Глава 20

ЕЩЕ О ТРОИЦЕ И О ТОМ, ЧТО В БОГЕ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЧЕТВЕРИЦЫ И ТАК ДАЛЕЕ

Дальше. Истина Троицы, триединство требует, чтобы тройственное было

единым, почему оно и называется триединым. Но это удается понять только

таким образом, что соотношением различное соединяется, а порядком

различается. Соответственно при построении конечного треугольника сначала

имеем один угол, потом другой и, наконец, третий из обоих первых, причем эти

углы взаимно соотнесены, образуя единый треугольник. Так же и в бесконечном

треугольнике -- бесконечным образом. Однако понимать здесь все нужно так,

чтобы при мысли о первом в вечности последующее не оказывалось

противоположным ему понятием, иначе первичность и последование с бесконечным

и вечным никак не вяжется. Отец не прежде Сына и Сын не после Отца; Отец

прежде Сына только так, что Сын не позднее его. Если Отец есть первое лицо,

то Сын есть второе не после него, но как Отец -- первое лицо без

предшествования, так Сын -- второе лицо без последования; и равным образом

третье лицо, Святой Дух. Впрочем, достаточно; выше обо всем этом было уже

ясно сказано.

Но относительно вечноблагословенной Троицы, пожалуйста, обрати внимание

еще на то, что максимум троичен, а не четверичен, не пятиричен и так далее,

-- вещь, поистине достойная упоминания. Такое противоречило бы максимальной

простоте и совершенству.

В самом деле, всякая многоугольная фигура своим простейшим

первоэлементом имеет треугольник, то есть минимальную многоугольную фигуру,

меньше которой не может быть. Но доказано, что простой минимум совпадает с

максимумом. Треугольник занимает тем самым в ряду многоугольников такое же

положение, какое единое занимает в числовом ряду: как всякое число

разрешается в единство, так многоугольник разрешается в треугольник. Поэтому

максимальный треугольник, с которым совпадает минимальный, свертывает в себе

все многоугольные фигуры; максимальный треугольник относится ко всякому

многоугольнику, как максимальное единство относится ко всякому числу.

Наоборот, четырехугольная фигура не минимальна, что очевидно, поскольку

треугольник меньше ее; значит, простейшему максимуму, который может совпасть

только с минимумом, четырехугольник, всегда составный и потому больший

минимума, подходить никак не может. Больше того, "быть максимумом" и "быть

четырехугольником" заключает в себе противоречие: такой максимум не мог бы

быть точной мерой треугольников, потому что всегда превосходил бы их, а

какой же он максимум, если он не мера всего? Да и как может быть максимумом

то, что возникает из чего-то другого, составно и, следовательно, конечно?

Кроме того, уже показано, что из возможности простой линии сначала

возникает простой -- в ряду многоугольных фигур -- треугольник, потом

простой круг, потом простой шар, и не получается никаких других, кроме этих

элементарных фигур, которые в своем конечном состоянии несоизмеримы друг с

другом и свертывают в себе все остальные фигуры. Если бы мы захотели

придумать меры для всех измеримых количеств, то, во-первых, нам

потребовалась бы для длины бесконечная максимальная линия, с которой совпал

бы минимум, потом равным образом для прямолинейной ширины понадобился бы

максимальный треугольник, для круговой ширины -- максимальный круг, а для

глубины -- максимальный шар; с другими фигурами, чем эти четыре, охватить

все измеримое невозможно. Поскольку все эти меры обязательно должны быть

бесконечными и максимальными, чтобы с ними совпал минимум, а многих

максимумов не может быть, то получается единый максимум; но раз он

оказывается мерой всякого количества, мы и называем его тоже всем тем, без

чего нет максимальной меры, хотя рассмотренный в себе, безотносительно к

измеряемому, максимум по-настоящему не может ни быть, ни носить имя ни одной

из перечисленных фигур, потому что он бесконечно и несоизмеримо выше их.

Точно так же и максимум просто, поскольку он мера всего, мы называем всем

тем, без чего невозможно представить его всеобщей мерой. Он бесконечно выше

всякой троичности, но мы называем его троичным, потому что иначе мы не могли

бы понять его как простую причину, меру и мерило всех вещей, единство бытия

которых заключено в троичности, как в геометрических фигурах единство

треугольности заключено в тройственности углов, хотя по-настоящему ни это

имя, ни наше понятие троичности вне отношения к вещам максимуму никак не

подходит, бесконечно отставая от его максимальной и непостижимой истины.

Итак, мы считаем максимальным треугольником простейшую меру

всего-существующего в тройственности, каковы действия и деяния, бытие

которых трояко складывается из возможности, объекта и действительности:

умозрения, понятия, воления, сходства, несходства, красоты, пропорции,

соотношения, природные влечения и равным образом все прочие вещи, единство

бытия которых состоит в [троичной] множественности, как вообще всякое

природное бытие и действие состоит в соотношении действующего начала,

пассивного начала и их общего результата.