ничто не рож­дается? Конечно, нет, конечно, рождается, притом рождается то, что после него есть наиболее совершенное, и такое самое совершенное после него существо есть второе начало — Дух, который отличается тем, что созерцает Первоединого и нужда­ется в нем — только в нем одном, между тем как тот не нужда­ется ни в ком.

Рожденное началом высшим, нежели Дух, не может быть ничем иным, кроме как Духом, поэтому после Первоединого

207

Дух — наиболее совершенное существо, превосходящее все дру­гие существа, стоящее выше их всех. Сама Душа есть лишь сло­во и акт Духа, равно как и Дух есть слово и акт Первоединого, с тем, однако, различием, что Душа есть слово менее ясное, не столь понятное. Будучи образом Духа, Душа должна созерцать его, чтобы быть разумной, равно как и Дух должен созерцать Первоединого, чтобы быть Духом.

Однако, когда мы говорим, что созерцание Духа обращено к Первоед иному, это означает не то, что Дух существует отдель­но от Первоединого, но только то, что он отличается от того, как второй от первого. Между Первоед иным и Духом нет ниче­го разделяющего, точно так же, как нет ничего разделяющего между Духом и Душой. Это связано с тем, что всякое рожден­ное существо дышит любовью к родившему его и стремится к единению с ним. Понятно, что так должно быть в гораздо вы­сшей степени в том случае, когда родивший и рожденный суть одни единственные в мире. А когда, вдобавок к этому, родив­ший обладает высочайшей степенью всякого совершенства, тогда рожденному естественно быть с ним всегда в таком тесном внут­реннем единении, при котором может идти речь только об их различии, но никак не о разделении.

7. Дух, сказали мы, есть образ Первоединого — теперь это следует прояснить. Это значит, прежде всего, что если Дух ро­дился от существа Первоединого, то имеет в себе многое от природы Отца и есть подобие его, как свет есть подобие солн­ца. Однако, если Первоединый не есть Дух, то каким же обра­зом, спрашивается, рожденный им становится Духом? Не так ли, что он, будучи всегда обращен к Отцу, созерцает его? Это его созерцание и есть Дух. В самом деле, созерцать или воспри­нимать что-нибудь можно или ощущением, или духом. Чувст­венное созерцание можно сравнить с линией, а духовное — с кругом, с тем, однако, ограничением, что круг делим на части, между тем как Дух неразделим. Но, будучи единым, Дух в то же время есть реальная потенция всего, и насколько мысль его выделяет из этой потенции все те вещи, которые она может произвести, и созерцает их, настолько сам он есть Дух, а иначе он и не был бы Духом; это сознание Духа о том, что и сколько производят присущие ему силы, составляет, можно сказать, са­мо его существо.

Таким образом, Дух сам из себя производит и определяет свое существо, однако делает это при помощи той силы, кото­рую имеет от Отца: он знает, что и сам он — как бы одна из

208

частей в необъятном бытии Первоединого, что от него имеет все свои силы, все свое существо и все совершенства, знает, что от единого и нераздельного получает все то, что в нем са­мом имеет уже вид как бы разделенности: и жизнь, и мысль, и все, получает, несмотря на то, или именно потому, что Перво­единый сам ничего этого не имеет.

От Первоединого все происходит в том смысле, что Перво­единый сам не имеет ни одной из определенных форм бытия и есть только единый, между тем как Дух есть именно виновник определенности бытия для всего сущего. Таким образом, в Пер-воедином нет ни одной из сущностей, содержащихся в Духе. Он только их Первоначало, в Духе же они становятся сущно­стями, поскольку от него каждая получает определенность и форму, ибо истинно-сущее должно быть мыслимо не как нечто неопределенное, колеблющееся, но как бытие, очерченное гра­ницей, имеющее твердую устойчивость. Устойчивость же для умопостигаемых (ноуменальных) сущностей состоит в той оп­ределенности и форме, в которой каждая имеет свое бытие.

Итак, этот Дух, в высшем смысле слова чистейший, мог про­изойти только от Первого начала .и вместе со своим рождением должен был произвести все сущее, всю красоту эйдосов, все эти ноуменальные божества, ибо он от начала полон теми сущно­стями, которые производит; он их как бы поглощает в том смыс­ле, что содержит их в себе, не допуская, чтобы они ниспали в область материи и чтобы их кормилицей не стала Рея. Эту мысль выражают мистерии и мифы: Кронос, говорится, мудрейший из богов, произошел раньше Зевса и пожрал своих детей; тут под Кроносом следует понимать Дух, который содержит в себе все рожденные эйдосы и полон ими. Затем прибавляется: «ког­да же Зевс возмужал, то и он родил».

