Глава 2

КАК ПОДОБАЕТ ВОСХОДИТЬ КО ВСЕОБЩЕЙ И ВСЕ ПРЕВОСХОДЯЩЕЙ ПРИЧИНЕ И ЕЕ

ВОСПЕВАТЬ

Молимся о том, чтобы оказаться нам в этом пресветлом сумраке1 и

посредством невидения и неведения видеть и разуметь то, что выше созерцания

и знания, что невозможно ни видеть, ни знать, ибо это и есть поистине видеть

и ведать; и -- чтобы Пресущественного пресущественно2 воспеть путем отъятия

всего сущего, подобно создателям самородно-цельной статуи изымая все

облегающее и препятствующее чистому восприятию сокровенного, одним отъятием

выявляя как таковую сокровенную красоту.

16 Что такое место, на котором стоял Бог перед Моисеем, и что суть

вершины, или крайности, умственного и что видимого, -- об этом мы говорили в

конце первой главы книги "О небесной иерархии".

17 Гипотетическими он называет описательные выражения, относящиеся к

созерцанию сущего, каковое он считает подножием для Бога. Ибо с их помощью,

т.е. благодаря их устойчивости, мы понимаем, что до всего он достигает -- но

не путем перехода, а про мыслительно. Умственными же вершинами он называет

существующие при Боге небесные разумные существа, каковые он наименовал Его

святейшими местами и каковые Сам Бог превосходит, от таковых будучи как бы

отделен и таковым ничуть не подобен.

18 Смысл этого периода надо понимать так, что Моисей, когда видел

место, где стоял Бог, был тогда отстранен как от видимого, т.е. от всего

чувственного, так и от умозрительного, т.е. от всего словесного, -- я имею в

виду умопостигаемые разумные существа, в том числе и наши души, и лишь тогда

в сумрак вошел, т.е. в окружающее Бога неразумение, где, смежив око всякого

разумного восприятия, оказался в умственном неосязании и неведении,

поскольку Бог -- за пределами всякого разумного восприятия, и погрузившись

таким образом в неведение и бездеятельность -- я имею в виду не просто

бездеятельность ума относительно самого себя, или по отношению к другому,

когда ни о себе, ни о чем другом не думаешь, -- но погрузившись тогда в

совершенно неведомое для всякого разумения запредельное незнание, он все

познал.

19 Заметь, что под сумраком он понимает неведение.

20 Как через неведение познается Бог, и он здесь говорит, и мы более

подробно сказали в книге "О божественных именах" во второй главе. Следует

знать, что в "Исходе", где-написано, что Моисей вошел во мрак, в котором был

Бог, использовано еврейское слово "арафел". Семьдесят толковников, Акила и

Феодотион перевели "арафел" как "сумрак". Симмах же передал "арафел" словом

"мгла". Еврей же (Иосиф Флавий) говорит, что "арафел" -- имя тверди, которой

достиг Моисей. Семь ведь твердей, говорят, есть, которые и называют

небесами, и называют имена, вспоминать которые ныне нет нужды. Я прочел об

этих семи небесах в сочиненном Аристоном из Пеллы диалоге Паписка и Ясона, о

котором Климент Александрийский говорит, что его сочинил святой Лука. Однако

же о сумраке, в божественном неведении созерцаемом, более божественно он

пофилософствовал и в своих посланиях; в пятом же он пишет об этом

совершенно.

21 Заметь, что путем отказа от всякого знания мы соединяемся с

неведомым.

Гл. 2. 1 И здесь он говорит о божественном сумраке и незнании. И

заметь: это и значит быть под божественным сумраком -- посредством невидения

и неведения видеть и разуметь Сущего выше созерцания и знания в самом

невидении и неведении. Это ведь и есть, говорит он, по-настоящему видеть и

ведать. Нигде больше он так не разъясняет, что такое ведение в неведении.

Прочти также и пятое, к Дорофею, послание.

2 Это из-за того, что вообще ничего подобного Ему по природе мы не

знаем. Вот что назвал он отъятием. Самородной же статуей он называет образ,

изваянный в нерасчлененном материале, например, в неповрежденном камне, в

каковом и стоит, когда кто-нибудь высечет что-то живое, как и Еврипид

поясняет в "Андромеде":

Некий девушки образ,

Из природных камней крепостных,

Изваяние мудрой руки.

Природной скульптурой из камня он назвал ведь самородную. Но то же -- и

когда вырежешь из стоящего и цветущего дерева некую часть и сделаешь ее

частью ложа, подобно тому, как -- говорит Гомер в "Одиссее" -- сделал

Одиссей, или же вырезал из этого дерева памятник победы. А он говорит и о

скульптуре из драгоценного камня, вроде того, как если смарагд, будучи

очищен от прилипшей земли, вдруг оказывается скульптурой, т.е. украшением,

на каковое главным образом взирая, он и произнес прокимен, как поэт Дионисий

во второй книге "Поэмы о драгоценных камнях":

Из глубого-зеленеющей яшмы, или из аметиста,

Отливающая багрянцем скульптура, из исчерна-черного гиацинта.

Все это обнаруживает ведь большую ученость этого святого мужа.

3 Это место сам отец далее разъясняет. Прибавления -- это когда что-то

положительным образом говорится о Боге, например, что Он -- Жизнь, Свет и

тому подобное. Отьятия же -- это когда что-то отрицается как чуждое Богу,

например, что Бог-- не тело, не душа и ничто ни известного или доступного

мышлению. Иначе. Что такое утверждения и отрицания, мы узнали по-иному из

сочинения "О божественных именах".

4 Знание сущего, говорит он, относящегося к Богу, неведения не

обнаруживает и явным не делает, но больше его покрывает и скрывает. А

связанный с сущим свет достоит понимать как познание сущего таким, каково

оно есть, о чем и дальше будет речь.

Гл. 3. 1 Что содержит книга "Богословских очерков". Вот богословские

принципы и отправные положения, касающиеся всякого божественного

просвященного знания и православия, необходимые, чтобы понимать, почему

единственна божественная природа, которую позднейшие 318 отцов назвали

единосущной; почему тройственна природа, которую мы называем триипостасной;

что означают свойства лиц, т.е. Отцовство и Сыновство; каковы освящающая

сила и богословие божественного Духа; почему сказано "Излилось из сердца

моего слово благое" (Пс. 44, 2); почему о почитаемом Духе сказано, что он от

Отца исходит; и почему Сын и Дух в Отце, в Себе и Друг в Друге находятся

вечно, нерасторжимо и нераздельно в пребывании неисходном. Подобает также

знать, что пребывание и стояние одно и то же, движение же -- оборотная

сторона пребывания. Он говорит, что божественная природа, всегда пребывающая

в неподвижности, представляется движущейся перемещением друг в друга.

2 Смысл сказанного таков: он говорит, что бытие Святой Троицы вечно, и

что Она не была когда-то иной, а после стала какой-то другой, и ни

разделения, ни превращения какого-либо Она не получила, но вместе,

одновременно с Отцом и из Него существуют Сын и Дух Святой, а не после Него.

3 Заметь, -- против несториан и акефалов.

Подобает, как мне кажется, отьятия предпочитать прибавлениям3. Ибо

прилагая, мы сходим от первейших через среднее к последним; а в этом случае,

восходя от последних к первейшим, все отнимаем, чтобы, открыв, уразуметь то

неведение, прикровенное в сфере сущего4 познаваемым, и увидеть тот

пресущественный сумрак, скрываемый всяческим светом, связанным с сущим.