Конечно, именно так: совершенный Дух не может оставать­ся бесплодным уже потому, что совершенен — и он действи­тельно рождает Душу. И тут опять рождаемое должно быть менее совершенным, чем рождающий, должно быть лишь образом его; само по себе неопределенное, оно получает определенность и форму от того начала, которое его рождает. Непосредственно рождаемое Духом есть разум, сущность и бытие которого со­ставляет дискурсивное мышление. Этот разум как бы вращает­ся около Духа и представляет собою свет, который лучами исте­кает от Духа и его окружает, словом есть образ Духа. Следова­тельно, Душа, с одной стороны, тесно связана с Духом, в нем участвует, его воспринимает и им наполняется, а с другой —

209

производит вещи низшего порядка и связана с ними; все вещи, ею производимые, гораздо менее совершенны, чем она сама, как это мы покажем ниже. Душой оканчивается мир высочай­ших божеств. <...>

<...> 10. Итак, мы доказали, насколько доказательство воз­можно в подобных вопросах, что выше сущего стоит Первоеди-ный и что второе после него место занимает сущее и Дух, а третье — Душа. Но если так, то они должны быть присущи и нашей природе. Мы далеки от мысли, что они находятся также и в чувственном мире — нет, они существуют отдельно от него, вне его, и подобно тому, как тут они вне тверди небесной, так и в нас, по выражению Платона, они составляют особого внут­реннего человека*.

В самом деле, наша душа имеет в себе нечто божествен­ное — она совсем иной природы, чем все чувственное, именно такой же, как и Мировая Душа. Душа совершенна, когда обла­дает разумом, разум же бывает двоякий: или осуществляющий­ся в дискурсивном мышлении, или такой, который служит ос­новой такого мышления. Дискурсивный разум нашей души не нуждается для мышления ни в каком особом телесном органе; в своей деятельности он остается чистым (т.е. не принимает в себя никакой чувственной примеси) и потому способен к чисто абстрактному мышлению.

Поэтому, если кто-либо, представляя его отдельно от тела и безо всякого смешения с чувственностью, отнес бы его к числу ноуменальных сущностей первого порядка, тот не впал бы в погрешность. Его не следует представлять себе помещающимся в каком-нибудь месте — нет, так как он не смешан с телом и в себе ничего телесного не содержит, то он не связан ни с каким местом и может существовать бестелесно сам по себе, сверхчув­ственным образом. Потому-то Платон, говоря, что «демиург рас­простер душу вокруг мира»**, хотел этим сказать, что Душа не­которой своей частью пребывает и в сверхчувственном мире. Да и о нашей душе он говорит, что она «голову свою скрывает в небесах»***, а кроме того, часто советует отделять душу от тела****, имея в виду, конечно, не местное, самой природой установленное отделение, а желая выразить мысль о том, что

"Платон. «Алкивиад». "Платон. «Тимей».

***Платон. «Федр».

****Платон. «Федон».

210

душа не должна отдаваться и подчиняться телесному и фанто­мам воображения, дабы не стать совсем чуждой духа, но, на­против, должна всячески стараться поднять до степени сверх­чувственного даже и ту свою низшую часть, которая связана с чувственностью, и которая в качестве пластической созидатель­ной силы занята образованием тела и управляет всеми его функ­циями.

11. Так как разумная душа имеет суждения о справедливом и прекрасном, такой-то предмет признает прекрасным, такое-то действие — справедливым, то это значит, что ей присущи неиз­менные нормы справедливости и красоты, которыми руковод­ствуется дискурсивное мышление. А так как наша душа не всегда судит о справедливости и красоте, то необходимо, чтобы мы, помимо рассудочного мышления, обладали еще и духом, кото­рый и без рассуждения обладает идеей справедливости и красоты.

Наконец, нам должно быть присуще начало высшее, нежели дух, его причина, сам Бог, единый и нераздельный, сущий не в пространстве, но в самом себе, который созерцается во множе­стве существ, в большей или меньшей степени способных вос­принять и отображать его в себе, но который отличен и обособ­лен от всех них подобно тому, как центр круга остается сам по себе, между тем как множество радиусов со всех точек перифе­рии сходятся к нему. Таким образом, высшей частью нашей души мы соприкасаемся с миром божественного, там соприсут­ствуем, имеем с ним связь; мы можем утвердиться там и насов­сем, если всей душой будем туда стремиться.

12. Однако, если нам присущи эти столь высокие начала, то спрашивается, почему мы часто не замечаем их и не пользуемся их энергиями? Есть ведь и такие, кто и вовсе ими не пользует­ся. А, между тем, все эти начала всегда остаются при своих энергиях — и Дух, и то, еще более высокое начало, которое всегда заключено в самом себе, и уж тем более Душа, которая, кроме того, находится в непрерывном движении. Но ведь не все, что происходит в нашей душе, замечается нами, а лишь то, что, вызвав ощущение, становится ощутимо; когда же действие той или иной духовной энергии не поддается ощущению, оно, понятно, не сообщается всей душе, и мы не сознаем его, по­скольку, измеряя все ощущением, забываем, что состоим не из одной этой части, но имеем целую душу.

Каждая из психических сил выполняет свою функцию сама по себе, сознаются же они лишь тогда, когда между ними уста­навливается связь, имеющая своим следствием восприятие. По-

211

этому, если кто-либо хочет иметь ясное представление о том, что он есть и что происходит внутри него, тот должен туда уст­ремить все свои взоры, все свое внимание. Кто желает ясно слышать что-либо, тот навстречу этому направляет и напрягает свой слух, отвращая его от всех других звуков. Таким же обра­зом и мы должны отстранять от себя по возможности все то, что вторгается через внешние чувства, чтобы сохранить чистой и впечатлительной способность нашей души слышать и вос­принимать голос, идущий свыше.

ЧАСТЫ

СРЕДНЕВЕКОВАЯ ФИЛОСОФИЯ